Между плахой и секирой - Чадович Николай Трофимович - Страница 102
- Предыдущая
- 102/114
- Следующая
После недолгих поисков Левка нащупал в полe куртки некий предмет, формой и размерами соответствующий пресловутому гранатному запалу. Вскоре в вывернутом наизнанку потайном кармане обнаружилась дырка, в которую свободно проходил палец. Получалось, что запал никуда не пропадал, а все эти мучительные минуты находился у него под рукой. Тут уже деликатный Левка не удержался от ругательства.
Надорвав подкладку, он извлек запал на белый свет (который назывался так только по привычке, а на самом деле был тускло-серым, как вода в илистом озерце). Теперь свести счеты с жизнью не представляло никаких трудностей. Но Левка уже передумал. Друзьям он ничего плохого не сделал, а умереть из-за коварства Соньки было бы чересчур большой честью для нее.
При том что положение Левки оставалось весьма незавидным, настроение его постепенно улучшалось. Лилечка – очень хотелось этому верить – находилась в безопасности, а ему самому не нужно было больше мучиться над неразрешимой проблемой выбора между невольным предательством и невольным убийством. И все было бы хорошо, если бы только не этот сырой подвал, цепи на руках и – в перспективе – раскаленная сковорода.
Он быстро заснул, спал почти без сновидений и был разбужен тяжелыми шаркающими шагами снаружи. Затем в замке заскрипел ключ. (Как уже успел убедиться Левка, все замки, которыми пользовались аггелы, в том числе и тот, что скреплял его цепи, имели товарное клеймо Талашевского завода «Красный штамповщик».)
Аггел, посетивший Левкино узилище, мог бы шутя одолеть любого одесского амбала. Плечи его едва проходили в дверной проем, а кулаки были так велики, что вряд ли помещались в карманах. Кроме пистолета за поясом и связки ключей на мизинце левой руки, он имел при себе еще ржавую банку вроде той, из которой хозяйки поят домашнюю птицу, и надорванный пакет сухих овсяных хлопьев.
– Жри, – лаконично сказал он, оставив пайку у порога, а сам принялся внимательно осматривать Левкины цепи.
Кроме редкой физической силы, тюремщик обладал еще и завидной осторожностью. Не лишен он был и практической сметки, о чем свидетельствовало следующее предложение:
– Если у тебя часы остались или рыжье какое, ты мне лучше на хранение сдай. Целее будет. – Сказано это было гнусавым голоском потомственного сифилитика.
Левка выудил из кармана несколько медных монеток – в основном копеек и двушек, – которые и предъявил корыстолюбивому аггелу. Тот озадаченно глянул на Левкину ладонь, потом на самого Левку и, выругавшись, ногой выбил деньги.
Это во многом предопределило его дальнейшую судьбу. Боль в отбитых пальцах вывела из себя даже миролюбивого Левку. Едва только собиравшийся уходить аггел повернулся к дверям, как Лева, сорвав предохранительную чеку, сунул запал в задний карман его брюк. Передвигался аггел тяжело, как бегемот на суше – мешало увесистое мужское хозяйство, не помещавшееся между столбообразных ног. Поэтому за четыре секунды, в течение которых действует замедлитель, он не успел покинуть пределы подвала, чего очень опасался Левка.
Запал рванул – почти как пистолет выстрелил. Жалобно взвыв, детина рухнул на пол. Брюки на его правой ягодице дымились и быстро набухали кровью.
Конечно, Лева и не надеялся прикончить такого бугая одним гранатным запалом. Во время последней кастильской войны бывали случаи, когда талашевские партизаны казнили сходным способом особо зловредных инквизиторов. Но для этого запал забивался глубоко в задний проход осужденного, который потом долго и мучительно умирал от потери крови. Здесь же ставка делалась на то, что человек с развороченной ягодицей на некоторое время утратит способность к сопротивлению.
Расчет Левки на этот раз оправдался. Пока аггел вопил, извиваясь на полу, он успел выхватить у него из-за пояса пистолет, а потом уже спокойно подобрал ключи, отлетевшие в сторону. После этого можно было не торопясь напиться воды из ржавой жестянки.
– Не вопи, – сказал он затем аггелу. – А не то придется тебя добить.
– О-о-о! – выл тот. – Помира-а-аю!
– Не помрешь, – успокоил его Лева. – Там у тебя ни одного крупного сосуда нет. Одно сало.
Сняв ручные кандалы, он под угрозой пистолета попытался нацепить их на раненого аггела, да не получилось – железные браслеты не сходились на широченных запястьях.
– Где сейчас ваши люди? – спросил Лева, убедившись в тщетности своих попыток. – Спать еще не ложились?
– Уже проснулись давно и пошли твоих дружбанов мочить, – ответил аггел, осторожно ощупывая зад. – А-а-а! Сам Ламех их повел.
– А здесь сколько осталось?
– Не считал.
– А если подумать? – Лева ткнул его стволом пистолета в ухо.
– Человек десять. Может, чуть больше.
– Чем они занимаются?
– Я откуда знаю. О-о-о!
– Тебя просили не шуметь. Лежи тихо и тогда жить останешься. А я пойду себе потихоньку.
– У-у-у! – вновь взвыл аггел. – Куда же ты пойдешь, если наверху двое наших дежурят. Они тебя, как блоху, прихлопнут.
– Что-то не очень они спешат тебе на выручку, – засомневался Левка.
– Зачем им в мои дела лезть… Может, я побаловаться с тобой решил. Но уж потом они сюда непременно заявятся. Так что готовься. Отвечать будешь за мою задницу.
– Слушай, ты меня доведешь сейчас! – разозлился Левка. – Уж если мне действительно придется за что-то отвечать, то лучше за твою башку!
Лукавил аггел или говорил правду, осталось неизвестным, однако слова его весьма озадачили Левку. Покинуть виллу можно было только скрытно. Если же придется затевать наверху перестрелку с часовыми, то, во-первых, еще неясно, чем она кончится (Лева здраво оценивал свои боевые качества), а, во-вторых, пальба разворошит все это осиное гнездо. Попробуй уйди тогда под огнем десятка стволов.
Из тягостной задумчивости Левку вывел раздавшийся в коридоре шум. Неужели аггелы, обеспокоенные долгим отсутствием товарища, и в самом деле идут сюда?
Красноречивым взмахом пистолетного ствола призвав раненого молчать, Левка приготовился к обороне. В такую переделку ему довелось попасть впервые, но ведь когда-нибудь да надо начинать. Или, как ни печально это звучит, заканчивать.
Звуки тем временем приближались, хотя были какими-то странными – как будто кто-то крался по коридору, но одновременно волок на себе шкаф.
– Здесь! – Голос был похож на сипение удавленника.
Тут же в каталажку ураганом влетел Толгай с обнаженной саблей в руке. Цыпф едва-едва удержался от выстрела.
– Привет, Левка, – радостно оскалился степняк. – Живой-здоровый? Мой риза… довольный… очень довольный…
За Толгаем в распахнутую дверь ввалился Зяблик, да не один, а на пару с полузадушенным аггелом, горло которого он крепко сжимал локтевым сгибом левой руки. Сразу было ясно, что бдолаха сегодня он отведал вволю.
С первого взгляда оценив обстановку, Зяблик одобрительно кивнул:
– Отвага водку пьет и кандалы рвет. Так Ванька-Каин любил говорить, сущий голубь, кстати говоря, по сравнению с нынешними каинистами… А теперь надо линять отсюда в темпе. Ламех у нас на хвосте висит, да и здесь рогатых хватает.
Как бы в подтверждение его слов снаружи донеслась глухая дробь выстрелов.
– Тиз! – заволновался Толгай. – Быстрее! Смык с бабами япа-ялгыз остался… Один… Помогать надо…
Обоих аггелов, обязанных своими жизнями только мольбам Левки, заперли в подвале, после чего всей гурьбой бросились наверх, где, как пожар на дровяном складе, быстро разгоралась перестрелка.
– А пушка? Где кирквудовская пушка? – не утерпел Лева.
– Разбили мы ее к хренам собачьим! – махнул рукой Зяблик. – Ты ведь к аггелам сбежал… Мало ли как дело могло повернуться.
– Да не сбежал я! – горячо возразил Левка. – Неужели Лилечка не объяснила вам мои обстоятельства!
– О твоих обстоятельствах мы еще поговорим, – Зяблик, остановившись на верхней площадке ведущей во двор лестницы, осторожно выглянул наружу. – В более спокойной обстановке и очень подробно. Но мало тебе не будет, заранее обещаю.
- Предыдущая
- 102/114
- Следующая
