Между плахой и секирой - Чадович Николай Трофимович - Страница 83

• Предыдущая
• 83/114
• Следующая

Уже не надеясь ни на что хорошее, но и не собираясь облегчать врагам их подлые хлопоты, Лева резко свернул в сторону.

Негромкий смешок, раздавшийся за его спиной, прозвучал не менее страшно, чем пистолетный выстрел. Голос – женский, незнакомый! – не без издевки произнес:

– Куда это ты так спешишь, Лева?

Продолжая держать охапку цветов на плече, Цыпф медленно обернулся. Вид он сохранял невозмутимый, хотя одному Богу было ведомо, каких это требовало усилий.

Женщина, назвавшая его по имени, уже покинула заросли и сейчас стояла посреди заброшенного дворика, постукивая носком ботинка по гнилому пеньку. Ее расслабленная поза демонстрировала как отсутствие собственных недобрых замыслов, так и полное доверие к противоположной стороне.

Это немного успокоило Цыпфа, и он пригляделся к женщине повнимательней. Ничего особенного в ней не было. Усталое, уже поблекшее лицо. Тусклые, небрежно прибранные волосы. След очков на переносице. Да и наряд ее выглядел совершенно обыденно (хотя не для Будетляндии, а скорее для Отчины): мешковатые штаны неопределенного цвета, соответствующая им по фасону куртка, позаимствованная из неисчерпаемых запасов приснопамятного Управления исправительно-трудовых работ, грубые кирзовые ботинки.

На Леву женщина смотрела чуть прищурившись, не то с ехидцей, не то с затаенной жалостью.

– Может, поздороваемся? – она первой нарушила неловкое молчание.

– Здравствуйте, – произнес Цыпф натянуто. Сердце его продолжало колотиться. – Чем обязан?

– А попроще сказать нельзя? – женщина еще больше прищурилась.

– Разве мы с вами знакомы?

– Было дело, – кивнула она.

– И… как же вас зовут?

– Угадай с трех раз.

– Затрудняюсь, знаете ли… Вы из Отчины?

– Естественно.

– А как здесь оказались?

– Проездом, – загадочно ответила она. – Ну так как же меня все-таки зовут?

– Не помню, – сдался Лева. – Уж извините…

– А я-то надеялась… – Похоже, женщина и в самом деле была искренне огорчена. – Дырявая у тебя память, Лева.

– Память у меня как раз неплохая, – Цыпф уже окончательно освоился в странной ситуации и теперь лихорадочно пытался сообразить: кто эта женщина и чего она от него хочет.

– А цветочки кому? – поинтересовалась она. – Девочке?

– Да, – с достоинством кивнул Цыпф.

– Которая из них твоя? Та, что пожиже, или та, что поплотнее?

– Та, что поплотнее… Вы следили за нами?

– Имела удовольствие любоваться. Правда, издали.

– Почему именно издали?

Вопрос был наивный, хотя и с хитрецой. Женщина прекрасно поняла это, но ответила с обезоруживающей прямотой:

– Опасно к вам близко подходить. Многие уже за это поплатились.

– Ага… – Лева осторожно положил цветы на землю. – Скажите, пожалуйста… я давно интересуюсь… голова у вас от рогов не болит?

– Они у меня совсем маленькие, – женщина потрогала что-то в своих волосах. – Как у новорожденного козленочка. Хочешь посмотреть?

– Нет, спасибо…

По выражению глаз и по движениям своей собеседницы Лева уже догадался, что она под завязку накачана бдолахом и сейчас представляет собой смертельно опасную боевую машину, которой для расправы с отдельно взятым человеком и оружия-то никакого не надо. Почему же тогда он еще жив и ради чего ведется этот путаный, уклончивый разговор?

– Твоя девочка любит цветы? – спросила женщина.

Лева сначала хотел примерно отбрить ее, но вовремя сдержался – зачем зря дразнить маньячку.

– У нее завтра день рождения, – эта информация никак не могла повредить ни ему, ни Лилечке.

– Ого! – женщина изобразила удивление. – И что ты ей подаришь? Только цветы?

– Да вот ничего другого не нашел.

– Кавалер ты, Лева, незавидный.

Сказано это было с сочувствием. Затем женщина принялась поочередно проверять содержимое своих карманов. На белый свет появились очки в суконном чехле, скомканный носовой платок, пакет стерильных бинтов, пистолет неизвестной Цыпфу модели, щербатая расческа и заколка для волос. Наконец она обнаружила то, что искала, и с возгласом: «Лови!» – швырнула Левке.

На летящие предметы он всегда реагировал плохо, но на сей раз изловчился и перехватил подарок в воздухе. Это было что-то вроде старинного колье – много тусклых, дымчатых камней, нанизанных на золотую цепочку.

– Подари своей девочке, – сказала она. – Но обо мне, чур, ни слова. Ни ей, ни кому другому. Особенно псирам вашим, Смыкову и Зяблику.

– Хорошо, – согласился Лева, понимая, что положение его не так уж и безнадежно, как казалось вначале. – Мне, стало быть, идти можно?

– Если не спешишь, давай еще поболтаем.

– То-то и оно, что спешу, – заторопился Лева. – Меня всего на полчаса отпустили. Боюсь, сейчас тревогу поднимут.

– Ты еще придешь сюда? – прищуренные глаза женщины все еще застилал шальной туман бдолаха, но в голосе звучала такая мольба, что Цыпф даже вздрогнул.

– Не знаю… – замялся он.

– Ты должен прийти, – сейчас это была уже не мольба и не приказ, а окончательная констатация факта: «Ты должен прийти, иначе…»

– Когда? – устоять против такого напора было невозможно.

– Я буду здесь все время.

– Я постараюсь…

– Эх, Лева, Лева… Всегда ты был тюфяком… Пообещай мне.

– Обещаю, – сдался Цыпф.

– И постарайся обязательно вспомнить мое имя. Во всем свете его знаешь один только ты.

– Неужели вы не знаете собственного имени? – глупо удивился Цыпф.

– Сейчас меня зовут Цилла. В честь жены Ламеха, потомка Каина в пятом колене. Но когда-то, в другой жизни, у меня было совсем иное имя. Очень важно, чтобы ты вспомнил его… А теперь иди и не оборачивайся… Не забудь цветы…

Когда он вернулся в лагерь, лицо у Верки было такое белое, что по контрасту с ним волосы выглядели уже не чистым льном, а обычной паклей.

Ни слова не говоря, она заехала Цыпфу кулачком в ухо. Потом из ее уст раздались звуки, которым как нельзя лучше подходило определение «змеиное шипение».

– Тварь бессовестная! Жаба поганая! Где же ты был? Я тут до полусмерти измаялась! Вторую смену стою, боюсь Смыкова будить! А если бы аггелы тебя припутали? Кто бы за это отвечал? Да чтобы я тебе еще хоть когда-нибудь поверила! На полчаса, гад, попросился, а сам неизвестно где два часа болтался! В Киркопию за это время можно сбегать! Ах ты…

– Простите, Вера Ивановна, увлекся, – стал оправдываться он (впрочем, без особого энтузиазма). – Больше не повторится.

– Это уж точно! Теперь если и уйдешь куда, так только через мой труп!

Впрочем, надолго Верки не хватило. Пошипев еще немного, она завалилась спать, возложив на Цыпфа обязанность самому разбудить Cмыкова, дежурившего в третью смену.

У Левки же сна не было ни в одном глазу. Забросив подальше колье (мало ли какую заразу оно могло таить) и припрятав цветы, он принялся скрупулезно и беспристрастно анализировать все только что с ним случившееся.

О том, что женщины-аггелы куда как опаснее своих единоверцев-мужчин, он уже слышал. Объяснялось это тем, что если среди представителей сильного пола стадии «рогатого» достигал каждый второй-третий, то среди прекрасных дам – только каждая пятидесятая, то есть наиболее оголтелая. И вот одна из этих ведьм, прекрасно знавшая, кто находится перед ней, готовая к бою и хорошо вооруженная, почему-то отпустила своего смертельного врага живым да еще и несла при этом всякую околесицу.

Ни о каком романтическом чувстве тут, конечно, не могло быть и речи. Лева даже с большой натяжкой не мог сойти за предмет женских вожделений, да и эта Цилла, похоже, давно миновала стадию любовных увлечений.

Сам собой напрашивался вывод – Леве просто морочат голову, чтобы в дальнейшем склонить к предательству. Вот только способ для этого избран весьма экзотический. Намного проще было бы применить раскаленные клещи или опасную бритву (представив, как ему отрезают уши и вырывают язык, Лева содрогнулся).

Короче, все тонуло в тумане предположений и домыслов, а неоспоримым оставалось только одно: аггелы обложили ватагу со всех сторон и от последнего решительного броска их удерживает только страх перед неведомым оружием, однажды уже продемонстрировавшим свою фантастическую мощь. О том, что кирквудовская пушка может действовать только в пределах, ограниченных размерами небесного невода, рогатые, очевидно, не догадывались.

• Предыдущая
• 83/114
• Следующая