Граальщики - Холт Том - Страница 19

• Предыдущая
• 19/72
• Следующая

– Как посмотреть, – пропыхтел в ответ Ламорак. – Если он будет знать, что мне приходилось терпеть от тебя с тех самых пор, как мы покинули Бирмингем, он, возможно, подумает: «Удачи тебе, старина!» – Он отшвырнул камень, который приземлился едва ли в двух футах от него, и тяжело опустился на землю.

– Да ну! – воскликнул оскорбленный Пертелоп.

Ламорак глубоко втянул в себя воздух, посмотрел на свои ободранные, кровоточащие руки и вздохнул.

– Знаешь что, – сказал он, – давай договоримся. Ты берешь компас, карту, свой рюкзак, мой рюкзак – в общем, все, – а я остаюсь здесь, чтобы умереть с миром. Как тебе такой план?

Пертелоп покачал головой.

– Не волнуйся, – жизнерадостно сказал он, – я совершенно не собираюсь просто взять и бросить тебя, как ты мог такое подумать?

– Правда?

– Правда.

Ламорак покивал, затем вновь потянулся дрожащей рукой за камнем. Пертелоп пинком отшвырнул камень в сторону, отошел и мрачно пристроился под песчаной дюной.

Впрочем, это было ненадолго; Пертелоп никогда не умел долго дуться. Поэтому, как раз когда Ламорак задремал и уже видел во сне вожделенный плавательный бассейн, полный охлажденного пива и обложенный со всех сторон гамбургерами, Пертелоп присел рядом, на расстоянии нескольких благоразумных футов, и, вытянув правую ногу, потыкал своего товарища под ребра.

– Ничего, – сказал он. – Нам что-нибудь обязательно подвернется, вот увидишь.

Ламорак тихо простонал и перевернулся на бок. Пертелоп подобрался поближе.

– Кроме ящериц, – сказал он, – здесь есть еще змеи и какой-то вид маленьких птичек. Вообще-то говоря, птички нынче встречаются довольно редко, из-за разрушения их среды обитания токсичными промышленными отходами, так что мы будем есть их только как самое крайнее средство. Но, как я уже сказал, у нас еще остаются ящерицы и…

– М-н-н-н.

– А еще может случиться, – продолжал Пертелоп, – что нас спасет какое-нибудь племя бродячих аборигенов, хотя вообще-то их не стоит так называть, потому что на самом деле у них очень древняя и благородная культура, с очень развитой религией неомистического толка, которая позволяет им синхронизироваться с землей, и все такое. Я где-то…

– Пертелоп, – сказал Ламорак, – я лежу на упаковочном ящике.

– Ну так подвинься немного. Я где-то читал, что они могут идти много дней не отдыхая, всего лишь распевая песни, и выйти в точности туда, куда они хотели попасть, просто гармонизируя волновую структуру излучения своего мозга с латентными геотермальными энергиями…

– Пертелоп, тут написано «Консервированные персики».

– Прости?

– На крышке, – отвечал Ламорак. – Здесь этикетка, на которой написано: «Консервированные персики».

Повисла минутная пауза.

– Что ты сказал? – переспросил Пертелоп.

– О господи боже мой, – заорал Ламорак, – да подойди ты сюда и посмотри сам!

Они вдвоем выскребли наполовину засыпанный ящик из земли и сломали отвертку пертелоповского швейцарского армейского ножа, срывая крышку.

Упаковка была полна жестянок с персиками.

– Быстрее, – прошипел Ламорак, – дай мне твой чертов ножик. – Он схватил его и лихорадочно защелкал лезвием открывашки, пытаясь подцепить его ломающимися ногтями.

– Постой-ка, – сказал Пертелоп, крутя в руках банку. – Прости, Лам, но боюсь, что мы не можем их есть. Очень жаль, но…

Ламорак застыл.

– Какого черта, что значит – мы не можем их есть? – спросил он. – Конечно, они немного заржавели, но…

Пертелоп покачал головой.

– Не в этом дело, – сказал он решительно. – Видишь, что здесь написано на этикетке? Сделано в Южной Африке. Так что, боюсь…

Ламорак посмотрел на него очень пристально и положил нож на землю.

– То есть, – продолжал Пертелоп, – я понимаю, нам действительно не повезло, но я всегда говорил, что принципы есть принципы, и было бы неблагородно, если бы мы следовали им только в хорошие времена, поскольку…

Он все еще продолжал говорить, когда Ламорак ударил его консервной банкой по голове.

Западноавстралийский орден Фруктовых Монахов является одной из немногих уцелевших ветвей великой волны воинствующего монашества, возникшей вскорости после падения Константинополя в 1205 году. Тамплиеры, госпитальеры и Рыцари св. Иоанна по большей части прекратили свое существование или были поглощены другими организациями и потеряли свою самобытность; но Monachi Fructuarii все еще держались своего древнего уклада, и их орден оставался в основном таким же, как во дни своего основателя, св. Анастасиуса из Иоппы.

По легенде, святой Анастасиус, вдохновленный примером солдата, давшего Христу во время крестных страданий смоченную в уксусе губку, установил свой первый ларек с фруктовым соком возле основного паломнического пути из Антиохии в Иерусалим в 1219 году. К середине тринадцатого столетия ярко раскрашенные киоски ордена были привычным для взгляда явлением по всем городам и весям Святой Земли; а после того, как падение Акры положило конец присутствию крестоносцев на Ближнем и Среднем Востоке, монахи обратили свой взор на другие пустынные уголки земли. Постепенное сокращение личного состава, разумеется, сильно ограничило размах их деятельности, так что в наши дни им приходится довольствоваться тем, чтобы оставлять ящики с консервированными фруктами в случайных точках, полагаясь на то, что Провидение направит к ним заплутавшего странника.

В 1979 году управление орденом перешло в руки транснациональной пищевой цепи, главный офис которой расположен в Австралии, и простые деревянные упаковочные ящики теперь постепенно заменяются монетными торговыми автоматами; но процесс рационализации далек от завершения даже сейчас.

Это был подходящий момент для примирения.

– Съешь персик, – сказал Ламорак. – Если тебя это утешит, на вкус они совсем не напоминают Южную Африку.

Пертелоп поднял голову и почти тотчас же опустил ее обратно.

– Что меня ударило? – поинтересовался он.

Ламорак пожал плечами.

– Ты можешь мне не верить, – сказал он сквозь фруктовую кашу во рту, – но это была банка консервированных персиков.

– Правда?

Ламорак кивнул.

– Должно быть, выпала из пролетающего самолета. Или, может быть, у них здесь серьезный переизбыток персиков – что-нибудь относящееся к Общей сельскохозяйственной политике. Как бы там ни было, она упала тебе на макушку, и ты выключился, как электрическая лампочка. Жалко, – добавил он, – что сэр Исаак Ньютон обскакал тебя насчет гравитации, а то ты мог бы сорвать неплохой куш. Не бери в голову, – заключил он и громко рыгнул.

– Лам, – прошептал Пертелоп, – я хочу есть.

– Охотно верю, – отвечал его сотоварищ. – Жалко на самом деле, что тебе нельзя есть эти персики, потому что…

Наступила тишина, прерываемая лишь звуком движения ламораковых челюстей. Для человека, одолеваемого сильной зубной болью, он, казалось, вполне неплохо справлялся с жевательным процессом.

– Мне говорили, – осторожно начал Пертелоп, – что большая часть консервов, предположительно изготовленных в Южной Африке, только консервируется там. А на самом деле все это скорее всего выращивается в государствах за линией фронта.

Ламорак кивнул.

– Широко известный факт, – ответил он. – Я это где-то читал, – с важностью добавил он. – Грязные делишки, на мой взгляд.

– Совершенно верно, – согласился Пертелоп; затем спросил: – Что ты имеешь в виду?

– Экономический саботаж, – отвечал его товарищ, качая головой. – Режим Претории консервирует свои фрукты в банках с южноафриканскими этикетками, так что никто не хочет их покупать, и таким образом подрывает свою экономику. Настало время что-то с этим делать.

– Да. Хм. Например?

– Например, есть эти фрукты, – сказал Ламорак, протягивая ему банку. – Это научит их уму-разуму, а?

Примерно полчаса спустя оба рыцаря, расслабившись, откинулись на спину, окруженные пустыми жестянками, и улеглись, не двигаясь.

• Предыдущая
• 19/72
• Следующая