За веру, царя и социалистическое отечество - Чадович Николай Трофимович - Страница 80

• Предыдущая
• 80/88
• Следующая

На досуге Богданов сочинял утопические романы, где пропагандировал свои весьма нетривиальные взгляды на мораль, искусство, семью и секс.

Ленин, имевший характер отнюдь не ангельский, люто ненавидел Богданова, ставил на одну доску с иудой Каутским и постоянно поносил в партийной прессе, что, впрочем, не помешало Александру Александровичу стать делегатом почти всех большевистских съездов.

Джон Рид, наоборот, сразу сошелся с Богдановым накоротке. Они даже сдружились, если только это понятие применимо к отношениям двух особ, патологически неспособных испытывать обыкновенные человеческие чувства.

Рид снабжал Богданова всем тем, чего так не хватало в объятом голодом и разрухой Петрограде: новейшим научным оборудованием, редчайшими химикатами, самыми свежими специальными изданиями, даже сахаром и хлебом. Богданов со своей стороны поставлял идеи – единственное, что имелось у него в избытке.

Для ординарно мыслящих людей эти идеи выглядели форменным безумием, но каждая несла в себе рациональное зерно, обещавшее дать всходы спустя много-много лет…

Вскоре Сталин доставил из Разлива первую партию загадочных грибов («Кого собираетесь травить этими поганками? Международную буржуазию? Ха-ха-ха…»), и Богданов приступил к изготовлению чудесного эликсира, посредством которого можно было легко манипулировать сознанием масс, как революционных, так и контрреволюционных.

Риду в этих экспериментах отводилась роль ассистента, благодарного слушателя, а на крайний случай – пожарника. Делая несколько дел сразу, Богданов не переставал комментировать происходящее (вполне вероятно, что, ежедневно рискуя жизнью, он видел в Риде продолжателя своей научной деятельности).

– Порядковое название этих грибов – пластинчатые. Семейное – страфориевые. А родовое, согласно принятой ныне классификации, – псилоцибе, – вещал он, попутно разгоняя газетой «Рабочий путь» ядовитые испарения, пробивавшиеся из перегонного куба. – Они содержат самые разнообразные алкалоиды: холин, мускарин, триптамин.

– Признаться, эти термины режут мой слух, привыкший к певучей и образной русской речи, – молвил Рид. – Псилоцибе – звучит как-то дико. Совсем другое дело: веселка, вешенка, груздь, боровик, бздюха.

– В средней полосе России таким сортом грибов никто никогда не интересовался. Вот и обошли его метким названием, – пояснил Богданов. – Мои предки, славяне, предпочитали одурманивать себя хмельным медом и брагой. Зато северные народы этот грибок давно оценили. Эвенки называют его – окай, а чукчи – ванак. Тамошние шаманы, поедая сушеные шляпки, приводят себя в состояние экстаза. Индейцы майя считали псилоцибе даром небес и даже ставили в его честь каменные изваяния…

Один из великого множества медных змеевиков, делавших лабораторию Богданова похожей на логово сказочной Эгле – королевы ужей, утратил герметичность, и повсюду распространился запах, в сравнении с которым даже вонь тюремной параши могла показаться ласковым дуновением зефира.

Пока Рид, прилагая героические усилия, устранял аварию, а Богданов всеми возможными способами пытался проветрить лабораторию, в заранее приготовленную реторту поступила первая порция готового к употреблению грибного экстракта.

– Так о чем мы тут с вами беседовали? – Богданов, вернувшийся на прежнее место, вопросительно глянул на Рида (мыслей у него в голове было столько, что они все время разбегались, и почтенный ученый постоянно пребывал в положении кошки, рискнувшей поиграть сразу с несколькими мышами).

– Про гриб псилоцибе и индейцев майя, – охотно напомнил Джон Рид.

– Ах да… Ни одна религиозная церемония не обходилась без отвара псилоцибе. Причем употребляли его не только жрецы, проводившие кровавые жертвоприношения, но и жертвы, обреченные на заклание.

– Короче, веселились все, – пробормотал Рид, у которого с непривычки не только мутилось в голове, но и в желудке бунтовало.

– Веселились или, наоборот, обретали ледяное спокойствие, это нам как раз и предстоит выяснить, – изрек Богданов, имевший дурную привычку ставить опыты на себе самом или на ближайших своих сотрудниках. – Знаете, в чем состоит главная проблема любого практикующего фармацевта? В правильном определении дозы лекарственного вещества, а также яда. Помните убийство Распутина? Цианистый калий не подействовал на него, причиной чему стала передозировка. Экстракт псилоцибе сам по себе не ядовит, это уже доказано. Но вот в каких количествах его следует употреблять, дабы достичь желаемого эффекта, пока не совсем ясно. Этим мы сейчас и займемся…

Говоря так, Богданов пододвинул Джону Риду стакан с дистиллированной водой, в который успел что-то капнуть из пипетки.

– Это мне? – без особого восторга осведомился тот.

– Вам, кому же еще… Пейте, не бойтесь. Я бы и сам выпил, да боюсь оставить без присмотра аппаратуру.

Рид послушно выпил, но на первых порах совершенно ничего не ощутил. Вода как вода. Безвкусная, да вдобавок тепловатая. Эх, сейчас бы синебрюховского пива, так ценимого Лениным! Или хотя бы поддельного ямайского рома, ставшего жертвой излишней щепетильности Мишки Япончика.

Дабы скоротать время, они заговорили о последнем романе Богданова, в котором тот живописал строительство марсианских каналов.

– Выглядит все, скажем прямо, довольно наивно. – Рид неожиданно для себя самого резанул правду-матку. – Если марсиане уже овладели атомной энергией, не проще ли было добывать воду из минералов, где она содержится в связанном состоянии, чем рыть в мерзлом грунте громадные траншеи?

– Каналы являются как бы символом созидательной деятельности, – пояснил Богданов, глаз не спускавший со своего собеседника. – Должны же разумные существа направлять куда-то свою творческую энергию. Вот пусть и роют каналы. Вопрос об их целесообразности не обсуждается.

– А не лучше ли тогда возвести новую Вавилонскую башню? Ну чем не символ созидательной деятельности? Или утыкать всю планету каменными идолами, как это уже имело место на острове Пасхи? Ты, Саша, вроде бы и умный человек, но рассуждаешь, прости меня за откровенность, как последний дурак… В духе нашего общего приятеля Троцкого. Дай тому волю, он все на свете перекопает… Сталин – наоборот… Этот под кого-то другого копал бы. И вообще, достали вы меня! Марксисты, монархисты, анархисты, дери вас реей в зад…

– Прежде вы часто употребляли нецензурные выражения? – поинтересовался Богданов.

– Тебе какое дело! Допустим, что часто. А может, и не очень… Я американец! Человек воспитанный. Не чета некоторым… Саша, ты знаешь, как по-английски будет «дерьмо»? Шит! Вот ты этот самый шит и есть. Плесни мне еще чего-нибудь. Да не жалей… Сейчас споем… «Вставай, проклятьем закл… зекл… зекалэмэнэ…»

Очнулся Рид на матрасике, который прежде служил постелью хозяйскому псу, недавно скончавшемуся после одного неудачного эксперимента.

Человек в здравом рассудке улечься на этот блошиный рассадник никак не мог, а посему соответствующие выводы напрашивались сами собой… Но, с другой стороны, Рид не ощущал никаких мук похмелья. Голова его была свежей, жажда не мучила, тошнота не досаждала. Вот только все, что предшествовало отходу ко сну, напрочь выпало из памяти.

– Как самочувствие? – поинтересовался Богданов, успевший наполнить экстрактом псилоцибе уже с полдюжины реторт.

– Бывает и лучше. – Рид сел. – Хотя я ожидал чего-то гораздо худшего.

– Какие выводы следуют из нашего опыта? – Богданов одел очки и раскрыл лабораторный журнал. – Опишите, пожалуйста, ваши ощущения.

– Одну минуточку… – Рид попытался внимательно вслушаться в свой организм. – Вам простыми словами или научными?

– Как угодно. Но желательно без мата.

– Велика была доза?

– Один миллиграмм.

– Тогда пишите: употребление одного миллиграмма препарата спустя четверть часа вызывает у человека средней массы состояние, сходное с алкогольным опьянением, однако без видимых негативных последствий, свойственных последнему.

• Предыдущая
• 80/88
• Следующая