Спецпохороны в полночь: Записки «печальных дел мастера» - "Novela" - Страница 18

— Лева, а ведь я столько, получается, пожил! Пятого генерального похоронил!

Я не поверил:

— Просчитался, Жора… Не может быть. Пятый жив…

— Пойдем, — отвечает, — покажу. Плоховато, Лева, знаешь историю.

Подвел к надгробью.

— Читай…

— Читаю: "Г. М. Маленков…"

Может быть, "похоронщикам" и не след вмешиваться в работу прессы и лезть со своим "кладбищенским" мнением? Но мы с Жорой вдруг вспомнили, что за день до смерти Г. М. Маленкова журнал "Огонек" ударил по старику "клеймящей" статьей, где бывший секретарь ЦК КПСС выступал в роли кровавого палача…

Мы с Жорой не спешили судить усопшего… Нам равно было противно перемывание мертвых костей… И мы, признаться, без должного почтения восприняли, может быть, и очень правильную, но явно запоздавшую огоньковскую публикацию… Легко быть смелым вдогонку за отгремевшими событиями…

Впрочем, возможно, мы с Жорой и не правы… Но Жора словно бы во имя высшей справедливости "разрезал" биографию Георгия Максимилиановича на две части и рассказывал мне:

— Чего к нему теперь-то цепляться… Он давно уже отстал от всяких партийных заданий и заседаний. В религию ударился. Видно, решил замолить грехи. Перед смертью велел положить в могилу образок… и чтоб тело его отпевали в церкви…

Такие вот зигзаги судьбы и умонастроений…

— Жора, как же так получилось, что ты с напарником уронил гроб в могилу и вся страна, припавшая к телевизору, услыхала грохот? — спросил я своего приятеля после похорон Леонида Ильича.

И понял — к нему с этим вопросом приставали многие… даже надоело отвечать. Но мне он все-таки объяснил:

— Никакого гроба мы не роняли. Представляешь, Лева, мы с напарником держим этот тяжеленный гроб на полотенцах и ждем знака от коменданта Кремля. А этот дурак приказал нам опустить гроб в могилу точно в тот момент, когда даст отмашку, ровно в двенадцать часов. Но на этот же самый момент "назначили" и пушке грохнуть. Вот и вышло, будто это мы с таким грохотом Леонида Ильича уронили. Между прочим, за эти похороны нам всем премию дали, а если бы что не так…

Так я лично горжусь знакомством с Георгием Владимировичем Прохановым, штатным похоронщиком великих мира сего. Но ему не завидую. Мне как-то проще живется, а ему…

— И не завидуй, — советует Жора. — Когда копаем могилу под Кремлевской стеной, — мука, а не жизнь… Даже, прости, в туалет под конвоем… Домой не отпускают!

… Прошел примерно год после похорон матери Брежнева. Иду как-то мимо того места, где ее могила, и вдруг вижу — над ней возвышается изящный памятник из монолита цвета вороньего крыла. Это ниспадающее благородными складками покрывало и красивая надпись… Скромно, вроде, но ведь и дорого, и с большим вкусом.

Я, признаться, долго любовался этой работой, а когда на следущий день поехал по своим делам на завод, где делаются памятники и надгробные плиты, поинтересовался у директора:

— Володя, кто мог у нас сделать памятник матери Брежнева? Работа превосходная…

Володя улыбнулся:

— Мы, мой цех…

Но особо хвалиться не стал, рассказал все, как было. Задание, сами понимаете, "каменщики" получили ответственнейшее. Родной матери прославленного генсека памятник сделать! Думали, думали… И надумали… Кто-то вспомнил, что в Гори, на могиле матери Иосифа Виссарионовича стоит скромное с виду, но впечатляющее, художественно безупречное надгробие…

— Так что мои мастера отдублировали эту и впрямь великолепную работу, — досказал Володя.

Но на этом история с памятником не закончилась. Моя подопечная, вдова писателя, чьи произведения отнюдь не пользовались "всенародным" спросом, решила отблагодарить директора каменотесного завода за качественно выполненное надгробие для могилы мужа. И она, видно, давно не вникавшая в течение обыденной жизни, мало связанная с решениями-постановлениями аппаратных вершителей судеб, не нашла ничего лучшего, как отдарить моего Володю десятитомником своего любимого усопшего мужа…

Володя (дело было при мне) воздел руки горе, потом решительно отодвинул увесистый подарок в сторону дарительницы. Но моя вдова не сдавалась — придвинула ближе к его рукам. Но и Володя проявил упорство — опять передвинул к несколько изумленной даме. И так было до трех раз. После чего несокрушимый директор завода по изготовлению надгробий заявил:

— Никаких подарков. Имею опыт. Когда устанавливали памятник матери Брежнева, ко мне подошла какая-то его родственница и сунула в карман коробочку со словами благодарности, само собой. Когда же я открыл эту коробочку, — ахнул — в ней лежали очень, очень дорогие золотые часы с золотой цепью фирмы "Омега". Я прошел к себе в кабинет. Там меня уже ждали. "Где то, что вам подарили?" "Вот, — говорю, — возьмите, пожалуйста". Взяли и порадовали: "Ваше счастье, что вернули, иначе бы пришлось ходить босиком по льду".

Между прочим, как известно, Сталин не доехал до Гори и не присутствовал на похоронах матери, которую, как рассказывают, любил. Поезд, в котором он ехал, остановил Берия и нашептал вождю, что, мол, спешить в Гори совсем неразумно… готовится покушение… И "мудрый вождь и учитель всего прогрессивного человечества" отрекся от традиции своего народа, не рискнул попрощаться с усопшей матерью… Такие дела…

А Жора-таки ввел моду на красный панбархат… Представители и представительницы высшего партийно-государственного "света" с одобрением восприняли новшество и то и дело стали просить его "оформить" могилу красным… чтоб "не было видно земли", чтоб "вид земли не действовал на нервы…" Жора выписывал со склада то алый панбархат, то красный шелк, — что наличествовало, и превращал место успокоения своих "начальников" и их родных в своеобразную, сплошь обтянутую материей шкатулочку…

А почему бы и нет? Раз "им" так нравится, раз пошла такая мода. И кому в убыток эти метры красной материи? Они же государственные, то есть, по сути, ничьи… Народ вряд ли одобрил бы такой изыск? А откуда он узнает, как там, у "верхних", все происходит? Разве многочисленные охранники и оберегатели не бдят?

А то, что простые смертные часто вынуждены опускать гробы со своими дорогими усопшими прямо в воду, в болотистую топь, — что ж, грустно, конечно, да ведь на всех сухих мест не хватит… Простой смертный всегда должен со стыдом чувствовать, как много его развелось, и сдерживать свои желания и хотения, не претендовать, одним словом.

Так или иначе рассуждает кремлевская знать, приученная жить на всем готовом, но, как показали дальнейшие события, их вечная вера в собственную избранность и абсолютную безнаказанность имела свои пределы… Народ безмолвствовал, безмолвствовал и вроде бы внезапно взбунтовал…

Полно, дамы и господа! Никакой внезапности нет. И прежде чем выйти на митинги и демонстрации против коррумпированного чиновничества, против их "спевки" с мафией, встать на забастовки, — сколько весело-бесстрашных анекдотов бодрило народный дух! Именно анекдоты давали самое верное представление об отношении народа к корыстным властолюбцам, отражали социальный и психологический настрой определенного отрезка времени, учили не мириться с официальной "брехоловкой" по поводу "очередных наших крупных достижений", которые будто бы "потрясли весь мир"…

Из-под многих засидевшихся величавых задов повыбил троны народный гнев… А мой Жора как выполнял, так и продолжает выполнять свои печальные обязанности. Что ни говорите, а в любое, даже самое смутное время, профессионалы-похоронщики нужны. Как без них? Да, к сожалению, и особенно в смутное время, когда льется кровь, свирепствует межнациональная и межклановая рознь…

А я еще помню совсем кондовые эпизоды из нашей с вами жизни… Как, к примеру, министр культуры, мадам Фурцева, вызвала к себе Константина Георгиевича Паустовского и строгонько так спросила: