Спецпохороны в полночь: Записки «печальных дел мастера» - "Novela" - Страница 33

Вероятно, по-человечески стоит в каждом подобном случае отойти в сторонку, не лезть, не соваться со своей азбукой жизни… Двое разберутся сами, как им быть и что для них лучше. Как бы то ни было, на моей памяти несколько случаев, когда "переженившись", писатель обрел словно бы крылья, и талант его расцвел, и дал он читателям предметный урок силы искреннего чувства…

Впрочем, и кочегару, и токарю, и космонавту не позавидуешь, если жена его, усталая, помятая тяготами жизни, уже не сдерживает себя и придирками, насмешками убивает в муже уверенность в собственных возможностях…

Л. Б. Так во что вы больше верите — в счастье, которое добывается трудом, или же…

Л. К. В "или же"… в фортуну, в колесо. Иной и умный, и талантливый, и благородный, а нет ему фарта, не идет… всю жизнь мучается, мается, вечно без денег, без пристанища, где ждет добрая, любимая женщина. А иной, глядишь, ни умом, ни внешностью не блещет, а все у него так удачливо, складненько и словно само по себе. Так что не от ума, не от красоты, а от везения судьба складывается у кого счастливо, удачливо, а у кого — хуже некуда, вечная невезуха.

Л. Б. Вы атеист?

Л. К. Был атеистом, и очень даже убежденным, то есть верил до поры до времени, простите за грубоватое сравнение, в то, что и человек вроде туши коровьей или там бычьей — мясо и не о чем больше говорить. Тем более после смерти — прах и не более того, удобрение… Но близость к "царству мертвых", печальные мои обязанности поколебали эту мою атеистическую, в сущности, необременительную для души веру. Со мной произошло… Мысли одолели… Хорошо, думаю, человек создан природой наподобие всего живого… Но ведь именно человек — сложнейшее явление природы! Воистину ее венец! Тончайший ее инструмент! Как же в таком случае может природа обращаться с ним небрежно? Умер — и позабыт-позаброшен? В яму и безо всяких последствий? Добрый или злой, честный или рвач? Как там у Горького: "Все в землю лягут, все прахом будет". Вот только что видел этого умнейшего, благородного писателя, перекинулся парой слов — и нет его… Весь ушел? Со всей его могучей интеллектуальной энергией? Не верю! Согласен с теми мыслителями, которые доказывают неисчезаемость энергии и ее последующее воздействие на всех нас, живущих… Как? Не знаю. Энергия… ореол… Христос… как олицетворение величия духа, любви… Когда я стал мыслить таким вот образом, всякие мелочные споры-ссоры, суета, борьба самолюбий показались мне особенно нелепыми, ничтожными, но и "воздаваемыми"… Да, я поверил и в то, что есть какое-то возмездие для недобрых, унижавших других, тем более уничтожавших… Какая-то еще, возможно, неведомая нам сила гармонии…

Л. Б. Вам приходилось организовывать похороны и христиан, и иудеев, и мусульман. Мы теперь с вами отлично знаем, как способна вскипать ненависть на межнациональной почве… Но вот — смерть… она еще резче высвечивает разницу между представителями несхожих религий, национальными традициями, представлениями?

Л. К. Самая, на мой взгляд, огромная разница между живыми людьми и умершими, к какой бы национальности они не принадлежали, одна — благородны ли они и их родные или это, простите, жулики. Еще одно наблюдение — резко делит живых и мертвых богатство и бедность. Заметил, богатые, при деньгах, менее всего склонны участвовать в межнациональных драках. Они, как правило, — интернационалисты. У них же все есть! А вот беднота подвержена легкой возбудимости на "заданную" тему.

Одно общее, роднящее волей-неволей всех — и русских, и армян, и евреев, и японцев — боль, горе… у разрытой могилы…

Но в живой жизни столько всего перепутано! Таким она подчас кульбитом огорошит! Со мной однажды произошел любопытный и весьма забавный случай, хотя связан был с моими печальными обязанностями. Поверьте, ничего не прибавлю. Тут впору отбавлять. Дело было так. В самый "застой", как принято нынче именовать тот отшумевший период полного царствования командно-административных нравов, меня попросили организовать похороны некоего весьма уважаемого, заслуженного лица, а точнее — крупного работника торгового полпредства. О нем ничего не было известно, кроме того, что это грузинский еврей, в партии состоит уже пятьдесят два года. С вполне понятным чувством пиитета я пришел в его дом, вернее, в его роскошную пятикомнатную квартиру. Богато убранный гроб с телом покойного возвышался в центре самой большой комнаты. И цветы, цветы… море цветов… Заплаканные родственники… запах дорогих духов… белоснежные платочки в женских пальчиках, сверкающих перстнями… И — вопреки столь, я бы сказал, "буржуазно-светской" обстановке — "командно-административный" голос с оборотами типа: "своей безупречной службой на благо всего советского народа вы заслужили…", "ваше пребывание в рядах коммунистической партии в течение столь длительного срока вызывает в наших сердцах исключительное уважение к вам…", "в вашем лице партия потеряла своего верного сына…" Ну и тому подобное. Это, стоя у гроба, отглаженный, отутюженный и, как положено, строго-величавый, читал свою "речь" второй секретарь Фрунзенского райкома партии.

Родственники покойного, опустив веки, внимали покорно, вздыхая изредка, надо понимать, в знак полной солидарности с представителем столь серьезного органа, произносящего столь верные, правдивые слова.

И все было бы хорошо, славно, в соответствии, если бы вдруг…

Да-а, случилось и "вдруг". Я видел в окно, как к подъезду подкатили несколько "мерседесов" и "вольво". Вскоре раздался длинный, напористый звонок. В квартиру не вошли, а скорее ворвались несколько грузинских евреев, очумело уставились на секретаря райкома, послушали минуту-две его возвышенное — "ваш самоотверженный труд на благо Отечества…", "…осиротели наши партийные ряды…" — и, ничуть не смущаясь, порешили в несколько голосов:

— Э, хватит эту глупость!

Секретарь оторопел… Родственники век не подняли… цветы и духи благоухали.

— То есть, что значит "хватит"?! — поразился высокий представитель райкома. — Как вы можете?

— Э! — ответили грузинские гости. — Хватит значит хватит. Раввин ждет. Надо покойника похоронить по хорошему еврейскому обычаю.

И в самом деле — в прихожей стоял раввин и двое служек.

— Ребята! — не сдавался секретарь райкома. — Зачем это нужно? Покойник был атеист и многолетний член КПСС!

— Э! — ответили грузинские евреи. — Так мы исключаем его из вашей партии. Она ему больше не нужна. Он — наш! А мы, знаете, кто мы?

Догадался ли невезучий секретарь, кто они, эти хозяйски распоряжающиеся люди, или нет, — не знаю. Но вынужден был уйти.

Так вот, "верный сын партии" оказался "крестным отцом" мафии… И эти кутаисские миллионеры его "сыновьями".

Мораль? Одна из… Не грешите на перестройку, что вот, мол, дала светлую дорогу дельцам теневой экономики. Все это было, было, завязано давно и прочно… А вот как развязать? Кстати, те миллионеры давно в Америке…

Л. Б. Лев Наумович, позвольте очень деликатный вопрос… Не для кого не секрет — наши евреи рвутся в Америку и, когда была возможность, уезжали, как говорится, пачками. Кто за благополучием, кто в расчете на полную свободу и независимость…

А вы? Не подумываете ли?..

Л. К. У меня не раз была возможность уехать в Америку, в этот вожделенный для многих рай. Почему же не тронулся, не загорелся?.. Вероятно, и скорее всего, потому, что у меня всегда была гордость независимого человека. Я не люблю, скорее не умею поддаваться массовому психозу. Я — сам по себе. В свое время с гордостью писал во всех этих длинных дурацких анкетах: "Родственников за границей не имею". Я ведь и продукт эпохи… Следовало этим гордиться — гордился. Правда, я это честно писал. А многие, как оказалось, привирали, были у них родственники за границей… Не осуждаю, упаси Бог! Но вот когда этих самых заграничных родственников оказалось иметь "можно" и даже почетно — здешняя родня ожила, засуетилась и помчалась через моря-океаны в объятия американских и прочих дядюшек-тетушек… И оказалось, что такие уж мы "гордые советские люди" — непритязательные… такие "отзывчивые" на подарки…