Золотые туфельки - Василенко Иван Дмитриевич - Страница 7

• Предыдущая
• 7/19
• Следующая

- Народный кукольный театр "Петрушка". На скамьях захлопали, послышались выкрики:

- Даешь!

В городе уже крепко полюбили забавных кукол. Кубышка, подмигивая по старой клоунской привычке, расставил на подмостках ширмы, Ляся стала рядом. Василек, не посмевший взобраться наверх, чтобы, как всегда, стоять рядом с Лясей и, в случае чего, преданно защищать ее, вцепился в край подмостков и во все глаза смотрел на ширму.

Сперва все шло обычно: Петрушка пел, плясал, озорничал, колотил палкой капрала, попа, цыгана. Но вот Ляся объявила:

- Начинается новое представление; "Кот в сапогах". Послышалось густое мяуканье, и на ширму вскарабкался толстый черный кот с зелеными глазами. Петрушка в страхе попятился:

- Музыкантша, это что же такое за чудовище морское?

- Это, Петр Иванович, не морское, а заморское, - ответила Ляся многозначительно.

- А можно его палкой?

- Да ты сначала поговори с ним, Петр Иванович.

- Кис-кис-кис!.. - позвал Петрушка. - Тебе чего надо?

- Дошел до меня слушок, будто ты на все руки мастерок, - басом ответил кот с легким иностранным акцентом и ласково замурлыкал.

- Будьте покойны, Кот Котович: захочу, так и блоху подкую.

- А сапоги мастерить умеешь?

- Ого!.. Лапти умел, а то чтоб сапоги не посмел! Много ли надо?

- Мрр... мрр... - еще ласковее замурлыкал кот. - Если будем делать вместе, то тысяч двести.

- Ты, кот, обалдел? На кой черт тебе такой задел? И тут кот объяснил, что он уж старый, наел живот, обленился, а есть все больше хочется. Пошли белые мыши войной на серых. Кот помирился с белыми мышами, а те ему стали за это пленных серых доставлять. Все б хорошо, да трудно белым мышам в походах по болотам и полям без сапог маршировать.

- Ладно, - сказал Петрушка, - сяду сейчас за работу, а ты приходи в субботу: выдам тебе сапог партию на всю твою шатию, а тебе, кот, самые крепкие, большие, прямо как стальные.

Петрушка выдал коту сапоги, кот ушел, но вскоре вернулся: на ногах у него опорки. Уж не мурлычет, а ворчит:

- Ты что ж, обманом занимаешься? Песни поешь да прохлаждаешься, а подошвы на сапогах вширь и вкось потрескались!

- Ну?! Это я их малость не дожирил и в сушилке пересушил. Приходи в понедельник, смастерю тебе сапоги, и чересседельник.

Кот забрал новую партию сапог с чересседельником, но опять вернулся и уже не ворчит, а рычит - в первый же день сапоги расползлись.

Петрушка весело хохочет:

- Это я перезолил, кислоты с полпуда лишек в чан подложил! Жди меня в среду, я сам к тебе с товаром приеду.

Потом подкрадывается к коту и колотит его палкой, приговаривая:

- Получай сапоги! На-ка, ешь пироги!

Кот с ревом убегает. Но рева не слышно: его заглушает буйный хохот, несущийся со всех скамей.

Василек в восторге: никогда еще их театру так не хлопали, как сегодня.

Хлопал и сам Клиснее, сидевший за отдельным столом в обществе священника, дам и старших служащих: плохо зная русский язык, он так и не понял зловещего для него смысла этой "милой народной сказки".

За смехом никто не услышал лошадиного топота и опомнились только тогда, когда у самых столов выросли два чубатых казака на взмыленных дончаках.

- Атставить! - скомандовал один из них. Смех и аплодисменты смолкли.

- Кто тут главный начальник? Клиснее недоуменно поднялся:

- Я эст главний начальник. Что вам угодно? Казаки взяли под козырек:

- Господин начальник, его высокопревосходительство главнокомандующий вооруженными силами Юга России генерал-лейтенант Деникин выехали из Оружейного завода и изволят сейчас прибыть сюда.

Стало так тихо, что у самых дальних столов услышали, как грызут лошади удила.

Затем все заговорили, а около Клиснее началась суета.

- Надо блюдо, блюдо!.. - истерически выкрикивала длинноносая лаборантка завода, прицепившая на голову шляпу с яркими цветами. - Хозяин должен высокого гостя с блюдом встречать.

Кто-то услужливо подвинул к Клиснее огромное блюдо с фаршированной рыбиной аршина в полтора, и хозяин уже было взялся за него двумя руками, как толстенькая жена главного бухгалтера в ужасе воскликнула;

- Что вы делаете, мусье Клиснее! Вы не знаете русского обычая: надо каравай, а не сома! Каравай и серебряную солонку с солью!

- Соли давай! - заорал повару бородатый заведующий хозяйством, вечно перехватывающий от излишнего усердия. - Давай соли, балда!

Меж тем во двор въехало еще несколько всадников. Они расположились так, что наглухо отделили двор от столов с людьми. Рабочие, став на скамьи, с любопытством следили за всеми этими приготовлениями.

С улицы донеслись автомобильные гудки, и во двор одна за другой въехали три открытые машины. Из них стали выходить военные с красными лампасами и генеральскими погонами, усатые, бритые, бородатые. Деникина сразу все узнали по портрету: плотный, в меру упитанный, с седой бородкой на полном лице, обтянутом сухой, как пергамент, кожей, он равнодушно, будто даже сонно, смотрел на неторопливо подходившего к нему ровным шагом Клиснее с блюдом в руках. Видимо, главнокомандующему блюда эти давно уже надоели, он знал, что не торжественные речи официальных лиц решат вопрос об исходе борьбы, и если все-таки выслушивал обращенные к нему приветствия и принимал хлеб-соль, то потому, что этого избежать было невозможно.

Из последней машины вышли тоже военные, но в формах необычных: на одном, длинном и худом, был коричневый френч, лакированные краги темно-вишневого цвета и фуражка с карикатурно огромным верхом. Другой, маленький и толстенький, был в берете. Над головой третьего дрожал на пружинке большой розовый помпон, а на четвертом развевалась коротенькая юбка.

Все это были представители военных миссий разных стран, следовавших всюду за Деникиным и его штабом.

Боясь сбиться в русской речи, Клиснее произнес свое короткое приветствие по-французски. Говорил он почтительно, но без тени подобострастия, и, когда Деникин выразил желание осмотреть завод, пошел не позади главнокомандующего, а рядом, как хозяин или по крайней мере компаньон. С тем же почтительным и в то же время независимым видом он и объяснения давал в цехах.

- Вот вы либеральничаете с рабочими, всякие празднества им устраиваете, а интендантство мне докладывает, что на фронт все чаще поступает недоброкачественная обувь, - с оттенком неудовольствия сказал Деникин. - Ваши сапоги плохо стреляют, господин председатель.

Клиснее ответил в тоне милой шутки:

- Насколько мне известно, господин генерал, на фронте и снаряды далеко не все разрываются, хотя уважаемый директор Оружейного завода господин Попов устраивает своим рабочим празднества совсем в ином духе: он их сдает военному коменданту, а комендант сечет шомполами. Я держусь того мнения, что мой метод обращения с рабочими является более рентабельным.

И то, что бельгиец отвечал по-французски хотя главнокомандующий говорил с ним по-русски, и то, что он позволяет себе возражать, не понравилось Деникину. До каких пор эти иностранцы будут смотреть на него, как на свое доверенное лицо! Он хотел ответить резко, даже прикрикнуть, но сдержался и только сказал:

- Вот я секвеструю1 ваш завод, тогда на практике проверим, чей метод лучше. Бельгиец невозмутимо ответил:

- Не думаю, господин генерал, чтоб мое правительство отнеслось к этому благосклонно. К тому же, генерал, я не вмешиваюсь, когда ваша контрразведка выхватывает у меня подозрительных ей людей.

Этой фразой как бы опять была найдена основа для примирения, и два человека, из которых каждый претендовал на роль фактического хозяина, перешли в следующий цех.

Как ни прочно отделили конники рабочих от Деникина и его штаба, как ни чуждо для русского уха звучали в цехе завода французские слова Клиснее, но не прошло и четверти часа со времени отбытия высокопоставленных гостей, а за столом уже все знали о короткой дискуссии, возникшей между представителем иностранного капитала и главой русской белогвардейщины.

• Предыдущая
• 7/19
• Следующая