Все приключения Электроника - Велтистов Евгений Серафимович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/115
• Следующая

Как видите, поклонники математики из всех классов разделились на два лагеря. Одни подражали задумчивому, серьезному Попову, иронически смотрящему на шумные развлечения. Обожатели живого, мускулистого Спартака восхваляли спорт и пытались сочинять стихи, кто знает – лучше или хуже тех, которые Неделин печатал в каждом номере стенгазеты. Единственное, на чем сходились два лагеря, что математика – основа всей жизни.

Сыроежкин, конечно, был сторонником веселого Спартака, хотя тот и не оказывал ему никаких знаков внимания. А Попова семиклассник сторонился после одного происшествия. Сережка бежал по коридору, как вдруг резко распахнулась дверь и треснула его по голове. Случайный виновник этого удара – Виктор Попов – был, видимо, занят своими мыслями. Он и не взглянул на пострадавшего, лишь бросил на ходу:

– Эй, малыш, осторожнее!

Тут Сережка взбесился. Не потому, что получил здоровенную шишку на лбу. Его взбесило само обращение.

– Какой большой нашелся!…-процедил он сквозь зубы. – Как дам сейчас по очкам, чтоб смотрел, куда идешь!

Попов остановился, с удивлением оглядел незнакомую фигуру и неожиданно спросил:

– Эй ты, забияка, скажи мне лучше, что такое «Альджебр и аль-мукабала»?

Сергей ничего не ответил. Он пошире расставил ноги и сунул руки в карманы брюк.

– Пора бы знать, что это -математическое сочинение девятого века, которое дало название алгебре. – Попов глядел на забияку с явной иронией. – И между прочим, молодой человек, профессора, которые навещают нашу школу, называют меня коллегой. Слышал? Коллегой.

На этом, собственно, столкновение кончилось.

Витька Попов давным-давно все забыл. А Сыроежкин помнил. И быть может, именно после того случая он придумал такую историю.

Вот он через два года – никому не известный девятиклассник – приходит в университет на математическую олимпиаду. Берет лист бумаги, читает условия задач. Десять минут – и он подает комиссии исписанный листок. В зале скрипят вовсю перья, но он удаляется, даже не оглянувшись. Комиссия читает его работу и дивится: «Кто такой этот Сыроежкин? Никогда не посещал математических кружков, не присутствовал на заседаниях секции и так легко, играючи нашел свои остроумные решения. Даже странно, что для него не существует неразрешенных задач…»

А на другой день повесят плакат:

«Первое место занял ученик девятого класса Сергей Сыроежкин. Почет и слава!…»

Витька Попов узнает об этом и протягивает руку примирения: «Извини, коллега. Такие задачи не мог решить даже я…»

А что? Разве не может так быть? Сережка читал в одной книге, что знаменитая теорема Стокса появилась на свет, когда Стоке был студентом и отвечал на экзамене самому Максвеллу. С тех пор теорема носит его имя. И теорема Релея доказана тоже на экзамене. Так почему же не может быть открыта когда-нибудь теорема Сыроежкина?…

Но чаще всего, когда Сергей задумывается, кем ему быть, мысли его скачут в полном беспорядке, и он удивляется своему непостоянству.

«Почему ни с того ни с сего я начинаю думать про Антарктиду, про марки Мадагаскара и забываю, что надо идти в школу? – философствует в такие минуты Сыроежкин. – Я могу думать или не думать, учиться или лениться, делать что-нибудь или совсем ничего не делать. Почему, если я захочу, все выходит быстро и хорошо – и уроки, и уборка дома, и кросс. Захочу – и не буду ни математиком, ни инженером, а буду шофером, или геологом, или, как отец и мать, конструктором. На уроках географии меня так и тянет уехать на Север, работать там на заводе и отдыхать в стеклянном санатории. А на истории – раскапывать скифские курганы, искать стрелы, щиты, копья и разгадывать древние пергаменты. И конечно, всегда хочется быть космонавтом!… Почему я такой, что сам себя не могу понять?»

И Сережка спрашивает отца:

– Пап, а как ты узнал, что хочешь быть конструктором?

Он спрашивает это, наверно, в сотый раз, хотя заранее знает все: как отец окончил школу, потом работал шофером на сибирской стройке – водил здоровенные самосвалы, потом поступил в автостроительный и там встретил маму. И пока Павел Антонович – наверно, в сотый раз – с удовольствием вспоминает молодость, Сережка думает о своем:

«Почему– то раньше все было просто. Люди знали, кем они хотят быть, на кого надо учиться. А тут стоишь, как Илья Муромец перед камнем, и не знаешь: налево пойдешь, направо пойдешь или прямо пойдешь? Даже тоска берет…»

И он опять вспомнил ту самую собаку, которая бежала за ним в темноте. Так долго бежала, и на тебе – только он хотел подобрать ее, принести домой, как она удрала. Чего она, глупая, испугалась?

– О чем ты думаешь? – спрашивает отец, прервав свой рассказ.

– Пап, а собака -умное существо? Она понимает, что ей говоришь?

– По-моему, понимает. Когда слушается, то понимает.

– А как понять человеку, что она чувствует?

– Наверно, надо научить ее говорить, – шутит отец.

– Пап, ты больше не рассказывай. Я все уже вспомнил, что было дальше… Пап, я твердо решил: я буду ветеринаром.

– Ну, как знаешь! – Павел Антонович пожимает плечами и уходит из комнаты.

Обиделся, что ли?

– А ветеринар -неплохая специальность! – кричит за стенкой отец.

Нет, не обиделся.

Павел Антонович возвращается с томом энциклопедии.

– Сейчас мы прочтем о ветеринарах, – говорит он.

«Неплохая»! – про себя усмехается Сергей, пока отец читает вслух энциклопедию. – Лечить всяких кошек да коров. Ну и занятие!… Ничего они не понимают, эти взрослые. Скажешь что-нибудь нечаянно, а они уже развивают. А что хочется узнать на самом деле, так они этого не знают. Да и откуда им знать, как понимать собачьи чувства!… Что же все-таки хотела та бездомная дворняга? Почему она убежала?"

В воскресенье Сыроежкин встал рано. Не потому, что у него были неотложные дела. Просто утро выдалось настолько яркое, свежее после ночного дождика, что было бы глупо валяться в постели. В такое утро всегда чувствуешь, что случится что-то радостное или необыкновенное: ведь день будет длинным-предлинным и очень далек тот час, когда позовут спать.

В соседней комнате было тихо, и Сережка хотел незаметно ускользнуть из дома. Как можно осторожнее взялся он за тугой замок, но тот все же предательски щелкнул.

– Сережа! – Это мама зовет из соседней комнаты. Услышала.

– Чего?

– Сходи, пожалуйста, за хлебом. И не опаздывай на зарядку.

Зарядка бывает в восемь. Звучит горн. На футбольном поле стоит человек в красной майке. Это мастер спорта Акулыпин, он живет на третьем этаже. Стоит и ждет, когда сбегутся ребята из всех подъездов. Потом пробежка, прыжки и игра в мяч. Как видите, зарядка совсем не скучная, и Сережка не собирается увиливать. А вот хлеб – это уже обязанность. Зачем ходить за ним, когда можно заказать на дом? Мама говорит так: из воспитательных целей, чтобы он, Сережка, не разленился.

– Две булки?

– Ну конечно. Ты же знаешь, – слышится из-за двери.

– Сейчас выясним, одну минуточку! – громко говорит Сергей и усмехается, представив недоуменные лица родителей.

Он берет телефонную трубку, набирает три нуля подряд:

– Алло, справочное? Где я могу купить две свежие городские булки?

– Где вы живете? – бесстрастно спрашивает автомат.

– Липовая аллея, дом пять.

После нескольких секунд молчания автомат тем же тоном произносит:

– В вашем доме есть булочная.

– Спасибо, что напомнили, – еле сдерживая смех, отвечает Сыроежкин.

– Что он сказал? – кричит отец.

– Что булки еще горячие! И чтоб вы не опаздывали на гимнастику.

– А мы ни разу не опоздали! – хором отзываются родители и смеются над шуткой Сережки.

Верно, на эту гимнастику все взрослые идут охотно, даже пенсионеры. Поднимаются в лифтах на десятый этаж и выходят на крышу. Там – как во дворе: цветы, кусты, а посередине площадки и спортивные снаряды. Пенсионеры, конечно, на кольцах не подтягиваются, только приседают да машут руками. Зато Сережкин отец здорово крутит «солнце» на турнике и забрасывает в кольцо баскетбольный мяч.

• Предыдущая
• 5/115
• Следующая