Сын Чернобога - Шведов Сергей Владимирович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/76
• Следующая

Князь Аскольд возвращался в Киев если не с победой, то с честью. Смоленск он, правда, за собой не удержал, но и большого урона не понес. Борьба еще только начиналась, и удача варяга очень скоро могла обернуться для него большой бедой. Кривичи не будут долго терпеть чужую руку на своей шее, глупый князь Градимир никогда не простит Рерику унижения, которое он претерпел по воле воеводы Олега. Отомстят варягам за пережитый срам и смоленские бояре. Аскольд жалел лишь о смерти бека Богумила, но тут его вины не было или почти не было.

Волхвы хотели узнать волю своих кровавых богов, ну что ж, они получили ответ на заданный вопрос, хотя вряд ли этот ответ их обрадовал. Во всяком случае, кудесник Коловрат молчал с той самой ночи Рерикова торжества, и лишь сиплое дыхание, вырывающееся из его груди, говорило о том, что первый ближник Даджбога еще жив.

Аскольд с отвращением посмотрел на сани, в которых корчился от боли старый кудесник. По всему выходило, что этот поход его доконал. Еще день-два, и Коловрат с тяжелым сердцем уйдет в страну Вырай, где, надо полагать, ему придется держать ответ за все то зло, которое он совершил на этой земле. Если славянские боги не бесчувственные деревяшки, то спрос с кудесника будет страшным. Видимо, понимал это и кудесник Людогнев, а потому и не рискнул он покинуть киевский стан, когда все остальные волхвы и ведуны Ударяющего бога ушли вместе с новгородской ратью. Интересно, а сам Рерик знает, кого он убил на божьем суде?

– Он знает, князь, – ответил на вопрос, заданный Аскольдом вслух, воевода Олемир. – Я ему об зтом сказал.

– И что?

– Я думал, что его сердце лопнет от боли, но он справился.

Стрела просвистела столь неожиданно, что Аскольд даже не успел отшатнуться. Впрочем, в этом не было необходимости – стрела предназначалась не ему. Кудесник Людогнев вскрикнул, взмахнул руками и кулем вывалился из седла. Неведомый лучник тщательно выбрал себе жертву и не промахнулся. Мечники, бросившиеся было в заросли, вернулись ни с чем. Лучник исчез, как в воду канул.

– Бродяга какой-нибудь, – сказал ган Кончак, отводя в сторону глаза. – Много ныне развелось татей на славянских землях.

Мертвого кудесника подняли с земли и положили на сани рядом с умирающим Коловратом. Волхвы Даджбога стали протестовать, но Аскольд даже головы не повернул в их сторону, хлестнул коня плетью и поскакал в голову своей рати, растянувшейся едва ли не на целую версту.

Победа Рерика была поражением волхвов и поддержавшего их Дира, Аскольд здесь был всего лишь пятым колесом в телеге. Однако после внезапной смерти кудесника Перуна князь призадумался. Многие в Киеве и в других славянских землях сочтут эту смерть лишним подтверждением правоты Воислава Рерика, который теперь может рассчитывать на поддержку волхвов. Уж слишком недвусмысленно их небесные кумиры выразили свою волю, и Аскольду отныне придется иметь дело не с залетным варягом, а с посланцем славянских богов озабоченных чуждым влиянием на подвластных им искони землях.

Деятельность Воислава Рерика, направленная раньше против хазар, очень скоро аукнется и в Киеве. Конечно, Аскольд и Дир могут рассчитывать на поддержку хазар, но ведь и в самом Итиле складывается слишком тревожное положение. Каган-бек Ицхак слабеет день ото дня, его сторонники с тревогой ждут перемен, а в ближнем окружении кагана Хануки все чаще поднимают голову беки, недовольные всевластием рахдонитов. Это противостояние в среде хазарской знати вполне может привести к гражданской войне, чем не замедлит воспользоваться Черный Ворон. Тогда киевляне могут остаться один на один с нешуточной угрозой, надвигающейся с севера.

– Кого прочит каган-бек Ицхак себе в преемники? – тихо спросил Аскольд у гана Кончака.

Кончак, ждавший, видимо, от князя совсем другого вопроса, слегка растерялся, но быстро овладел собой.

– Если по старшинству брать, то преемником должен стать бек Авраам, средний сын Ицхака, но многие ставят на Вениамина.

– Почему?

– Бек Авраам не отличается ни умом, ни здоровьем. Сам он, скорее всего, безропотно отдаст власть племяннику, но этому может воспротивиться каган Ханука, который видит в смерти каган-бека Ицхака возможность избавиться от чрезмерной опеки рахдонитов. А среди беков пока нет единства.

– Это твой хазар, ган, убил кудесника Людогнева? – задал наконец Аскольд вопрос, давно ожидаемый Кончаком.

– Все может быть, князь, но им управляла рука Перуна.

Хазары Кончака и покойного Богумила почти все были язычниками. Должно быть, веская причина заставила одного из них поднять руку на священную особу кудесника. Скорее всего, этот лучник был из кубанских славян, ибо именно они видели в беке Богумиле своего вождя. Теперь, со смертью могущественного бека, многие в Итиле вздохнут с облегчением.

– Князь Матархи Биллуг принял христианство, – скосил глаза на Аскольда Кончак. – Его примеру последовали не только бояре, но и купцы, и многие простые горожане.

– А как отнеслись к этому в Итиле? – насторожился киевский князь.

– Спокойно. Уважаемые рабби находятся в большой дружбе с патриархом Фотием. В Итиле недавно открылся христианский храм.

Такая терпимость рахдонитов к чужой вере Аскольда не удивила. Беки, принявшие иудаизм, не стремились приобщить к своей вере простых хазар, ибо славяне, тюрки и скифы крайне неохотно отрекались от своих богов, а принуждение было чревато для Хазарии большими неприятностями. Активность Византии в вопросе веры играла на руку бекам, ибо вносила раскол в ряды язычников.

– Я слышал, что и в Киеве строят христианский храм. Это правда?

– Мы разрешили хазарским купцам открыть у нас в городе синагогу, так почему должны отказывать купцам византийским? – пожал плечами Аскольд. – Каждый волен кланяться своему богу.

Кончак промолчал, то ли согласился с киевским князем, то ли ему было все равно, каким богам ныне кланяются на землях полян.

Киев встретил Аскольда горестной вестью. Свет померк в очах князя, когда он услышал ее, и если бы не боярин Гвидон, то он рухнул бы на крашеные половицы Дирова терема. Князь Дир плакал, он любил княжича Герлава не меньше родного отца и тяжело переживал его смерть. Великий князь потерял не просто племянника, он потерял наследника, со смертью которого пресекался древний род.

– Печенеги подступили к Треполю, – пояснил Гвидону бледный как смерть боярин Казимир. – Пришли вроде малой ватажкой. Княжич Герлав сам вызвался их проучить и проучил. Но стрела оказалась проворнее.

Это был знак свыше. Аскольду не потребовалось много времени, чтобы понять столь ясно выраженную волю истинного бога. Пока киевский князь лицемерил, принося кровавые жертвы идолам, Всевышний молчал, но чаша его терпения переполнилась, когда Аскольд, движимый честолюбием и ненавистью, принес в жертву человека, ибо смерть Богумила была целиком на совести Аскольда. Кудесниками, пребывающими во тьме невежества, двигало заблуждение, а киевским князем – трезвый расчет. Он знал точно, что варяг Рерик – просто человек, что нет за его спиной богов, ни Световида, ни Велеса, что нет в этом мире иной божественной силы, чем сила Всевышнего. Знал и молчал.

Бог не простил ему этого подлого молчания и поступил по справедливости. Око за око. Сына за сына. Юный Герлав стал последней жертвой своего отца, погрязшего в язычестве. И теперь Аскольду-христианину предстояло хоронить сына-язычника, которого он своею волей лишил истинного света, позволив ему погрязнуть во тьме. Еще один грех на совести Аскольда и, быть может, самый тяжкий.

– У Герлава осталась дочь, князь, – негромко сказал Гвидон.

– Ты это о чем, боярин? – с трудом оторвал Аскольд чугунную голову от стола, залитого брагой.

– Надо жить, князь. Никто с тебя ответа за эту землю не снимал.

– Да, – глухо сказал Аскольд. – Надо жить.

Кудесник Коловрат умер через седмицу после возвращения из похода. Многих киевлян опечалила эта смерть, но для Аскольда она явилась последней каплей. Через три дня киевский князь с непокрытой головой вошел в христианский храм, только что отстроенный ромеями, и получил отпущение грехов от его настоятеля отца Виссариона.

• Предыдущая
• 25/76
• Следующая