Сын Чернобога - Шведов Сергей Владимирович - Страница 40
- Предыдущая
- 40/76
- Следующая
В боярине Доброгасте многие христиане из окружения Аскольда видели тайного пособника князя Олега и Пересвета, кудесника Перуна, переметнувшегося на его сторону. Да что там ладожане, коли сам воевода Олемир, принадлежавший к одному из самых знатных Полянских родов, тоже был обойден расположением великого князя. Он не принял ромейской веры и остался печальником славянских богов, коим кланялись от сотворения мира его пращуры.
– Помяни мое слово, воевода Олемир, добром для Киева этот союз не кончится. Матарха платит дань Итилю, и нас хитрые беки заставят трясти мощной для своей пользы. А начнем людей на рать сзывать, так чьим именем прикажешь на вече клясться? Именем Яхве? Но разве тот бог чужой иудеям? А приносить жертвы славянским кумирам князь Аскольд ныне не велит. Его богу это, видите ли, противно. Мол, ладожане в Киеве пришлые, а ромеи, которыми он себя окружил, выходит, местные уроженцы? Князь Ингер, говорят, варяжской крови, а сам Аскольд откуда родом? А боярин Гвидон давно ли стал киевлянином? А княжич Андриан Киеву родной, что ли? У него мать из ромеев, он язык славянский уже забыл. Что для него наша правда, коли он чужое имя носит и чужому богу кланяется?
– А что ж ты тогда против Рерика восстал? – не удержался от едкого замечания Олемир, хотя, наверное, не стоило бы обижать и без того расстроенного гостя.
– Так потому и восстал, воевода, что он ряд, заведенный испокон веку, начал ломать, – горячо отозвался Доброгаст. – А ведь Рерик из славян, а нам, ладожанам, те варяги – братья родные. Но и обид между нами не мерено, как и между другими славянскими племенами. Ведь и вы с древлянами да северцами не всегда по-братски живете. А тут придут люди иной правды, иной веры и начнут вас по своему почину строить. Поверь мне на слово, Олемир, такое стерпеть трудно.
– И что ты предлагаешь, боярин Доброгаст? – нахмурился Олемир.
– Выдать княжну Анастасию за князя Ингера. Он хоть и моложе годами, но в возраст скоро войдет. И будет у нас один великий князь на все славянские земли, и не будет никто пальцем тыкать, вопрошая – киевлянин ты или ладожанин? Свой боги будут у нас и своя правда. Кто к нам тогда сунется? Своим умом будем жить, воевода Олемир.
– А как же князь Олег?
– Так ведь сильный человек при малолетнем князе не помешает, воевода, – понизил голос почти до шепота Доброгаст. – А как только Ингер войдет в возраст, мы того Олега в сторону отодвинем. Его власть на варяжских и фряжских мечниках держится. Ну и волхвы Велеса его подпирают. А у Ингера иного выхода нет, как на местных бояр опереться. Кудесник Перуна Пересвет к Ингеру вхож, княжич уже и жертвы Ударяющему богу приносит. Белые Волки за него встанут стеной. Да и средь варягов далеко не все в рот Олегу смотрят. Они ведь ротарии и клятву давали не Велесу, а Световиду.
– Аскольд не согласится отдать внучку за Ингера Рерика, – задумчиво произнес Олемир. – Она ведь христианка.
– А какое нам дело, какому богу эта девка кланяется? – удивился Доброгаст. – Тут важно, что в ней течет кровь Кия, внука Даджбога. Она сольется с кровью Меровеев, ведущих свой род от царей Трои, призванных богами править всем миром. Если есть империя ромейская, есть империя франкская, то почему бы не быть империи славянской, воевода Олемир?
– Ты не ответил, боярин Доброгаст, что нам делать с князем Аскольдом, – пристально глянул в глаза разгорячившегося гостя хозяин.
– Надо решать, – криво усмехнулся ладожанин. – Времени у нас в обрез, Олемир. Месяца через два княжич Андриан ступит на киевскую землю, а еще через седмицу он сядет рядом с Аскольдом на великий стол под восторженные крики ромеев и хазар. И тогда не только мне, но и тебе, воевода, придется испить горькую чашу изгойства.
Олемир нахмурился – слишком много правды было в словах ладожского боярина. Конечно, у Доброгаста в этом деле есть свой корыстный интерес. Помогая князьям Олегасту и Ингеру, он торит себе дорогу в родные места. Горек хлеб чужбины, что там ни говори, но еще горше, когда ты становишься чужим на родной земле, а воеводе Олемиру крещеные ближники Аскольда уже дали понять, что он в их кругу лишний. Словно это не Олемир ходил с Аскольдом на Царьград, словно это не он стоял насмерть под Смоленском, словно и не было той битвы с печенегами, где он спас великого князя от неминуемой смерти. Теперь любой молокосос, нацепивший на ворот чужую цацку, норовит сесть за стол выше старого заслуженного воеводы. А Олемира уже не на всякий пир зовут и норовят обнести княжьими дарами, ибо он человек чужой веры. Вот как ныне в Киеве.
Но ведь это не воевода отрекся от веры предков, а князь Аскольд и его расторопные ближники, возомнившие себя избранными на божьем пиру. Может, их новый бог и сильнее богов славянских, но это еще доказать надо. И доказать не только Киеву, но и воеводе Олемиру.
– Где сейчас находится князь Олег? – спросил у Доброгаста воевода.
– В Смоленске.
– Ну что ж, посылай к нему гонцов. И пусть свершится то, что задумали славянские боги.
Князь Аскольд едва ли не впервые за последние годы вышел из храма с просветленной душой. Хотя нет, был в его жизни еще один светлый день. Это случилось три года назад, когда он узнал о смерти своего заклятого врага Воислава Рерика. Радость была двойная, ибо в сражении, где пал Черный Ворон, были вдребезги разбиты хазары каган-бека Вениамина, еще одного недруга великого киевского князя. Аскольд получил передышку в несколько лет и сумел ею воспользоваться для укрепления истинной веры в Полянских землях.
Но в последнее время над Киевом вновь начали сгущаться тучи. Смерть князя Дира поставила Аскольда перед мучительным выбором. Пока в Киеве было два князя, вопрос веры мало кого волновал. Хочешь кланяться Христу – иди к Аскольду, хочешь сохранить веру пращуров – иди к Диру. А ныне многие бояре застыли в растерянности. Конечно, к Христовой вере их никто не собирается принуждать силой, но ведь любому дурню ясно, что, держась за старину, в ближники великого князя Аскольда не выйдешь.
Леонидас уговаривал Аскольда действовать увещеваниями и не гнать от себя бояр-язычников, ибо рано или поздно и на них найдет просветление, они отрекутся от ложных идолов и вознесут молитвы к истинному богу. Но Аскольду, ставшему единоличным правителем полянской земли, нужен был не совет умного ближника, а знак свыше, и неожиданно он этот знак получил.
Впервые на славянских землях княжич-христанин сватался к княжне-единоверке. Брак их будет заключен по христианскому обряду, а не по языческому, этот союз будет не земным, а небесным. Так как же не радоваться князю Аскольду, долгое время пребывавшему во тьме язычества, столь благодетельному решению всех проблем. Не пройдет и года, как он обретет наследника, рожденного во Христе. И это будет оправданием всему, что совершил Аскольд на этой земле, в том числе и его отступничества, когда ради власти он отрекся от бога. Выходит, все было не зря, в том числе и смерть сына Герлава. Так было угодно богу, возложившего на князя Аскольда высокую миссию крестителя Киева, ибо князь-христианин должен встать во главе крещеного народа.
– Я бы на твоем месте не торопился, – остудил пыл князя Аскольда боярин Гвидон.
– С чем не торопился?
– С крещением киевлян. Бояре и мечники – это другое дело, они должны составлять с князем единое целое, и как достичь такого единства как не в вере. А на народ должно сойти просветление ибо смена веры не сулит простолюдинам немедленных благ. Их доля не зависит от расположения князя, христианин он или язычник.
– Ты что же, советуешь мне пойти дорогой каганов, которые, поменяв веру, стали чужими народу? – нахмурился Аскольд.
– Время у нас есть, великий князь. Твой наследник еще не родился. А принуждение всегда порождает отпор.
Великий князь промолчал. Гвидону легко рассуждать, а Аскольд и без того ждал слишком долго. Да и возраст у него далеко уже не тот, чтобы откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. С народом можно, конечно, подождать, но бояр и мечников он непременно поставит перед выбором, а кудесника Солоха прогонит из Киева. Нельзя дальше терпеть, чтобы деревянные идолы преграждали путь людям к истиной вере.
- Предыдущая
- 40/76
- Следующая
