Ее властелин и повелитель - Хокинс Карен - Страница 34

• Предыдущая
• 34/63
• Следующая

Он вздохнул:

– Сколько всяких правил!

– Милорд Рочестер, – сказала она, снова входя в роль герцогини, – что привело вас сюда, на эту милую вечеринку?

Он взял ее руку, перевернул и поцеловал в ладонь.

– Вы, любовь моя.

Она вскочила с дивана.

– Ради Бога... прекратите это немедленно!

Он вздохнул.

– Как я могу делать вид, что вы герцогиня Девоншир, если вы то и дело выходите из роли?

– А как мне изображать герцогиню, если вы говорите такие вещи?

– Именно этого и ждет от меня герцогиня.

Бросив на него сердитый взгляд, она оправила юбки и снова опустилась в кресло.

– Давайте забудем на мгновение о герцогине Девоншир. Представим себе, что я герцогиня Ричмонд.

– Ричмонд? Я ее не знаю.

– Ей добрых восемьдесят лет, и она настоящая мегера. К тому же она мнит себя блюстительницей нравов, так что следите за тем, что говорите. Однажды я видела, как она ударила мужчину по щеке веером за то лишь, что он взглянул на часы, когда она говорила.

Тристан мрачно посмотрел на Пруденс.

– Вы, как видно, решили лишить наши занятия всякого удовольствия?

– Я хочу лишь, чтобы вы с успехом прошли испытание и получили свои деньги. А теперь давайте начнем еще разок, лорд Рочестер. Вы не находите, что сегодня довольно теплая погода?

Он удивленно приподнял брови, взглянул в окно, выходящее на террасу. Она проследила за его взглядом. Там порывами дул холодный ветер, пригибая к земле тонкие деревья и ероша кусты.

Пруденс заставила себя посмотреть в глаза Тристану.

– Здесь, в Лондоне, стоит настоящая жара.

Тристан сверкнул белозубой улыбкой.

– Наверное, если вы можете притвориться герцогиней, то и я смогу сделать вид, будто в Лондоне светит солнце. Поэтому я говорю: «Да, в Лондоне настоящая жара».

Они продолжали еще некоторое время разговаривать в том же духе. Наконец Пруденс откинулась на спинку кресла и улыбнулась.

– У вас все хорошо получается, если вы говорите не с человеком, с которым можете флиртовать.

– Поскольку все попечители мужчины, будем надеяться, что с этим проблем не будет.

Она фыркнула:

– Если бы некоторые из попечителей были женщинами, то вам не пришлось бы заучивать такое количество принятых в свете бесполезных правил поведения. Ведь любая женщина многое простила бы такому привлекательному мужчине.

Пруденс вдруг вспомнилось, как Тристан сказал что-то о сладострастии герцогини Девоншир.

У нее неожиданно заныло сердце. Она однажды видела эту герцогиню, и ее чрезмерная чувственность произвела на Пруденс неприятное впечатление. Неужели герцогиня и Тристан...

Пруденс прогнала эту мысль. Правда, это не имело значения, хотя ни капельки не удивило бы ее. Тристан был из тех мужчин, которые наслаждаются подобными играми. Наверное, он играл в них сотни раз. Пруденс заерзала в кресле, удивляясь, почему эта мысль была ей так неприятна. Какое ей дело до того, что нравится или не нравится герцогу. Она находится здесь для того, чтобы несколько отшлифовать его манеры, и только.

Он, видимо, заметил, что Пруденс примолкла, потому что спросил:

– Что-нибудь не так?

– Когда вы встречались с герцогиней Девоншир?

– Она и сопровождающие ее лица плыли на моем корабле во Францию.

– Ну и? – спросила Пруденс, чувствуя, как учащенно забилось сердце. Ей не хотелось знать подробности, тем не менее, она не могла удержаться от вопроса: – Вы говорили с ней?

Он помедлил, нахмурил брови и сказал:

– Скромный капитан дальнего плавания является вполне приемлемым компаньоном, когда высокомерная леди путешествует по морю вдали от друзей и семьи. Такой капитан может даже, если он того пожелает, рассчитывать на флирт. Но что касается всего остального... – Он пожал плечами.

Каждое его слово ранило. Пруденс сожалела, что стала его расспрашивать.

– Общество может быть жестоким. И грубым. Можно чувствовать себя очень одиноко, находясь в этом самом обществе.

– Откуда вам знать? – резко спросил он.

– Да вот знаю, хотя это и не имеет значения. Нам нужно еще немного попрактиковаться в застольной беседе, милорд.

Герцог сложил на груди руки.

– Сначала объясните мне, что вы имеете в виду.

Она вздохнула.

– Вы уже не скромный капитан дальнего плавания, как вы сами изволили выразиться. Вы герцог. Красивый богатый герцог. Любая герцогиня в Лондоне или в каком-нибудь другом месте будет в восторге от того, что ее увидят с вами. – Эти слова не успокоили Пруденс, потому что она вдруг осознала, что это правда. Чистая правда. Она поняла, что даже без шлифовки его потрясающе привлекательная внешность, пронзительный взгляд зеленых глаз и обаяние заставят женскую половину светского общества буквально пасть к его ногам.

Тристан видел, как тысячи мыслей отражаются на ее лице, но он еще недостаточно хорошо знал ее, чтобы читать эти мысли.

– Если вы так высоко ставите меня, то можете оказаться подо мной. – Он усмехнулся. – Меня такое положение устраивает.

Она даже не улыбнулась шутке. Тристану тоже расхотелось шутить.

– Пруденс, я не хотел...

– Я не о вас думала. Просто... мне не нравится, как в обществе, по прихоти немногих избранных, людей подразделяют на достойных и недостойных.

– Почему вы с такой горечью говорите об обществе? Я уже не раз это замечал.

Она опустила напряженно приподнятые плечи, хотя руки были по-прежнему сжаты в кулаки.

– Вам не захочется слушать мою историю.

– А вы попробуйте.

Пруденс увидела его вопросительный, пытливый взгляд, и это заставило ее решиться.

– Ладно. Я расскажу вам, почему не доверяю обществу. – Она опустила глаза. – Мой покойный муж был удачливым инвестором. Он сделал состояние и хорошо обеспечил нас. У Филиппа был талант делать деньги. Он прославился этим и своей щедростью. Не припомню, чтобы он когда-нибудь отказал, если к нему обращались за помощью.

– Это могло оказаться как благом, так и проклятием.

– Это я поняла позднее. Он начал инвестировать также деньги других людей. В конце концов, очень многие представители высшего света захотели воспользоваться его услугами. Он сделал тысячи фунтов для некоторых очень известных людей.

– Наверное, он был очень талантлив.

– Так оно и было. Филипп был очень привлекательным и красивым мужчиной; он любил людей и всегда отыскивал в них самое лучшее. Естественно, что людям он тоже нравился. Вскоре нас стали повсюду приглашать.

– Наверное, успех вскружил голову?

Она страдальчески улыбнулась.

– Вы и понятия не имеете, как сильно. Я была в восторге. Ведь я, Пруденс Крамптон-Тистлуэйт, сижу за ужином за одним столом с двумя герцогинями, графом с графиней и виконтом. И все они так мило ко мне относятся. По крайней мере, мне так казалось.

– Что произошло дальше?

– Один из самых крупных инвестиционных проектов Филиппа потерпел крах. Потом другой. И, наконец, третий. У него и раньше случались неудачи, но ни одна не была столь крупной по масштабам, и никогда не случались три неудачи подряд. За три месяца он потерял все деньги, которые были ему доверены. Он думал, что сможет исправить положение, если убедит инвесторов немного подождать, пока закончится период спада деловой активности. Но они не захотели ждать. Они хотели получить назад свои деньги. Филипп делал все, что мог, отдал большую часть нашего состояния и отчаянно пытался уговорить инвесторов продолжать верить ему еще какое-то время. – Она помолчала, закрыв глаза, как будто стараясь прогнать ужасное воспоминание. – Но они не захотели.

– Терпение не относится к числу добродетелей представителей высшего света.

На ее губах появилась вымученная улыбка.

– Что правда, то правда. Мы потеряли не только все, чем владели сами, но также, если верить «Морнинг пост», состояния нескольких высокопоставленных людей. Как будто было мало того, что мы были тоже разорены, люди жаждали отмщения. Где бы ни заходила речь о случившемся, они преподносили события так, что казалось, будто Филипп умышленно обманул их. Газеты повторяли их слова, и слухи постепенно стали выглядеть как факты.

• Предыдущая
• 34/63
• Следующая