Миллиардер из Кремниевой долины. История соучредителя Microsoft - Аллен Пол - Страница 28

– О чем вы говорите, Билл? Я должен написать компилятор для языка, с которым мы никогда прежде не работали, и вы думали, что я успею за выходные? Вы шутите?

Я видел, что подобное повторяется все чаще. Если вы были правы и могли это доказать, Билл реагировал как блефующий, у которого на руках пара троек. Он опускал взгляд и бормотал:

– Ага, я понял, что вы имеете в виду… – и старался переменить тему.

Билл вовсе не хотел терять талантливых людей.

– Если этот парень уйдет, – объяснял он мне, – мы потеряем темп.

Иногда разборки возникали и у меня с Биллом – один на один, поздним вечером. Существует теория, что мы установили крепкие двери во всех офисах, чтобы не делать наши споры общим достоянием. Даже будь это правдой, ничего не вышло бы: наши голоса разносились по всему восьмому этажу. Мы были старыми партнерами, и нас связывали особые отношения. Билл не мог задавить меня интеллектом. Он знал, что я лучше всех разбираюсь в технических вопросах – часто оказывалось, что я знаю больше него, потому что исследования были моей прерогативой. И в отличие от программистов я мог противостоять Биллу по более широкому кругу стратегических вопросов. Я мог слушать его десять минут, а потом, глядя прямо в глаза, сказать:

– Билл, это бессмысленно. Ты не учитываешь X, Y и Z.

Билл старался прекратить разговор и начинал орать, чтобы добиться своего. Я из принципа не сдавался, если не был с ним согласен. И так продолжалось часами без перерыва, пока я не начинал орать так же громко и нервно, как Билл. Я ненавидел это чувство. Хотя я не мог сдаться, пока не получу убедительных доказательств, я иногда останавливался от усталости. Помню, как жаркий спор тянулся бесконечно, пока я не сказал:

– Билл, мы не договоримся. Я пошел домой.

Но Билл ответил:

– Ты не можешь так уйти, мы еще ни о чем не договорились!

– Билл, ты не понимаешь. Я так взвинчен, что больше не могу говорить. Мне нужно остыть. Я ухожу.

Билл шел за мной по коридору к лифтам. Он все-таки успел сказать последнее слово:

– Но мы еще ничего не решили!

И двери лифта, закрывшись, разделили нас.

Во мне все кипело. Я, если выхожу из себя, остаюсь в таком состоянии неделями. Не знаю, заметил ли Билл мою напряженность, но другие заметили. Некоторые говорили, что стиль управления Билла был главным ингредиентом в успехе Microsoft, однако для меня это бессмыслица. Разве не было бы более эффективным разговаривать цивилизованно и рационально? Зачем были нужны жестокие и изматывающие бои?

Почему просто не решить проблему логически, чтобы двигаться дальше?

Компания шла к первому миллиону долларов за год и переросла здание банка; нам с Биллом пришлось принимать решение: оставаться или переезжать? После трех лет в Нью-Мексико я готов был уехать. Сложно нанимать первоклассных программистов в Альбукерке, этот город не очаг науки и техники. После продажи MITS фирме Pertec не оставалось реальных причин оставаться тут.

С чисто человеческой точки зрения, в Альбукерке было много привлекательного: закаты, климат, чистый воздух пустыни. Но тому, кто вырос среди воды и деревьев, город в пустыне никогда не станет настоящим домом. Я тосковал по зелени тихоокеанского северо-запада и скучал по семье.

Билл пришел ко мне домой обсудить варианты. Он наотрез отказывался ехать в Сан-Франциско. Он видел, как люди в Кремниевой долине меняют работу каждый год-два, что вряд ли подходит для долгосрочных проектов. Оставался только Сиэтл, потому что Билл тоже скучал по семье. До наших клиентов в Сан-Франциско мы могли долететь за полтора часа, а дождливые дни – только плюс; программист меньше отвлекается. Мы договорились расторгнуть аренду и отправиться домой в конце года.

И вот каким образом Сиэтл получил фирму, которая сейчас является вторым по величине работодателем.

В день памяти Перл-Харбора, 7 декабря 1978 года, работники Microsoft собрались на втором этаже торгового центра для групповой фотографии. Несмотря на редкую снежную бурю в тот день в Альбукерке, одиннадцать человек из тринадцати добрались до Royal Frontier Studios. Рик Уэйланд подыскивал жилье в Сиэтле, а Мириам Лубов послушалась мужа, который назвал безумием проехать три мили до города (Мириам была единственной, кто не отправлялся с нами в Сиэтл; но она собиралась догнать нас позже).

Когда я сегодня смотрю на эту культовую фотографию, я вижу молодых людей, с восторгом ожидающих будущего. Когда-то в Бостоне мы с Биллом искали большого дела, не подозревая, что найдем его в отдаленном городке на юго-западе. Теперь у нас была настоящая команда и ясное представление, куда двигаться. За четыре года мы проделали большой путь.

Если внимательно рассмотреть фото, видно, что почти все улыбаются. Снимок передает царивший тогда дух. Когда я рассказываю о первых годах Microsoft, трудно объяснить, как весело было тогда. Даже с невообразимыми рабочими сменами и спорами мы жили полной жизнью.

Мне пришлось уехать на две недели раньше остальных, чтобы разобраться с большим компьютером, который мы купили для развития нашего программного обеспечения. Я изучил карту и увидел, что кратчайший путь проходит через Юту и Айдахо, но не позаботился узнать прогноз погоды. Когда я добрался до Четырех углов, снег валил стеной. Заднеприводная «Монза» все время норовила пойти юзом. В какой-то момент (я как раз слушал Earth, Wind & Fire) я совсем съехал с дороги и перепугался насмерть.

Я привык бороться с неприятностям. Я надел цепи на колеса. К тому времени, как я добрался до горного участка между Ютой и Айдахо под названием Перевал Мертвеца, шоссе покрылось сплошной ледяной коркой. Я проезжал мимо грузовиков, или соскользнувших с дороги, или свернувших на боковой съезд. Человек более благоразумный повернул бы назад. Но я упрямо ехал по горной дороге, наполовину уверенный, что вот-вот пробью ограждение.

Когда я наконец добрался до Сиэтла (потратив примерно неделю), я сообщил оставшимся, чтобы они ехали через Калифорнию. Все добрались благополучно, кроме Билла. Говорили, он получил три квитанции за превышение скорости, причем две – от одного и того же копа.

Я купил свой первый дом – четыре спальни, современная разноуровневая планировка – в Белвью, пригороде Сиэтла. Дом примыкал задней стеной к лесу и шел в комплекте с лесными мышами. В доме были большие венецианские окна и просторная веранда, выходящая на озеро Саммамиш. Я собрал диван, установил свой проекционный телевизор, потом распаковал лазерные диски и аудиокассеты. Сестра приехала вместе со мной и осталась ненадолго, и я чувствовал себя снова дома. Я сменил свою «Шеви Монзу» на маленькую черную «Мазду RX-7», шуструю и легкую, которая довозила меня к домашней пище в родительском доме за полчаса. Жизнь была прекрасна.

Получив на несколько дней наш офис в центре Белвью в единоличное распоряжение, я запустил новехонький 2020 – самый маленький мейнфрейм фирмы DEC. Для Microsoft эта покупка была, с одной стороны, обрядом посвящения, а с другой – ключом к повышению производительности: больше не надо делить время со школьниками, больше не надо ждать, если какая-то операция монополизирует всю машину или вызовет аварию. Наше новое место напоминало прежнее в Альбукерке и находилось на восьмом этаже десятиэтажного здания, принадлежавшего Старому национальному банку. Мы расширились – вместо десяти офисов стало пятнадцать; было большое фойе для посетителей. Но по коридору еще приходилось ходить гуськом, протискиваясь между ящиками с прибывающей аппаратурой. Наши с Биллом офисы находились рядом; у нас был один секретарь на двоих.

В апреле 1979 года наш интерпретатор Бейсика стал первой программой для микропроцессора, чьи продажи превысили миллион долларов. Нашими клиентами стали более 300 000 пользователей в США и за границей; Бейсик был установлен на большем числе машин, чем любая другая программа. Но мы не почивали на лаврах. Куча 8-битных компьютеров, часто – опытные образцы, ожидала на столах у программистов. Мне нужно было перенести Бейсик на каждый из них, чтобы укрепить господство Microsoft в языках высокого уровня.