Амулет (Потревоженное проклятие) - Волков Сергей Юрьевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/84
- Следующая
Невеселые мысли давили на меня, спать расхотелось, нервная дрожь унялась. Я спрятал нож на прежнее место, подмел мусор в прихожей, прислушался к звукам в подъезде — не захотели ли мои визитеры вернуться?
Все было тихо. Плюхнувшись в комнате на кровать, и опять пожалев об отсутствии телевизора, я выудил из-под кровати чемодан с книгами, которые Катерина оставила, заявив, что: «Они слишком обтрепанные!», порылся и неожиданно наткнулся на тонкую брошюру «Как выжить в этом мире?», написанную неким Юрьевым.
Следующие два часа я читал эту на удивление увлекательную книжку, содержащую массу советов на все случаи жизни — от рекомендаций, как укрыться от дождя в чистом поле, до наставлений, как себя вести в случае нападения насильника.
В одиннадцатом часу зазвонил телефон. Я снял трубку и буркнул:
— Да! — ожидая услышать Витьку или еще кого-нибудь из вчерашней гоп-компании. Но я ошибся — в трубке секунду помолчали, а затем приятный женский голос осторожно произнес:
— Алло! Будьте добры Сергея!
— Он у телефона! — уже полюбезнее ответил я, заинтригованный.
— Ой, Сережа, здравствуйте! Это Зоя, дочь Максима Кузьмича! Сережа! Я понимаю, что уже поздно, но у нас тут… В общем, папа уехал в Германию, а полчаса назад в дверь стали ломиться какие-то типы! Я спрашиваю: «Кто там?», а они не отвечают! И опять стучат! Потом ушли, а потом опять пришли и снова стучат! Мне страшно, Сережа! Я не знаю, что мне делать, нашла у папы в кабинете на столе ваш телефон и позвонила… Может быть, милицию вызвать? Ой, опять стучат!
— Зоинька, не волнуйтесь! — я лихорадочно соображал, что бы посоветовать напуганой девушке: — Это какая-нибудь шпана, хулиганы малолетние! Если станут ломать дверь, вызывайте милицию! А так — ждите меня, я сейчас приеду!
Решение созрело у меня само собой — не бросать же человека в беде! Конечно, где-то глубоко в душе я очень хотел повидаться с Зоей, и упускать такой шанс было глупо!
Мы попрощались, я, как ураган, пронесся по квартире, оделся, побрызгался одеколоном в ванне, захватил в карман тяжелый медный пестик от давным-давно расколовшейся ступки — так, на всякий случай, у дверей, достав ключи, подмигнул косоглазому японскому богу, покачивающемуся на цепочке, и вышел из квартиры.
Спустя сорок минут я осторожно вошел в подъезд дома на Бережковской набережной, и прислушался. В темной лифтовой шахте слышались какие-то отдаленные шумы, крики, грохот. Я секунду помедлил, сжал пестик в кармане пальто и решительно зашагал вверх по лестнице…
На площадке перед дверью Паганелевой квартиры горел самый настоящий костер! Человек шесть полупьяных подростков и одна хихикающая девица с зелеными волосами жгли газеты. Тут же стояла початая бутылка «Абсолюта», валялись пласмассовые стаканчики, окурки, мусор. Вся компания, гогоча и толкаясь, из балончиков с краской разрисовывала дверь Паганелевой квартиры разными немудреными картинками, какие обычно рисуют на заборах. Меня увлеченные граффити подонки не заметили.
— Эй! — негромко сказал я, набравшись смелости — все же нет ничего опаснее пьяных подростков: — Что, делать нечего?
Они разом обернулись, продолжая хихикать, и один, самый наглый, спросил:
— Это что за хер? Ты че, козел, в репу захотел?
Я надеялся, что молодежь испугается одного моего вида — взрослый мужик, не хиляк, застал их за таким безобразием… Но они и не думали пугаться! Наоборот, сгрудившись вокруг своего вожака, эти довольно громоздские «детишки» уверенно двинулись на меня, стоявшего у самого края лестницы. И тут я вспомнил только что прочитанного Юрьева: «Если вы подверглись нападению подростков, прежде всего отбросте всякую жалость! Забудьте, что перед вами дети, старайтесь действовать жестко, даже жестоко — ваша мягкость может стоить вам жизни! Первым делом попытайтесь «выключить» вожака — обычно на нем замыкается вся инициатива нападающих…»
Они с криком бросились на меня, навалились, пытаясь сбить с ног, но я действовал быстро и четко. Пестиком врезал кому-то по голове, ударил вожака ногой в пах, левой рукой сгреб сразу двоих и швырнул их вниз по лестнице!
На этом, собственно, вся потасовка и закончилось. Скрюченный главарь тихонько скулил на полу, рядом сидел и держался за голову еще один парень, разбросав ноги в грубых армейских ботинках. Двое внизу с кряхтением поднимались со ступенек, а крашенная девица и щуплый прыщавый белобрысый пацан пятились от меня в угол.
— Ну что, шакалье? А теперь пошли вон отсюда! — я безжалостно, за шкирку поволок, вожака к лестнице, отвесив ему на прощание хорошего пинка:
— Еще раз увижу — шею сверну! Понял?
Он промычал что-то, ковыляя вниз по ступенькам. Следом за ним потянулись остальные. Компания собралась внизу, на площадке, пошушукалась, но я решительно двинулся вниз:
— Что, не поняли? Мало?!
Они с шумом ссыпались по лестнице, этажа через два остановились, хором крикнули: «Козел!» и, грохоча ботинками, убежали.
Сзади раздался какой-то шорох. Я рывком обернулся — дверь Паганелевой квартиры открылась, на пороге стояла Зоя с шишковатой шипастой булавой, явно из папиной коллекции, в руках. Была она в домашнем халатике, тоненькая, хрупкая, но с решительно закушенной нижней губкой. В больших серых глазах стояли слезы…
Я поднял руки:
— Зоя, это я, Серегей! Противник повержен и бежал! Не бойтесь, все в порядке1
— А я услышала шум, крики, поняла, что тут дерутся… Я так испугалась! Заходите, Сережа! Вы не пострадали?
Я покачал головой, кивнул на дверь?
— Они тут кое-что попортили, вы идите, я сейчас!
Зоя прикрыла дверь, я поднял с пола брошенный баллон с краской и за минуту выкрасил внешнюю поверхность двери в ровный оранжевый цвет, скрыв все нарисованные фаллосы и прочую похабщину… Покончив с покраской, я затоптал тлеющие газеты, прихватил «Абсолют» и вошел в квартиру.
Мы сидели на кухне и пили чай. Зоя, отошедшая от испуга, развеселилась, подкладывала мне печенье: «Бабушка испекла!», рассказала про свою семью. Оказывается, ее мать, актриса, бросила Паганеля с четырехлетней дочкой на руках ради какого-то американского продюсера еще в восмидесятом и укатила жить в Штаты. Зоя назвала фамилию, я удивленно присвистнул — ого!
— Так она же приезжала в Россию! Вы видились?
Зоя помрачнела:
— Нет! Отец был против, я тоже не захотела — зачем?
— Ну как же! Мать все таки!
— Сережа, я ее совсем не помню! Она отказалась от меня ради сытой жизни в Америке — какая же она мне мать! И все, кончили об этом!
Зоя замкнулась, веселость ее куда-то улетучилась. Я проклинал себя за нетактичность, и что бы исправить положение, спросил, где Зоя учиться.
— В МГУ, на юридическом. После школы два года поступала в МГИМО, но не проходила по конкурсу. Теперь вот на третьем курсе, а подруги-одноклассницы уже заканчивают. А что за водку вы принесли?
— «Абсолют»! Очень хорошая. Так сказать, боевой трофей!
— Давайте выпьем! Никогда не пила чистую водку! Вы меня научите?
Я, скрипя сердцем, согласился. В бутылке было больше половины, а я боялся, что «на старые дрожжи» меня развезет — завтра собеседование!
Зоя принесла тонкие хрустальные рюмки, нарезала ветчину, соленые огурцы, открыла баночку красной икры. Я разлил «Абсолют», поднял рюмку, предложил:
— Зоя, за вас!
— Нет-нет-нет! Давайте выпьем за любовь — двигатель мирового прогресса! Так говорил один мой знакомый, он утверждал, что без любви не могут родиться одаренные дети, которые потом становятся гениями и двигают вперед нашу цивилизацию!
Я подивился замысловатости тоста, мы чокнулись, я опрокинул рюмку в рот, глотнул, проталкивая обжигающий комок в желудок, хрумкнул огурцом. Зоя застыла, с неуверенностью глядя на свою рюмку.
— Смелее! — подбодрил я ее: — Выдох, одним глотком выпиваешь, и закусываешь! Все очень просто!
Девушка секунду помешкала, шумно выдохнула и вылила содержимое рюмки в рот. Выпученными глазами она уставилась на меня, замахав рукой. Я сунул ей в руку вилку с кусочком огурца. Зоя вдруг улыбнулась, аккуратно сняла огурец с вилки, зажала его между ровными мелкими белыми зубами, на миг застыла так, словно поддразнивая меня, и сьела! Чертовка, у нее это получилось очень сексуально!
- Предыдущая
- 31/84
- Следующая
