Амулет (Потревоженное проклятие) - Волков Сергей Юрьевич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/84
• Следующая

Борис насупился:

— Тьфу ты! Я ведь тоже в Бога не верю! Но так замордовал меня этот глаз — хоть в петлю лезь… Кстати, что интересно, Паганелю он не грезиться!

— Ну правильно, он же его так и не видел!

Борис посмотрел в окно:

— Как вспомню, что тут творилось тогда, той ночью, когда убили Алексея Алексеевича…

Я попытался перевести разговор на другую тему:

— Слушай, вот вы собрались эту… Шамбалу раскапывать. А если Слепцов узнает?

— Ну, во-первых, еще не известно, Шамбала там или нет. А во-вторых, кто тебе сказал, что мы что-то будем там копать и тем более продавать? Просто поедем отдохнуть, в горы, типа — туристы…

— Но ты же знаешь — тайное всегда становиться явным…

Борис замахал рукой:

— Да брось ты! Вот, к примеру — мы в 93-ем библиотекой Ивана Грозного занимались…

— Да ну?! — удивился я: — И как, нашли?

Борис усмехнулся:

— По моему, ее вообще не существует… Ну, не суть. Факт — мы ее искали, копались в архивах, и Валерка Доценко отрыл где-то план подземелий Кремля, где были обозначены тоннели, выходящие в Москва-реку из-под Боровицкого холма, на котором Кремль стоит. Ну, ты сам понимаешь — нырять возле сосредоточия государственной власти с аквалангом — нас бы захомутали в момент. Так Профессор съездил в Южный порт, договорился с работягами, и за два ящика водки они пригнали земснаряд — такую здоровенную баржу с землечерпалкой. Мы неделю с нее ныряли, даже в жестких скафандрах погружались, знаешь, с медными шлемами, во такими! И ходь бы кто слово сказал!

— Что, серьезно? И ни КГБ, ни кремлевская охрана ничего не заподозрили?

— Да я тебе больше скажу: мы нашли те затопленные ходы и по ним доходили до подземелий под Арсенальной башней! И ни кто не заподозрил! А ты говоришь — становиться явным!

Я покачал головой — да-а! Вот уж не подумал бы, что аккуратные интеллектуалы из «Поиска» способны на такие авантюры! Воистину — в тихом омуте…

Мы еще потрепались с Борисом, обсудили политику, спорт, музыку благодаря телевизору я теперь был в курсе современной жизни. Борис рассказал про Профессора — старик оправился от травмы, но с головой у него все еще было плохо — память так и не вернулась, и врачи сказали, что наукой он больше никогда заниматься не сможет…

Пиво имеет одну коварную особенность — в какой-то момент количество переходит в качество. А поскольку количество у нас с Борисом было более чем, часам к восьми вечера и случился этот самый переход.

Короче говоря, нас потянуло на подвиги. Борис, вытаращив глаза, авторитетно заявил:

— Се… Ик!..рега! Н-надо совместить приятное с полезным!

— Чего? — не понял я.

— Е-е-едем в Александровский сад! Т-там Неглинку наружу выпустили, говор-рят — кр-расота! И поглядим, и пров-ветримся!

И мы поехали…

Естественно, дорогой еще что-то пили, ели где-то у метро жирные польские сосиски, но случилось все из-за проблемы, которая всегда возникает после восьми литров выпитого пива, и которую Борис сформулировал иносказательно: «Водичка дырочку найдет!». Она-то и завела нас на какие-то задворки в глубине Страстного бульвара.

Только мы пристроились к стеночке в грязной темной подворотне, как со стороны бульвара появился патрульный «Уазик», сразу поймавший наши силуэты а-ля статуя «Писающий мальчик» в луч фары-искателя. Хрюкнул мегафон-матюгальник, и железный голос разнесся окрест: «Граждане, за нарушение общественного порядка… К машине… Не сопротивляться…».

— Атас! — закричал Борис и сиганул в темноту двора. Я побежпл за ним, на ходу пытаясь застегнуть ширинку. Бело-синий «Уазик» с гербом Москвы на дверце влетел вслед за нами в подворотню, проскочил ее и взвизгнул тормозами перед кучей строительного хлама посреди двора.

Борис, бегущий впереди меня, нырнул в оконный проем каких-то руин без крыши, стоявших в самой глубине, я повторил его маневр и оказался внутри старого, почти полностью разрушенного здания.

— Все, Серега! Сидим тихо — тут они нас не найдут!

Я кивнул, сообразил, что в темноте не видно, и шепотом сказал:

— Может попробуем выйти с другой стороны, дворами?

— Давай погодим маленько…

— Чего «годить», сматываться надо!

— Да-а! А как же это… — Борис сделал в темноте какой-то жест и вжикнул «молнией» на брюках: — Ты что, от страха уже?

Зажурчала струйка.

— Дурак! — я встал у останков стены, и последовал примеру искателя.

Выбирались мы долго. «Уазик» упрямо точал посреди двора, освещая фарами окрестности, менты стояли рядом с машиной, курили и тихо переговаривались.

— Уверены, гады, что нам деваться некуда! Что за страна у нас, твою мать! Пиво продают, а сортиры не строят — чтобы менты без дела не сидели, что ли? — Борис ворчал себе по нос, перебираясь следом за мной на железную ржавую крышу сарая позади приютивших нас развалин.

Мы осторожно, стараясь не шуметь, буквально на четвереньках пробрались к краю крыши и спрыгнули на приютулившийся к сараю деревянный стол, уже в соседнем дворе. Вокруг нас в кромешной тьме возвышались старинные, еще дореволюционной постройки, дома. Светились кое-где окна, и узкий переулочек выводил налево, по моему, на Петровский бульвар.

Кое-как отряхнувшись, мы отправились туда, как вдруг из темноты возникла низкая широкая фигура и дребезжащий старческий голос загнусавил:

— Ой, ребятки, родненькие, не дайте бабушке пропасть, помогите, чем сможете, с утра маковой росинки во рту не было!

Мы с Борисом шарахнулись было от этого, возникшего из ниоткуда создания, но быстро опомнились, Борис выругался и зло рявкнул:

— Пошла ты! Шляешься тут, людей пугаешь, карга старая!

Я как-то никогда не мог вот так, просто ни за что послать незнакомого человека, и хотя сроду не подавал всем обращающимся «за поможением», заколебался и полез в карман, нашаривая смятые купюры.

Бабуся сразу уловила, что ей тут может обломиться, и заканючила еще жалобнее:

— Ой, сыночек! Богородица-заступница за тебя заступиться! Архангел тебя огородит, Христос спасет, не забудет!

Я наугад вынул несколько бумажек, сунул старухе, она жадно схватила деньги, рассмотрела, пробормотала что-то типа: «Красненькая, синенькая, желтенькая — хватит на беленькую…», вдруг ухватила меня за руку:

— Сынок, господь тебя не забудет, что не дал бабушке пропасть! А дай, я тебе погадаю!

И решительно потащила меня к свету, пробивавшемуся со стороны бульвара. Мы остановились посреди переулка, недалеко в нетерпении топтался Борис:

— Серега! Кончай эту лабудень! Пошли отсюда!

Бабка вгляделась в мою ладонь, забормотала скороговоркой:

— Яхонтовый мой, вижу я, жизнь твою простую, не грустную, не веселую, беды тебя стороной обходят, радость в дом твой тоже не заходит! Злой человек глаз на тебя положил, на шее сидит, к сердцу подбирается! Ждет тебя, голубчик, дорога дальняя, холодная, тревожная, заведет она тебя от смертной тоски до гробовой доски! Ночка темная беду твою возьмет, по капельке выпьет, по глоточку высосет, будешь ты, как ребеночек — головой чист, ручками неумел… Домой воротишься — от жизни отворотишься! В дороге останешься — от жизни отстанешь! До конца дойдешь — себя не найдешь!

— Да что ты слушаешь всякую ахинею! — взорвался Борис, подбежал к нам, вырвал мою руку из сухих старушечьих ладоней: — Старая! Тебе помогли — все, иди, отдыхай! Серега! Все, поехали!

Бабуля, кивая и кланяясь, медленно пятилась в глубину переулка, а у меня в ушах все стоял ее голосок: «Ждет тебя дорога дальняя, холодная, тревожная… Домой воротишься — от жизни отворотишься! До конца дойдешь себя не найдешь!»… Бред какой-то…

Пока я размышлял, вяло отбивался от злого Бориса и пытался вернуться к старухе, она пропала! Я даже пробежался по кишкообразному темному переулку — слиняла! Наплела мне всякой билеберды, а я олух, уши развесил! Прав был Борис — действительно карга!

Мы вернулись ко мне почти в полночь, посидели еще с часок и завалились спать — нас здорово развезло «от усталости»…

• Предыдущая
• 46/84
• Следующая