Небо и корни мира - Тулянская Юлия - Страница 39
- Предыдущая
- 39/104
- Следующая
– Обыщите рощу! Каждый куст обыскать!
Вирок стоял, не думая ни о чем. Рядом в кустах перепорхнула с ветки на ветку мелкая птица. Несколько всадников, гарцуя вокруг, стали мечами рубить кусты. Птицы с возмущенным писком и криком разлетались – их там оказалась целая стайка.
Но Вирку не удалось отвести глаза погоне. На землю из его раненой голени текла кровь. Собаки, почуяв ее, захлебывались лаем.
– Он где-то здесь!
Магистр Эвонд в заляпанных грязью сапогах, черной сутане, под которой была, как обычно, надета кольчуга, напряженно всматривался перед собой. Взгляд в упор – это то, чего не выдерживал морок. Вдруг Эвонд ясно разглядел худощавого подростка, прижавшегося к стволу дерева. Магистр показал рукой:
– Вот он, за деревом!
Затекшими руками Вирок изо всех сил держался за ствол. Он прижался щекой к коре, по-прежнему стараясь перестать думать и чувствовать как человек, забыться, слиться с деревом, в котором на зиму уже уснули живительные соки. Но его уже заметили. Две стрелы сразу вонзились в бок и в спину Вирку. Когда он задрожал и сполз по стволу вниз всадники отозвали собак и поскакали дальше. Магистр Эвонд исполнял клятву очистить анварденские леса от земнородных.
…Солнце начало клониться к закату. Облава давно ускакала. В роще стояла тишина. Вирок с трудом отполз дальше в заросли. Примятая трава под ним была в крови. Темнело в глазах. Вирка охватило одно желание, словно чей-то настоятельный зов: надо спрятаться. Он понял: надо найти очень тайное место, яму у развилки корней, густые заросли или овражек. Скрыться Вирок хотел не от жезлоносцев – их он больше не боялся. Он просто чувствовал, что умирать надо в тайном, темном месте.
Но Вирку хватило сил только на то, чтобы забиться в самую глубь кустарника. Ему снова казалось, что он исчезает, сливаясь с корнями и опавшими листьями. Стемнело. Закапал дождь, потом тучи разошлись и между голых веток стало видно темное небо с крошечными звездами в глубине. Наконец Вирок закрыл глаза и теперь уже без труда позабыл свое человеческое «я» и растворился в шелесте голых ветвей.
Поздней осенью в одном из лесов Анвардена немолодая плотная женщина с блестящими темными глазами раздвинула голые ветки, широким шагом вышла на поляну, отряхнула сухой репейник со свободной длинной юбки. За ней выскочил большеглазый растрепанный мальчик.
– Ого, озеро, я же говорил! – закричал он. – Ершех, смотри!
Поляна действительно спускалась к озеру, которое по осенней поре казалось серым и мрачным.
Он готов был бежать к воде уже сейчас, но женщина поймала мальчика за грязную рубашку:
– Куда?! Сначала надо обустроиться, потом бегать. Еще посмотрим, подойдет ли нам это место.
Двое парней вышли из зарослей, огляделись, скинули с плеч тяжелые заплечные мешки. Третий замешкался, подавая руку светловолосой девушке, чтобы помочь ей переступить через поваленное дерево. Девушка была совсем подростком. Она могла легко перепрыгнуть через ствол, но взялась за протянутую руку и поблагодарила.
– Спасибо, Нейви!
Плотная женщина по-хозяйски оглядывала поляну и спуск к озеру.
– Заночуем здесь, – наконец заявила она. – Несколько дней постоим. Окорока, что Ершех добыл, дня на три хватит.
– Правильно, хозяйка Кейли, – отозвался сам Ершех, он стоял, прислонившись к дереву и скрестив руки. – Мышонок устал, и Лени тоже, верно? – Он снял с себя плащ и расстелил на поваленном дереве, улыбаясь девушке.
Молен – Лени ее звали в семье – ответила благодарной улыбкой.
– Садись, Лени!
– Потом будет сидеть, сейчас надо обед готовить, – сказала хозяйка Кейли. – Элст, где там топор? Озеро – опять же: сколько можно не мыться?! Лени, пока парни разводят костер, сними-ка с Мышонка рубашку и штаны, постираешь. Пока дождя нет, высохнут. Мышонок, хворост собирать, потом нагреем еще один котелок – и будешь мыться! – распорядилась она.
Элстонд достал топор, и вместе с Нейвилом они отправились за дровами.
Хозяйка Кейли тем временем, подобрав подол платья, села на поваленное дерево. Она достала мешочек с кореньями, сушеными грибами и крупой, завернутый в холст хлеб, окорок и стала наблюдать, как ее подопечные, набрав хвороста, разжигают костер.
Пришел Ершех с полным котелком воды:
– Так что, хозяйка Кейли, может, мы с Мышонком к озеру сходим, присмотрим за Лени? Вроде и безопасно, но мало ли, она одна там.
– А что ей будет? Озерник, что ли, утащит, – рассмеялся Мышонок. – Они, говорят, уже спят осенью!
– Ну, если надо, то и с озерником подеремся! – подмигнул ему Ершех. – За твою-то сестру – хоть с великаном.
– Долго не ходите, – напутствовала их хозяйка Кейли. – Надо потом для шалаша нарубить веток.
– Мама, давай я нарублю, – наклонился к ней Элст.
– Я помогу, – вызвался Нейвил.
– Ты лучше мне помоги почистить овощи, – сказала Кейли.
Она помнила, как недавно у Нейви нечаянно сорвался топор и парень угодил себе обухом по колену.
У темноволосой Кейли все дети были светлые и сероглазые – в отца. Высокий, медлительный Элстонд, усердная и спокойная Лени, шустрый Мышонок – все трое похожи друг на друга. Совсем девчонкой веселую, бойкую Кейли выдали замуж за пожилого богатого лавочника. У мужа оказался буйный и раздражительный нрав, он часто пил, а напившись, кричал: «Вы все от меня зависите! Я вас кормлю, одеваю! Без меня по миру пойдете». У него было несколько лавок в разных частях города и большой дом. Спустя два года после рождения Мышонка лавочника разбил удар, и он умер, оставив семью в долгах.
Дела оказались в таком беспорядке, что соседи только вздыхали и качали головами: вдова с тремя детьми того и гляди пойдет по миру! Но не тут-то было. Молодая женщина разобралась с бумагами, договорилась с кредиторами, продала дом и все лавки, кроме одной, и расплатилась с долгами. Теперь Кейли хозяйничала в единственной оставшейся лавке и в ней же, за перегородкой, жила ее семья. Они не так уж и плохо устроились. За три года, на зависть и удивление соседям, дела у вдовы пошли на лад. В жилом покойчике было чисто и уютно, на окнах стояли цветы, дети ходили опрятно одетые, вели себя почтительно с матерью и соседями, учились грамоте. Элст помогал в лавке, Лени вела весь дом, чистила, мыла и готовила, а сама хозяйка Кейли, располневшая, но все еще привлекательная, весело торговала, шутила с соседями, помогала бедным, шила себе и дочке новые платья и собиралась открыть еще одну лавочку.
Но тут начались знамения Конца света. За недолгий срок улица зажиточных ремесленников и лавочников, где жила Кейли, превратилась в грязные трущобы. Мастерские и лавки других хозяев закрылись, дома быстро ветшали, несколько семей ушли бродяжничать. Кейли боролась, как могла, и закрыла свою лавку одной из последних. Она и так месяцами отпускала товары в долг – по теперешним временам даром, потому что ее должники совсем уже обнищали, и взять с них было нечего.
– Что значит Конец света? – ворчала Кейли. – Теперь, значит, решили не покупать, не продавать, не одеваться! Может быть, еще и не умываться?! Всю жизнь я работала, чтобы у меня, у детей было будущее. И вот тебе! Не будет будущего! Разве так делают? – Кейли вздыхала и выразительно поглядывала куда-то вверх.
Счастье у подножия Престола казалось ей очень сомнительным уже потому, что Кейли не построила его своими руками.
– Бродяжничать не пойдем! У семьи должен быть дом! – отрезала она, когда Элст завел было речь, что даже поденной работы нигде нет, хотя он и даже Мышонок каждый день искали заработка, а Кейли с дочкой пытались ходить по богатым домам за стиркой. – Что хочешь делай, а семья должна жить, – говорила она. – Хоть лошадь посторожи богачу, хоть сапоги почисти, – наставляла она парня.
А потом пришли совсем черные дни. Всех мужчин брали в войско, у подруги с соседней улицы забрали сыновей и мужа. Сама женщина больше не могла содержать себя и младших детей и пришла к Кейли попрощаться.
- Предыдущая
- 39/104
- Следующая
