Друзья поневоле - Волошин Юрий - Страница 31

• Предыдущая
• 31/69
• Следующая

Дрожа от сырости, а особенно от страха, ребята прислушивались из-под просмоленной парусины, прикрывавшей пушку, к непонятному разговору на палубе. Раздавались крики, ругань. Гардан хорошо все слышал, но ничего понять не мог. После долгого ожидания он наконец прошептал на ухо Петьке:

– Кажется, на корабль попал один наш матрос. Вот теперь на палубе и спорят, чего с ним делать.

– Может, и нам выбраться наружу? – ответил Петька посиневшими губами, клацая зубами.

– Погоди малость. И так найдут. Давай поглядим, как с матросом будет.

Ребята почувствовали, как судно сделало небольшой поворот, колокол непрестанно посылал тревожные звоны в туманное море. Ветер немного усилился, появилась надежда, что туман рассеется.

Друзья боялись пошевелиться, а места под парусиной почти не было. Ноги затекли и требовали движения. Петька нетерпеливо поводил плечами, Гардан чувствовал, как его другу охота повернуться.

– Не крутись, а то заметят! – прошипел он на ухо. Под парусиной было темно, глаза ребят почти ничего не видели.

А на палубе продолжался галдеж. Гардан старался понять, о чем там идет речь. И лишь ответы матроса дали ему некоторое разъяснение. Он похолодел и приник к уху Петьки:

– Видать, топить собрались нашего-то! Он молит о пощаде. Однако те не соглашаются. Боятся, что известно будет об их преступлении.

– Тогда и нам конец, Гарданка!

– Не трепыхайся прежде времени! Погоди плакаться. Подождем малость.

Вскоре разговоры на палубе поутихли. Лишь иногда прорывались вопли матроса, но и они затихли после некоторой возни.

– Все, Петька! Готов наш матросик. За борт будут кидать. Видать, груз к ногам торочат. О Аллах, помоги нам, милостивый, милосердный! Не дай сгинуть безвестно!

Петька тоже шептал обращение к Богу, пока не услышал наверху топот и возню. Затем всплеск, тяжелое дыхание проходящих мимо людей – и все затихло. Обычные звуки корабельной жизни были не в счет. Ребята прижались друг к дружке, не в силах сдержать дрожь в теле.

Но не успели они хоть немного успокоиться после услышанного на палубе, как рядом кто-то остановился и неуверенно потоптался. Потом приподнял край парусины, и в глаза перепуганным ребятам ударил свет.

Заговорил грубый голос со злобными нотками в интонациях. Парусина откинулась совсем, и ребята вжались в фальшборт в ожидании самого худшего.

Прибежали матросы, вытащили упирающихся друзей на палубу и поставили на ноги. Явились шкипер с помощником и с интересом стали разглядывать новых пассажиров. Им что-то говорили, но даже Гардан ничего не смог понять. Он вращал глазами в разные стороны и отрицательно мотал головой.

Пришел матрос и задал вопрос по-немецки. Гардан отчаянно закивал:

– Дойч, дойч, ихь шпрехе дойч!

Моряк спросил, коверкая слова:

– Откуда вы, ребята? И кто вы такие?

Гардан смутился и лихорадочно обдумывал ответ, но ничего путного так сразу придумать не мог. Потому тянул время, а переводчик нетерпеливо продолжал спрашивать. Гардан же сказал Петьке:

– Что говорить-то про нас? Прикидываться немчурой вроде нет никакого смысла. С теми-то видишь как дело сварганили.

– А сами-то они кто будут? Может, спросишь, а?

Гардан подождал малость, затем сам спросил по-немецки:

– А вы что за судно? Чьи будете?

– Мы англичане, а вот вы кто такие?! – уже злее ответил толмач. Гардан передал Петьке услышанное, и тот сказал:

– Раз это аглицкие моряки, то нечего нам скрываться. Говори, как оно и есть – русские мы. Пленники немецкие. Аглицкие морские купцы часто торгуют с Московией на севере – тятя так говаривал.

Гардан тут же последовал совету друга и ответил:

– Мы с утонувшего судна. Пленники немецкие, продали нас на рейс. А родом мы из Московии – русские, значит.

Толмач быстро заговорил, почтительно обращаясь к шкиперу. Гардан только и понял, что речь шла о Московии и о русских. Англичане многозначительно поговорили, недоверчиво поглядывая на ребят, наконец толмач сказал, обращаясь к Гардану:

– Откуда вы тут взялись? Сказывайте не таясь!

– Из Иван-города плыли, да нас захватили и сюда определили. Разбойники морские. То ли шведы, то ли датчане.

Опять толмач стал переводить шкиперу и собравшимся. Те долго обсуждали что-то, потом толмач обратился опять к ребятам:

– Благодарите Бога и шкипера, ребята! Вы будете работать на этом судне, но не вздумайте болтать лишнее. Вы ничего не видели, поняли?

Гардан пересказал Петьке слова толмача, и оба рухнули на колени. Благодарственные молитвы сами собой срывались с их губ, потом они с таким же жаром заговорили по-русски, обращаясь к шкиперу, и толмач ничего не смог перевести. Он дружелюбно похлопал ребят по плечам и более спокойным тоном сказал:

– Ну, хватит. Идите вниз и отдохните. Кок вам принесет перекусить.

Их повели в трюм, и там они смогли расслабиться немного, пока какой-то рыжебородый толстяк не принес им краюху хлеба и вареные бобы с подливой в оловянной миске.

Волнения этого утра не отразились на их аппетитах. Ребята набросились на еду и в минуту вылизали миску до блеска.

Вскоре их определили в вахту, указали место отдыха, и для наших ребят началась новая жизнь, но такая похожая на недавнюю. По этому поводу Гардан сказал:

– Что-то нам везет на разные народы, Петька, а?

– Ты же сам хотел мир поглядеть. Вот и гляди теперь.

– Рабом ничего не углядишь.

– Бог даст, и с этим будет когда-нибудь покончено. Не век же нам в рабстве горбиться. Будем молиться, авось Всевышний и сжалится над нами. Верно я говорю?

– Да, лишь Всевышний может знать все, Петька. А помолиться не мешает. Язык не отсохнет, – с этими словами Гардан стал на колени и зашептал на непонятном для Петра языке слова молитвы.

Петька помялся немного и тоже опустился на колени и воздал хвалу Иисусу Христу, который не оставил их своими благами и спас от лютой смертушки в краях далеких и суровых. Их души немного успокоились, и они успели даже чуток поспать, утомленные волнениями трагического утра, пока их не подняли заступать на вахту.

Петька опять получал тумаки, ибо никак не мог понять, чего от него требуют, а Гардан не освоил еще нового для него языка. Но они терпели и старались изо всех сил, надрывая пупки и ладони. Это уже было привычно и не особенно их раздражало. Да и думать у них не было времени. Они лишь заметили, что судно намного больше предыдущих, да и людей на нем тоже было намного больше.

После полудня туман исчез, вдали зачернел низкий берег. С квартердека раздалась команда, и судно стало заваливаться на левый борт. Близость берега не устраивала шкипера. Матросы дружно, с криками тянули шкоты, фалы, крепили канаты и проворно бегали под окрики боцмана, шлепая босыми ногами по мокрым доскам палубы.

– Гарданка, ты хоть немного понимаешь их речь? – спросил Петька после трудной вахты.

– Шустрый ты, как я погляжу. За неполный день охота тебе, чтобы я речь чужую сразу стал понимать. Успеется еще.

– Да больно много оплеух приходится из-за этого получать. Кто их всех разберет! Ты уж постарайся побыстрей, а?

– Ладно уж, постараюсь, тупица ты этакий, – ответил Гардан, но злости в его голосе не слышалось. – Так я вскорости все языки изучу, а, Петя?

– Нет, все не успеешь. Их, наверное, много по белу свету, а?

– Может быть, еще больше, чем ты думаешь. Всех не осилить. Но этот, мне думается, похож немного на прежние, так что и осилю со временем. Не бойся, Петька! Как у вас говорится: живы будем – не помрем, а? То-то же. Может, еще и не так плохо нам здесь будет. Поглядим.

– А мы все дальше на полдень идем, Гарданка, ты не заметил?

– Чего ж там. Заметил, а как же. Значит, теплее будет, а то я уж и забыл, как можно на солнышке косточки попарить. Соскучился по теплу.

Дней через десять Гардан уже сносно понимал команды, и получать по морде друзья стали реже. Но работать приходилось много и тяжело. Особенно уставал Петька, который никак не мог приноровиться хоть малость филонить, чему тут же научался Гардан. И хоть силой Петька мало отличался от взрослых моряков, однако такая работа сильно его выматывала. А питание было не такое обильное, как им показалось вначале, шкипер оказался прижимистым, а его помощник еще и любил поиздеваться над слабаками. Линьки часто гуляли по спинам матросов, хоть вины их были самыми малыми. Дисциплина поддерживалась жестокими и скорыми методами.

• Предыдущая
• 31/69
• Следующая