Завтрак для чемпионов - Воннегут-мл Курт - Страница 51

• Предыдущая
• 51/57
• Следующая

И так далее.

Но никакого оздоровительного клуба Двейн не открыл. Да он и вообще ничего больше не открывал. Люди, которых он так несправедливо покалечил, станут с ним до того упорно и мстительно судиться, что разорят его вконец. Он превратится в жалкого старикашку и опустится на "Дно" Мидлэнд-Сити, словно проколотый воздушный шарик. Много их там соберется. И не только про него одного скажут правду:

- Видали? Теперь у него ни шиша нет, а был он сказочно богат!

И так далее.

А Килгор Траут, сидя в карете "скорой помощи", обдирал кусочки пластиковой пленки с горевших огнем ног. Приходилось орудовать неповрежденной левой рукой.

Эпилог

Приемный покой "скорой помощи" находился в подвале. После того, как Килгору Трауту продезинфицировали, почистили и перевязали указательный палец, ему велели подняться в бухгалтерию. Надо было заполнить кое-какие листки, потому что в Мидлэнд-Сити он был приезжим, незастрахованным и совершенно без средств. Чековой книжки у него не было. Наличных денег тоже.

Как и многие другие, он заблудился в подвале. Как и многие другие, он прошел в двойные двери морга. Как и многие другие, он машинально погрустил о том, что и он смертен. Потом попал в пустующий рентгеновский кабинет. Он машинально подумал, а не растет ли в нем самом какая-нибудь пакость? И многие другие точно так же думали, проходя мимо рентгеновского кабинета.

Ничего такого, что не пережили бы миллионы людей на его месте, Траут сейчас не переживал - все шло автоматически.

Наконец, Траут добрался до лестницы, но лестница была не та. Она вывела его не к выходу, не к бухгалтерии, не к сувенирному киоску - она провела его в целый этаж палат, где люди поправлялись или не поправлялись после всяких несчастных случаев. Многих стукнуло об землю силой притяжения, а работала эта сипа беспрерывно.

Траут прошел мимо очень дорогой отдельной палаты, где находился молодой чернокожий, у него стоял белый телефон, и цветной телевизор, и коробка с конфетами, и масса цветов. Звали его Элджин Вашингтон, он был сутенером, работавшим при старой гостинице. Только недавно ему исполнилось двадцать шесть лет, но он уже был сказочно богат.

Посетительский час уже окончился, и все девицы - рабыни этого сутенера ушли. Но от них остался сильнейший запах духов. Траут закашлялся, проходя мимо этой палаты. Это была автоматическая реакция на глубоко враждебный ему запах. Сам Элджин Вашингтон только что нанюхался кокаина, и его телепатическая сила, посылавшая и принимавшая всякие импульсы, необычайно усилилась. Он казался себе во сто раз крупнее, чем на самом деле, потому что со всех сторон к нему шли какие-то громкие необыкновенные сообщения. От этого гула он приходил в дикое возбуждение. Ему было все равно, о чем ему шумели.

И среди всего этого гула он вдруг заискивающим голосом позвал Траута:

- Эй, братец, эй, братец, эй! - Этим утром Кашдрар Майазма ампутировал ему ступню, но он все забыл. - Эй, братец, эй, братец! - звал он ласково. Ему ничего от Траута не требовалось. Но какой-то участок его мозга машинально подсказывал ему, как заставить чужого человека подойти. Он был ловцом человеческих душ. - Эй, братец, эй, братец! - позвал он Траута. Он блеснул золотым зубом. Он подмигнул одним глазом. Траут встал в ногах его кровати. И вовсе не из сочувствия. Он снова стал автоматом. Как и многие другие земляне, Траут становился заводным болванчиком, когда патологические типы вроде Элджина Вашингтона приказывали им что-то сделать. Кстати, оба они, и Элджин и Траут, были потомками императора Карла Великого. Все, в ком текла хоть капля европейской крови, были потомками императора Карла Великого.

Элджин Вашингтон понял, что, сам того не желая, залучил в свои сети еще одну человеческую душу. Но не в его характере было отпустить человека так просто, не унизив его, не одурачив любым способом. Бывало, он даже убивал человека, чтобы его унизить. Но с Траутом он обошелся очень ласково. Он вдруг закрыл глаза, словно глубоко задумавшись, и серьезно сказал:

- Сдается мне, что я умираю.

- Я позову сиделку, - сказал Траут. Любой человек на его месте сказал бы то же самое.

- Нет, нет, - сказал Элджин Вашингтон и, словно отстраняя эту мысль, мечтательно повел рукой. - Я умираю медленно. Очень постепенно.

- Понимаю, - сказал Траут.

- Я прошу вас об одолжении, - сказал Вашингтон. Он сам не знал, чего ему просить. Но знал: сейчас что-то придумает. Он всегда придумывал, как что-нибудь выпросить.

- Какое одолжение? - сказал Траут растерявшись. Он насторожился: неизвестно, о каком одолжении шла речь. Такой он был машиной. И Вашингтон предвидел, что Траут насторожится. Каждое человеческое существо в такой ситуации автоматически настораживается.

- Хочу, чтобы вы послушали, как я свищу соловьем, - сказал Элджин. Он ехидно покосился на Траута: молчи, мол! - Особую прелесть пению соловушки, любимой птицы поэтов, придает еще то, что поет он только по ночам, - сказал он. И, как любой черный житель Мидлэнд-Сити, он стал подражать пению соловья.

Мидлэндский фестиваль искусств был отложен из-за безумных выходок Двейна. Фред Т. Бэрри, председатель фестиваля, приехал в больницу на своем лимузине в китайском наряде: он хотел выразить соболезнование Беатрисе Кидслер и Килгору Трауту. Траута нигде не нашли. Беатрисе впрыснули морфий, и она спала глубоким сном.

Но Килгор Траут предполагал, что фестиваль искусств откроется в этот вечер. Денег на проезд у него не было, и он поплелся пешком. Он шел через весь пятимильный Фэйрчайлдский бульвар туда, где в конце бульвара светилась крошечная янтарная точка. Это и был Центр искусств Мидлэнд-Сити. Светящаяся точка росла - Траут приближал ее к себе на ходу. Когда от его шагов она вырастет, она его поглотит. А там, внутри, его ждет еда.

Я хотел перехватить Траута и ожидал его кварталах в шести от Центра искусств. Сидел я в машине "плимут" модели "Дастер", которую я взял напрокат в гаража "Эвис" по членскому билету "Клуба гурманов". У меня изо рта торчал бумажный цилиндрик, избитый листьями. Я его поджег. Это был очень изысканный жест.

Потом я вышел из машины - размять ноги, и это тоже было весьма изысканно. Моя машина остановилась среди фабричных корпусов и складов. Уличные фонари горели слабо - они стояли далеко друг от друга. Стоянки для машин пустовали, только кое-где виднелись машины ночных патрулей. На Фэйрчайлдском бульваре когда-то главной проезжей магистрали города - теперь движения не было. Бульвар замер - вся жизнь теперь шла на автостраде и внутренней скоростной автостраде имени Роберта Ф. Кеннеди, проложенной на месте Мононовской железной дороги, ныне усопшей.

• Предыдущая
• 51/57
• Следующая