Рыцарь - Вулф Джин Родман - Страница 33

• Предыдущая
• 33/114
• Следующая

– Есть, сэр.

Я открыл дверь форпика.

– Гильф! – Я хотел позвать громко, но получилось недостаточно громко. – Гильф! Ко мне, Гильф!

– Сэр, кто такой?..

– Мой пес. Он действительно мой, Поук, и останется со мной, покуда прежний хозяин не потребует его обратно. Я не хотел брать Гильфа, поскольку боялся его. Я пытался избавиться от него перед тем, как перейти вброд Ирринг. Я велел ему уйти и никогда впредь не приближаться ко мне. – Я набрал побольше воздуха в легкие. Грудь обожгло болью, но я стерпел. – ГИЛЬФ! Ко мне, Гильф!

Наверное, Поук убежал бы, не схвати я его за руку:

– Когда мы с тобой садились на корабль, я думал, что отделался от него.

Я посвистел.

– Сейчас ночь, да? Поэтому здесь так темно – ни лучика солнца не пробивается сквозь щели?

– Да, сэр.

– Я поговорю с капитаном завтра, когда он позавтракает. На такое одолжение он вправе рассчитывать. Можешь предупредить его, коли хочешь.

Я услышал глухое постукиванье тупых когтей в трюме, открыл принесенную Поуком кастрюлю с мясом и поставил на пол, для Гильфа.

Я хорошо помнил капитанскую каюту и знал, что она запирается только изнутри. В случае, если капитан будет завтракать там, я собирался войти, когда помощник Хордвина придет убрать со стола, но мне не пришлось ждать. Капитан завтракал на крыше ахтеркастля, как я и ожидал, и мы с Гильфом просто поднялись из трюма и вошли в каюту как полноправные хозяева. Каковыми мы и являлись.

К тому времени, когда появился капитан, я уже отыскал иноземную палицу, купленную в Иррингсмауте, и прицепил к поясу. Он открыл дверь, увидел нас и громко крикнул Керла, а потом (вероятно, потому, что я сидел спокойно и не вытаскивал палицу из ножен) захлопнул и запер на засов дверь. Меч капитана по-прежнему лежал под матрасом. Я нашел его при обыске, но оставил на месте. Мне ничего не стоило встать у него на пути, но я даже не пошевелился.

Когда он схватил меч, я спросил:

– Разве вы не полагаетесь на Керла?

Он смотрел на меня, не произнося ни слова. Я велел Гильфу показаться, и он показался. Он лежал в темном углу и выплыл оттуда подобно клубу коричневого дыма, но вполне материального и рычащего.

– Я могу убить вас, коли захочу, – сказал я. – Однажды я побил вас и побью еще раз. Гильф тоже может убить вас, и у вас нет ни шанса против нас двоих. Вы – владелец корабля? Некоторые говорят, вы.

– Половины.

– Отлично. Мне не нужен ваш корабль. И я не хочу убивать вас. – Я встал и протянул вперед руку. – Уберите меч. Едва ли мы с вами станем друзьями, но нам не обязательно быть врагами.

Он стоял неподвижно и смотрел на меня добрых полминуты. Потом положил меч на кровать и сел рядом.

– Вы позволите мне сидеть в моей собственной каюте?

– Это моя каюта, – сказал я. – Но только до прибытия в Форсетти.

– Раз я сижу, вы тоже можете сесть. Давайте, садитесь. Ваша рана еще не зажила.

Я сел.

– Мне нужны мой лук и мои деньги. Один человек сказал мне, что они у вас, но он слишком боится вас, чтобы прийти и забрать их. Поэтому я сам пришел за ними. У вас есть меч, и вы сами заработаете свои деньги. Так зарабатывайте, а мои отдайте мне. Я хочу лишь, чтобы вы вернули мне мою собственность. Отдайте деньги, а также лук, футляр и колчан – и вам не придется драться со мной.

Капитан помотал головой.

– Я так и думал, что вы откажетесь. Ладно, вот мое последнее предложение. Мы с Гильфом выйдем на палубу. До следующей смены вахты вы освободите каюту, оставив на видном месте все мои вещи – деньги, лук, колчан и так далее. Двадцать два золотых септра, почти все новые и все до единого из чистого золота, плюс прочие вещи. Вы согласны?

Он встал, и Гильф угрожающе зарычал. Я испугался, что сейчас пес превратится в огромного черного зверя, который убивал разбойников, и велел не делать этого.

– Вы вернете мне мой корабль со всем грузом, когда мы достигнем порта?

– Конечно, – сказал я. – Но во-первых, он мне не нужен. Я не…

Капитан схватился за меч. Я выхватил палицу как раз вовремя, чтобы отразить рубящий удар. Раздался звон, подобный звону молота о наковальню. Следующий удар снес бы мне голову, но я отразил и его тоже. Я так и не встал на ноги – стоял на одном колене перед креслом. При третьем ударе, последовавшем незамедлительно, клинок меча сломался. Именно тогда я решил назвать свою палицу «Мечедробитель». Как только мой противник остался без оружия, Гильф прыгнул вперед и повалил его пол, а я ударил Мечедробителем по голове, думая просто вырубить. Однако я не рассчитал сил, и четырехгранный клинок проломил череп насквозь. С минуту я стоял, глядя на заляпанную кровью и мозгами палицу, думал о Дизири и повторял как заведенный: «Боже мой, боже мой, боже мой…» Потом Гильф спросил: «Мне съесть его?» – и я понял, что он прав: нам надо избавиться от тела. Я вытер Мечедробитель о куртку капитана, вытолкал тело в окно, и мы прибрались в каюте.

Потом я вышел на палубу и переговорил с Керлом. Я сказал, что теперь он – капитан корабля, а Нур – старший помощник. Я рассказал, как капитан набросился на меня и что произошло после. Я сказал, что если он хочет сообщить о случившемся представителям власти в Форсетти, я ничего не имею против, но тогда «Западного купца» надолго задержат там – для проведения судебного следствия и тому подобного.

Наверное, сказал Керл, будет лучше просто сказать, что капитан умер во время плавания и погребен в море. Я сказал, что такая мысль мне нравится, и говорил правду или почти правду. Керл собрал команду и все рассказал, и никто особо не возражал.

Потом я подумал, не назвать ли мне палицу «Череподробитель», но кто-нибудь наверняка поинтересовался бы, о чьем черепе идет речь, поэтому я оставил прежнее имя. Впоследствии я отдал Мечедробитель Таугу, и он тоже называл палицу так.

Ночью в каюте мы с Гильфом обсудили сложившуюся ситуацию. Он говорил мало – и тогда, и вообще, – но он умел слушать, а уж если говорил, то всегда дельные вещи, которые заслуживали внимания и над которыми стоило поразмыслить впоследствии. Дело в том, что моя рана никак не заживала и я боялся возможного ухудшения. Она горела, и при надавливании из нее вытекала кровь, смешанная с гноем.

Я был испуган. Знаю, до сих пор я мало говорил о страхе, но я испытывал страх довольно часто все время, пока находился в Митгартре. Я не собираюсь сейчас возвращаться назад и рассказывать обо всех таких моментах, поскольку это не имеет смысла. Кроме того, о некоторых случаях я вообще не упоминал – например, о случае, произошедшем со мной в первые дни моего проживания у Бертольда Храброго, когда я на охоте ранил медведя и тот полез за мной на дерево. Я не думал, что такие большие медведи умеют лазать по деревьям, и вообще он был бурым, а не черным. Надо полагать, медведи в Целидоне отличаются от американских собратьев, поскольку он взбирался на дерево быстрее меня. Когда зверь подобрался вплотную ко мне, я вонзил стрелу ему в глотку, и он свалился на землю и ушел. Парализованный страхом, я долго не мог слезть с дерева.

Я просто сидел там, судорожно вцепившись в ветку, и дрожал всем телом. Я выронил лук, когда убегал, и медведь чуть не оттяпал мне руку, когда перекусил древко стрелы.

В общем, я был испуган, и мы с Гильфом говорили о моем ранении и возможных осложнениях. Он сказал, что глубокие раны самые скверные, так как их не вылизать дочиста. Я рассмеялся, поскольку в любом случае не дотянулся бы языком дотуда. Я бы промыл рану, но меня останавливала мысль о качестве воды на корабле. Гильф был прав: лучше уж вылизать.

Потом я вспомнил, что Бертольд Храбрый говорил мне, как бодаханы иногда исцеляют больных животных и помогают ему по мере сил. Дизири принадлежала к племени эльфов, и я не сомневался, что она помогла бы мне, если бы знала о моем ранении. Нам нужно связаться с эльфами, сказал я и спросил, есть ли на корабле какие-нибудь.

• Предыдущая
• 33/114
• Следующая