Кот, который проходил сквозь стены - Браун Лилиан Джексон - Страница 19

• Предыдущая
• 19/39
• Следующая

Квиллерен медленно вышел из магазина. Остановился на первой ступеньке и нахмурился, размышляя, каким образом оно попало на цилиндр Бена.

И вдруг журналиста швырнуло наземь. Мир опрокинулся на него, бросив коленопреклоненным на крыльцо. Раздался шум, рев, треск, и Квиллерен оказался на четвереньках в снегу, перемешанным с колким льдом.

Бен Николас тут же поспешил на помощь.

— О, дьявольская лавина! — возопил он, помогая журналисту подняться. — С крыши этого богомерзкого дома! Мы подадим на хозяина в суд.

Квиллерен отряхнулся.

— Еще повезло, что на мне была шляпа, — сказал он.

— Пойдемте обратно — сядете и выпьете чуточку бренди.

— Нет, со мной все в порядке. Все равно, спасибо.

Он подобрал книжную полку и сошел вниз по оставшимся ступенькам, морщась от боли в левом колене.

Квиллерен с трудом добрался до дома, где его встретил разбушевавшийся Коко. Юм-Юм, съежившись, сидела в шкафу, похожая на испуганного кузнечика, а кот метался от двери к столу, потом вспрыгнул на кровать и молнией юркнул под стол.

— Ага! Эти уроды наконец установили телефон! — сказал журналист. — Надеюсь, ты укусил представителя компании за ногу.

Коко, шевеля ушами, с интересом смотрел, как Квиллерен набирает номер фотолаборатории «Бега» и заказывает фотографа на утро понедельника. Потом кот, задрав хвост, чопорно прошествовал впереди хозяина на кухню, чтобы проследить за правильным приготовлением пищи. Выжидательно опустив усы, Коко сел на сушилку и внимательно смотрел, как цыплячью печенку мелко рубят, жарят в сливочном масле, добавляют сливки и посыпают порошок соуса-кэрри.

— Коко, я вступил в клуб калек, — сообщил Квиллерен. — У хозяйки повреждена спина, у Расса Пэтча сломана нога, рыжая в гипсе, а я расшиб колено! Не плясать мне сегодня вечером в пресс-клубе!

— Йоу, — утешил его Коко.

Квиллерен всегда проводил субботние вечера в клубе — в последнее время в обществе молодой дамы, писавшей записки коричневыми чернилами. Но теперь она сошла со сцены. Журналист отыскал в телефонном справочнике номер «Трех сестричек» и набрал его: а вдруг? Большинство женщин с радостью ухватились бы за возможность поужинать в пресс-клубе. Но, к сожалению, трубку никто не поднял.

Тогда он позвонил девушке, работавшей в женском отделе «Бега» и занимавшейся светской хроникой.

— Я бы с удовольствием, но сегодня мне надо надписать все рождественские открытки, чтобы они пришли до Нового Года.

— Да, кстати: скажи мне, что ты знаешь о семье Даксбери?

— Они стараются не вести себя вызывающе, но терпеть не могут журналистов. А почему ты спросил?

— У них есть дочери?

— Пять — все названы в честь английских королев. Все замужем, кроме одной. Она покинула семью десять лет назад и…

— И?

— Вернулась обратно, наверное. Ее не видно — и не слышно.

— Как ее зовут?

— Мэри. Она в семье белая ворона.

— Спасибо, — сказал Квиллерен.

Он пошел в пресс-клуб один.

Клуб занимал единственное старое здание в центре города, избежавшее сноса. Это была бывшая тюрьма, похожая на средневековую крепость с башенками, зубчатыми стенами и бойницами. Как только город предлагал снести здание для строительства автострады или аллеи, «Бег дня» и «Утренний комментатор» поднимали возмущенный крик, и ни один выбранный или назначенный на свое место чиновник не отваживался идти против объединившейся прессы.

Квиллерен, хромая, поднимался по ступенькам мрачного старинного строения, когда встретил выходившего оттуда Лоджа Кендолла, полицейского репортера.

— Пошли обратно, я поставлю тебе рюмку, — предложил Квиллерен.

— Не могу, Квилл. Пообещал жене, что пойдем сегодня за елкой. Если заранее не выберешь, упустишь свой шанс. Терпеть не могу кособокие деревья.

— Тогда только один вопрос. В какой части города самый высокий уровень преступности?

— То ли в Полоксе, то ли в Солнечных Садах. Все больше проблем и в Орлином Парке.

— А Цвингер стрит?

— Кое-что я о ней слышал.

— Я снял там жилье пару дней назад.

— Ты, наверное, рехнулся! Это же трущоба!

— Вообще-то, там не так уж плохо живется.

— Что ж, не распаковывай все свои чемоданы, потому что город собирается Хламтаун снести, — весело сказал Кендолл на прощание.

Квиллерен наполнил у буфета тарелку и подошел к стойке; вокруг было удивительно пусто.

— А где все? — спросил он Бруно, буфетчика.

— Делают рождественские покупки. Сегодня магазины открыты до девяти.

— Ты когда-нибудь что-нибудь собирал, Бруно? Ты не коллекционер?

Разнообразные интересы буфетчика были хорошо известны.

— Конечно! Я собираю палочки для размешивания коктейлей. У меня их уже около десяти тысяч.

— Я не это имел в виду. Я говорю о древностях. Вот я только что купил часть железных ворот от замка в Шотландии. Возможно, штуковине больше трехсот лет.

Бруно покачал головой.

— Вот это мне в древностях и не нравится. Все такое старое!

Квиллерен закончил есть и с радостью отправился домой, в Хламтаун, к более серьезным проблемам, чем кособокие елки и палочки для размешивания коктейлей. Никто в пресс-клубе даже не заметил, что он хромает.

Подойдя к особняку Коббов, он взглянул на скат мансарды. Груз снега все еще плотно держался, как и на крыше дома Мэри. Лавина обрушилась только у Бена, хотя все три здания были одного стиля.

В комнате Квиллерен увидел котов, восседающих на позолоченных стульях с точнейшим соблюдением протокола: Юм-Юм, как всегда, слева от Коко. Журналист нарезал для нахлебников ветчину, принесенную из пресс-клуба, а потом сел за машинку и принялся трудиться над материалом о Хламтауне. Через некоторое время Коко вспрыгнул на рабочий стол и стал наблюдать за работой замечательного механического изобретения: как взлетает лента, чтобы сделать отпечаток на бумаге, как толчками двигается каретка. А когда Квиллерен приостановился, давая мысли оформиться, Коко потерся подбородком о соответствующий штырек и сменил ширину поля.

Этим вечером журналиста отвлекли еще две вещи. Над головой то и дело раздавались стуки и шорохи, а по коридору плыли искушающие запахи: сначала аниса, потом масла, потом шоколада.

Вдруг он услышал, как из-за двери его зовут по имени, и, открыв, обнаружил там хозяйку с большим медным подносом.

— Я услышала, как вы печатаете, и подумала, что, может, вам пора перекусить, — сказала она. Я пекла к Рождеству.

На подносе были шоколадное печенье и кофейный сервиз.

Квиллерена рассердил незваный визит, но аппетитный вид глазированных квадратиков, украшенных половинками орехов, смирил его с тем, что, не успел он ответить, как миссис Кобб вошла в комнату.

— Целый вечер провела у плиты, — вздохнула она. — Антиквары у нас наверху обсуждают сценарий рождественской благотворительной вечеринки. У Си Си ведь третий этаж оборудован специально для собраний. Знаете, как он называет нашу верхотуру, до которой не враз и доберешься? Салун «Развяжись пупок»! Знаете, антиквары всегда… О боже! Вы хромаете! Что случилось?

— Ушиб колено.

— Будьте осторожны. Колени — это очень опасно, — предостерегла Айрис. — Сядьте в кресло и положите ногу на скамеечку, а я поставлю поднос на столик между нами.

Она плюхнулась в кресло-качалку, не подозревая, что с каминной полки за ней скептически наблюдает Коко.

Целый вечер у плиты? А выглядит миссис Кобб совсем неплохо: волосы тщательно уложены, ярко-розовое платье с нашитыми крупными стекляшками свежим-свежо; на шее, как всегда, болтаются две пары очков; оправа одной из них украшена искусственными бриллиантами…

Пытаясь вознаградить себя за помеху в работе, Квиллерен уплетал ароматные темно-шоколадные квадратики, полные ореховой начинки, мягкие и еще теплые, а Айрис усердно раскачивалась, словно к чему-то готовилась.

— Я хотела с вами кое о чем поговорить, — наконец начала она. — То, что я сказала о гороскопе Энди, — просто шутка. То есть, я и не думала, что в этом что-то есть. Я бы не хотела создавать вокруг трагедии сенсационный шум.

• Предыдущая
• 19/39
• Следующая