Свадьба на Рождество - Браун Лори - Страница 35
- Предыдущая
- 35/61
- Следующая
Внезапно вздрогнув, Мэтти спросила:
– А вы помните свой первый вальс?
– Так, слегка. Она улыбнулась:
– Как это? Объясните.
Мэтти не хотела признаваться самой себе, что чувствует и ревность, и радость. Хорошо, что он ответил именно так…
– Я бы предпочел не говорить об этом.
– Нет, вы должны сказать.
– Это не так интересно, как вам, возможно, кажется. У меня очень упрямые сестры. Я, как старший брат, должен был терпеть, что мне регулярно наступают на ноги. Сестры желали танцевать. Волей-неволей мне тоже пришлось научиться и вальсировать с каждой по очереди.
– Вы не говорили, что у вас есть сестры. Сколько их? Они живут в Лондоне?
Слишком поздно Престон понял, какую ошибку допустил. Он попытался отвлечь ее:
– Так и знал, что мне придется придумать что-нибудь поинтереснее. Поверили бы вы мне, расскажи я вам, что танцевал свой первый вальс с дочерью проститутки?
– Я их увижу?
– Проститутку с дочерью? По-моему, не стоит. Лучше я познакомлю вас с дамой, которая держит дома двух обезьян. Хотите?
– Не особенно. Вы познакомите меня с сестрами?
– Нет, если это будет зависеть от меня. Давайте-ка вернемся в каюту и выпьем чего-нибудь согревающего, пока вы не совсем замерзли. Чаю или горячего какао?
– Так сколько же у вас сестер? Как их зовут? Сколько им лет?
Он зарычал:
– Мэтти, прошу вас!
– Почему вы не хотите говорить о вашей семье? Он не был готов к такому разговору.
Престон давно уже не считал сестер проклятием своей жизни. Но вот о родителях предпочитал по возможности молчать. Дракон, как прозвал его мать друг Берк, требовала, чтобы Престон присутствовал на некоторых выходах в свет, просто приличия ради. А графа Стайлза он ежегодно видел на семейном совете. Встреча неизменно заканчивалась стенаниями отца. Престон легкомысленно относится к титулу, у него нет достаточного чувства ответственности…
Престон ни разу не заикнулся родителям, что знает их тайну. Знает, что титула ему все равно не унаследовать. Когда он в свое время узнал правду, он был готов уйти из дому куда глаза глядят, ни разу не оглянувшись назад, оставив все законным наследникам.
Мэтти не станет слушать пустую болтовню, шутливые ответы. Семейные дела для нее слишком много значат. Но объяснить ей все – значит разбередить старую рану, которую он столько лет пытался залечить. Увести разговор в сторону тоже не получится.
Он посмотрел на ее лицо. Она стояла в кольце его рук, и снежинки облепили ее ресницы. Ее щеки зарделись. Меньше всего на свете он хотел сейчас говорить о своей семье.
В голову приходили десятки цветистых фраз. Много раз опробованные комплименты. Остроумные словечки. Лесть и коварство – неотразимое оружие, чтобы соблазнить женщину. Но не Мэтти! Конечно, ее красота заслуживала поэтического вдохновения. Но она-то требовала, чтобы он был с ней честен. Он не мог произнести ни слова. Наконец Престон пробормотал:
– Пойдемте внутрь. У вас нос покраснел.
Она уткнулась лицом в его пальто. Он обнял ее одной рукой и почувствовал, как дрожат ее плечи. Проклятие! Он заставил ее плакать. Вот к чему приводит честность.
– Простите, Мэтти. Я не хотел вас обидеть. Она подняла голову и вдруг широко улыбнулась.
– Вы смеетесь?
– Но не над вами же… – Она отступила на несколько шагов. – Я смеялась над собой…
Его руки бессильно опустились.
– Почему?
Она покачала головой:
– Это трудно объяснить.
Он был слишком заинтригован, чтобы уступить.
– Вы расскажете мне, почему смеялись, а я расскажу вам о сестрах. Идет?
Она склонила голову набок и прищурилась.
– И вы ответите на все мои вопросы?
– На это уйдет вся ночь. На шесть вопросов.
– Двенадцать.
– Восемь, или ничего.
– Черт. Так и знала, надо было брать выше.
– Слишком поздно. Ну что, договорились?
Немного подумав, она согласилась.
– Хорошо. Вы первая.
– Почему я?
– Кто-то же должен начать.
Мэтти кинула на него быстрый взгляд:
– Ну ладно.
Она покусала нижнюю губу и что-то быстро пробормотала. Он наклонился:
– Я не расслышал. Еще раз.
– Я не виновата, что вы плохо слышите. Теперь ваша очередь.
– Я слышу прекрасно. Вы жульничаете! Повторите ваш вопрос.
Престон шагнул ближе.
Она проговорила что-то быстрее и тише, чем в первый раз.
– Опять?
Его ухо было в дюйме от ее губ. Она крикнула:
– А я думала, вы хотите меня поцеловать! Престон отскочил, потрясенный то ли силой ее голоса, то ли самим признанием.
– Что?
– Думаю, вы все прекрасно слышали. Престон скрестил руки на груди.
– Вас было слышно на Трафальгарской площади. Не понимаю, что в этом забавного.
– Мне просто стало смешно. Знаете, я думала, вы собираетесь меня поцеловать, а вы говорите, что у меня покраснел нос. Совсем не то, чего я ждала. Это меня так поразило, что я рассмеялась.
Мэтти покачала головой:
– Ладно, не важно. Пустяки. Забудьте. – Она отвернулась.
Нет, это важно! Она сказала больше, чем хотела. Она ждала, что он ее поцелует!
– И я не буду ничего у вас спрашивать. – Она подняла голову к звездам.
– Холодно. Я иду к себе.
– Мэтти, подождите!
Она бросила через плечо:
– Нет, слишком холодно. Спокойной ночи!
Каким-то внутренним чутьем Престон понял: если он позволит ей уйти сейчас вот так, она будет переживать всю ночь из-за своего промаха, думая, что он не захотел ее поцеловать. Она убедит себя, что все это ничего не значит, просто мимолетное волнение, под впечатлением вальса… и решит больше никогда не танцевать с ним.
Вот и хорошо. Проблеск среди туч. Первый шаг к тому, чтобы выбросить ее из головы. Пусть уходит.
Он пошел за ней. Вверх по лестнице, стягивая на ходу перчатки. Через балкон. Он бросил одну перчатку через плечо. Престон услышал ее удивленный вскрик, когда поставил ногу на порог стеклянной двери, не давая ей закрыться. Он навалился на дверь плечом. Мэтти торопливо шла через салон.
Он последовал за ней в холл. Широко шагая, он быстро нагонял ее. Престон сдернул вторую перчатку и остановил Мэтти у двери в ее каюту, схватив ее за локоть.
– Мэтти, я…
– Благодарю за танец. – Она хотела высвободить локоть, стараясь не смотреть на него. – Спокойной ночи.
Престон обнял ее за плечи и развернул лицом к себе. Осторожно взял ее лицо обеими ладонями. Стер слезы с ее замерзших щек. Она сказала:
– Я вовсе не плакала. Это ветер…
Он шепнул:
– Тише…
Медленно, пытаясь унять тяжело бьющееся сердце, он склонился к ее губам. Вдохнул ее аромат, смешанный с морозным воздухом и мятой, и улыбнулся. Кто бы мог представить, что запах мокрой шерсти так возбуждает? Ближе… ее духи. Жимолость пополам с сиренью.
Он поцеловал кончик ее носа, все еще холодный – так холоден был ночной воздух. Прошептал:
– Простите, если обидел вас…
А потом он поцеловал ее губы. Поцелуй под омелой. Поцелуй джентльмена. Легкий и нежный. Слишком мимолетный. Пусть таким и остается…
Так же медленно он оторвался от ее губ. Мэтти встала на цыпочки и поцеловала его сама. Ее качнуло. Престон прижал ее к себе, обхватив рукой ее талию.
Где-то внутри его зазвучал сигнал тревоги.
– Думаю, настало время пожелать друг другу спокойной ночи.
– Нет.
Мэтти прижалась щекой к его шее. Он простонал:
– Вы заставляете меня забыть, что я джентльмен…
Она посмотрела ему в лицо. Как только они покинут корабль, она перестанет быть просто Мэтти Максвелл. Кто знает, будет ли у леди Матильды хоть единый шанс остаться с ним наедине еще раз? Она не хотела прожить остаток дней, сожалея о том, что упустила последнюю возможность.
– Отлично. – Ее голос звучал низко и хрипло. – Забудьте, что вы джентльмен. Пожалуйста. Поцелуйте меня еще раз.
Престон не мог ей отказать. Еще один поцелуй, последний.
Он мог бы устоять, когда почувствовал прикосновение ее затянутых в кожу перчаток пальцев к своей шее. Он мог бы даже контролировать себя, когда она склонила голову набок, глубоко впиваясь в его губы, а он опустил голову еще ниже. Но когда она слабо застонала от наслаждения – вот это оказалось сильнее его.
- Предыдущая
- 35/61
- Следующая
