Темные тропы - Гэбори Мэтью - Страница 50
- Предыдущая
- 50/58
- Следующая
– Это конец, проказник. Я оставляю победу за тобой…
Януэль подошел к нему вплотную и остановился. Со столь близкого расстояния Кованый не мог не прочесть безумия в его помутившихся глазах. Он поднял руки:
– Януэль?
Ему был знаком этот взгляд. Подобный беловатый отблеск означал, что Желчь требует причитающегося ей, что она не может так просто быть вызвана, не получив взамен то, ради чего она существует.
Меч Сапфира врезался в горло харонца так внезапно, что тот даже не попытался защититься или уклониться от удара. Голова Харонца покатилась к ограде, уткнувшись в нее с вязким стуком.
Шенда знала, что жалость во многих случаях могла быть обманчива и даже бесполезна. Тем не менее беспощадный поступок фениксийца поразил ее до такой степени, что она вскрикнула. Такая решительность и жестокость не вязалась с его характером. Она подошла к нему, избегая смотреть на обезглавленного толстяка, восседавшего в черной и зловонной луже.
Януэль никак не отреагировал на ее присутствие, его плечи были охвачены нервной дрожью.
– Фарель! – позвала она через плечо.
Изумленная поведением Януэля, она хотела, чтобы учитель-Волна был рядом с ней. Инстинкт заставлял ее насторожиться и удержал от попытки привлечь внимание фениксийца, пока к ним не присоединится Фарель.
Януэль по-прежнему стоял к ним спиной. Он медленно развернулся, обеими руками впившись в гарду своего меча.
Шенда до крови прикусила губу, когда увидела его преображенное лицо. Оно выражало первозданную дикость, грубое и ничем не ограниченное желание разрушать и уничтожать жизнь. В душе фениксийца разверзалась пропасть, бездна, в которой царствовали тьма и смерть.
Она отказалась понять причину и попятилась от него, шаг за шагом. Она предчувствовала, что слова будут бесполезны, что уже ничем не удастся тронуть его. Она обошла Фареля и остановилась позади него, как если бы он был единственно возможной преградой между нею и обезумевшим фениксийцем. Последний быстро оглядел их, улыбнулся и ринулся к ним с единственной целью – убить.
Толчок Фареля спас жизнь драконийке. Она споткнулась и услышала пронзительный свист почти задевшего ее меча. Непроизвольным жестом она ухватилась за обрубок искромсанной харонцем спинки кресла, содрав кожу ладони об острый срез коралла. Когда она обернулась, Волна уже бросался на острие меча Сапфира.
В ту секунду она не поняла смысла его самоубийства и устремилась к нему, надеясь его спасти.
С губ Волны сорвался глухой стон. Меч Сапфира рассек ему середину груди и прорвался через спину, окрашенный густой бирюзовой влагой. Никто не мог выжить с подобной раной, и Шенда поняла это даже раньше, чем вены, хорошо видимые в его прозрачном теле, втянулись и сошлись на лезвии меча.
Желчь с жадностью ворвалась в меч Сапфира, чтобы напиться из этого первичного источника жизни. Стон Волны перешел в вопль, когда его вены стали рваться одна за другой, как канаты корабля, унесенного ураганом. Они хлестали изнутри его тело, обезумевшие в напрасной попытке не уступить силе тянущего их меча.
Борьба была неравной.
Жизненная энергия Волны быстро сошла на нет, и вены исчезли, поглощенные невидимым окислением Желчи. Вскоре не осталось больше ничего, кроме бесплотной оболочки – прозрачной голубой ткани, которая утратила силу сцепления и распалась, как куколка бабочки. Туника, в которую был одет Фарель, со вздохом осела, подняв в воздух последние лоскутки его кожи. Некоторое время они парили в воздухе, прежде чем мягко опуститься на пол.
Меч Сапфира упал со звоном. Януэль, с трясущимися руками, пытался осознать смерть своего учителя, в то время как огненные петли его доспехов исчезали, воссоединяясь с Хранителем в его сердце.
Как сквозь туман, до него донесся приглушенный голос Шенды.
– Он избавил тебя от Желчи, – прошептала они, заключая его в свои объятия.
Януэль кивнул головой и уткнулся в ее плечо. Он закрыл глаза, чтобы найти слова для последнего прощания с учителем, но ни единое слово не было в состоянии выразить то, что он чувствовал. Только одна молитва, та, которую Завет посвящал умершим и их памяти, невольно припомнилась ему и стала утешением.
– Ты пришел в себя? – спросила его драконийка.
– Мне кажется, да.
– Он поступил правильно, и ты это знаешь, не так ли?
– Может быть, и так.
– Нет, Януэль. Посмотри на меня! Он был прав, другого выхода не было. Он вырвал тебя у Желчи.
Януэль отвернулся и пошел к мечу, чтобы подобрать его и прикрепить к поясу.
– Он не вырвал меня… Он дал мне отсрочку, Шенда. Желчь всегда была во мне, насытившаяся ныне, она всегда тут… Всегда, – повторил он усталым голосом. Он вернулся к ней и схватил ее за руку: – Их несколько. Еще четверо. Один из них – властитель Харонии.
– С чего ты взял?
– Я виделся этой ночью с капитаном Соколом. Мой знакомый из прошлого. Его сюда послали каладрийцы. Якобы для того, чтобы охранять меня и предупреждать об опасности… – Он указал пальцем на труп Кованого: – Этот тоже был моим наставником. И он пришел не один. Есть еще трое других в этом городе.
– Давай попросим убежища у властей Тараска.
– Нет, ты не понимаешь! Убийцы могут достать нас где угодно… А я не могу пользоваться этим мечом. По крайней мере до прибытия в Каладрию. В этом городе мы как в ловушке.
– Ты думаешь, я не в состоянии тебя защитить?
– Против них – нет.
Шенда поморгала глазами, но никак не отозвалась.
– Я теперь не знаю, должен ли я доверять Соколу. Он меня уверял, что харонцы вынуждены будут отдыхать в течение двух дней.
– Вынуждены отдыхать? Почему?
Он вкратце рассказал ей о своей встрече с капитаном.
– Если бы он хотел тебя убить, он бы это уже сделал, не так ли?
– Да, ты права.
Он вспомнил поединок в тупике и монахов-воинов, которые сопровождали капитана. Если допустить, что это была засада, они должны были в таком случае вмешаться, когда увидели, что фениксиец берет верх. Нет, пожалуй, это не так. Однако меч Сапфира все еще сеял сомнения. Он был похож на отравленный подарок, на отвлекающий маневр, чтобы открыть дорогу Желчи. Не Харония ли выбрала этот окольный способ, чтобы воздействовать на избранника на расстоянии? Вместо того чтобы его уничтожить, она стремилась сделать его одним из своих…
– Нельзя здесь оставаться, – сказал он убежденно.
– Куда ты хочешь уйти?
– Я пока не знаю. В такое место, где они нас не найдут… Я не понимаю, как им удалось найти меня здесь.
– Проболтались местные жители…
– Нет. Кованый был не один. Когда мною завладела Желчь, я почувствовал, что кто-то следит за нами.
– С улицы?
– Нет, не глазами. Какой-то дух летел по следу Кованого.
Януэль порылся в своей памяти, пытаясь разобраться в том странном впечатлении, которое у него тогда возникло. Удивительно, что он не ощутил в этом слежении подлинной враждебности. Только пристальное любопытство… Как если бы кому-то было достаточно просто на него посмотреть. В его памяти сами собой возникли забытые картинки его детства. Часто, ускользнув из-под присмотра матери, он пробирался на поля сражений, когда обе армии уже были далеко от них. Его странным образом завораживало зрелище погибших воинов, которые не успели в схватке разорвать объятий и так и остались лежать на земле, пропитанной кровью. Это зрелище превращало его почти в сомнамбулу, способного заблудиться в ближайшем лесу и потерять тропинку к фургончику. Так и случалось довольно часто, но был один человек среди его наставников, которому всегда удавалось его найти и привести к матери.
Зименц.
Василиск всегда знал, где его искать, хотя в ту пору Януэля мало беспокоила подобная интуиция. Между тем его мать никогда не оставляла безнаказанными эти вылазки и выговаривала Зименцу за то, что он ходил его искать. Частенько, притаившись в укромном месте, он подслушивал взволнованные споры между василиском и своей матерью. Она намекала на какую-то таинственную власть и требовала от Зименца обещания не злоупотреблять ею, иначе она перестанет принимать его в своем фургончике.
- Предыдущая
- 50/58
- Следующая
