День греха - Браун Сандра - Страница 51
- Предыдущая
- 51/85
- Следующая
Но появившееся солнце только увеличило его беспокойство. Дневной свет обнажил опасности, доселе щадяще скрываемые темнотой. Каждый всплеск воды теперь таил в себе ужасающую конкретность: то выброс ядовитого газа, то злобного крокодила, проплывавшего едва ли не рядом с лодкой. Со свирепым клекотом, почти касаясь поверхности воды, летали громадные птицы.
А еще сводила с ума монотонность окружающего пейзажа. Каждый раз Грегори надеялся, что вот за тем поворотом он наконец увидит перемены в этом адском единообразии. Но он плыл, плыл уже, кажется, много миль и видел только одно: тусклый свет и скользящие тени.
К полудню первого дня он понял, что безнадежно заблудился. Накатила невероятная усталость: ведь он не спал всю прошлую ночь. Избитое тело болело сильнее, чем накануне. Один глаз совершенно заплыл. Распухшие ноздри мешали дышать, и из носа то и дело текла кровь. Грегори осторожно ощупал кончиками пальцев губы – они вздулись и болели.
Болело, впрочем, все: и внутри, и снаружи. Он отдал бы сейчас миллион долларов за таблетку аспирина; но, даже если бы она у него вдруг оказалась – он не смог бы выпить ее без воды. Убегая, он был уверен, что скоро – ну, часа через два-три – выберется из болота, поест и уедет в Нью-Орлеан; поэтому не захватил с собой ничего из провизии, а главное – не взял воды.
Но отсутствие еды представлялось не таким страшным делом по сравнению с вероятностью за – гнуться здесь одному, среди дикой, отторгающей его природы. Какой бесславный конец для мальчика, выросшего в довольстве и благополучии, отпрыска богатого американского семейства!
Но, когда Грегори оказывался у берега твердой земли, он не пытался выбраться на сушу. Самым ужасным периодом его жизни – не считая последней недели – было пребывание в летнем лагере, куда его отправили однажды, чтобы «закалить душу и тело». Бойскаута из Грегори не вышло. Через две недели отчаявшееся начальство позвонило родителям мальчика и пообещало вернуть деньги, уплаченные за путевку, если его отсюда заберут.
Даже опытные охотники и рыболовы часто становились жертвами болота и живущих на нем тварей. Грегори читал в газетах о подобных жутких случаях. Люди исчезали, и родные даже не ведали, какая горькая участь постигла их несчастные души. Если Грегори Джеймс не смог продержаться в летнем лагере, то уж где ему выжить на болоте: он не обладал для этого ни физическими, ни моральными, ни эмоциональными качествами. Поэтому для него брести через трясину пешком было равносильно самоубийству.
Пока он в лодке, у него остается хоть какой-то шанс. Это, конечно, не катер с мотором, но по крайней мере своего рода плавучий остров, относительная гарантия безопасности. Лодка защищает его от прямых контактов с крокодилами и ядовитыми змеями.
Но тянулись часы, и его надежды на спасение угасали. Грегори не помнил уже, в какой момент он сдался, сложил весла, лег на дно зловонной лодки и стал ждать смерти. Может быть, это было вчера, но он очень смутно помнил прошедшую ночь. И когда хмурые облака разразились дождем, вчера или сегодня?
Сейчас снова наступила ночь. Из-за облаков изредка выплывала луна. Это было красиво. Мерцающий лунный свет придавал пейзажу некое подобие романтики. Если удастся заснуть, может, он снова увидит себя на бродвейской сцене в главной роли. Зрители будут восторженно хлопать и восхищаться его игрой.
Внезапно дремоту рассеял яркий свет, слепящий даже через закрытые веки. Грегори инстинктивно прикрыл глаза ладонью. Он услышал обращенные к нему слова, но не понял их смысла. Попытался что-то сказать сам, но не смог произнести ни звука.
В луче света появились огромные руки. Они вынули его из лодки и бесцеремонно бросили на сырую землю. Как мягко лежать на теплой грязи! Грегори свернулся калачиком, попробовал снова заснуть и увидеть тот же сон.
Но его перевернули на спину и усадили. Прижали что-то к губам, и Грегори вскрикнул от боли и страха. Потом начал жадно, захлебываясь, пить, резко закашлялся.
Откашлявшись, он попробовал заговорить:
– Сп… спасибо.
Губы едва слушались, словно после посещения зубного врача. Грегори провел по ним языком и ощутил привкус крови.
Ослепивший его свет, к счастью, погасили, но было достоточно светло, чтобы разглядеть заляпанные грязью высокие сапоги его спасителей. Штанины засунуты в сапоги. Совершенно некстати Грегори подумалось, что он никогда в жизни не засовывал брючин в сапоги.
Он пытался произвести в голове сложное вычисление: четыре сапога – значит, два человека.
Они говорили между собой тихими голосами, и Грегори не разбирал слов. Он слегка запрокинул голову, желая снова поблагодарить их за спасение, но, когда увидел их лица, слова замерли на его распухших губах и он потерял сознание.
– Который час?
При звуке ее голоса Берк обернулся. Она сидела на кровати и терла глаза ладонями.
– Скоро шесть.
– Я спала так долго?
– Наверное, еще продолжают действовать снадобья Дредда.
Она вышла в туалет. Вернувшись, налила себе стакан воды и медленно выпила. Потом сказала:
– Вы слишком сильно растопили жир. Конечно, он не шеф-повар, но он раньше уже жарил рыбу, и получалось вполне съедобно.
– Кто научил вас готовить? – спросил он.
– Я самоучка. Правда, мне не часто приходилось это делать, но я помню основные правила. И если вы немедленно не прикрутите газ, масло сгорит прежде, чем поджарится рыба. Давайте лучше я сама.
– Ага, а потом возьмете и плеснете мне раскаленным маслом в физиономию и сбежите.
– Вообще-то, мистер Бейзил, я хочу есть. Мне надо подкрепиться перед побегом. Кроме того, я сомневаюсь, что смогу поднять эту тяжеленную сковороду, хотя бы даже обеими руками.
На сковороде, почти до середины наполненной кипящим маслом, жарились, вернее, подгорали куски рыбы. Берк критически поглядел на них и подумал, что у Реми вряд ли хватит сил воспользоваться сковородой в качестве оружия. Поэтому он отошел и позволил ей занять место у плиты.
– Вы ловили рыбу?
– Да, днем.
– Если не возражаете, я начну сначала. Снимите, пожалуйста, сковородку с плиты.
Он исполнил ее просьбу, она тем временем прикрутила газ и вынула из кипящего масла шумовкой обугленные куски рыбы. Положив их остывать, она потрогала пальчиками муку, смешанную с сухарями.
– Солили? – М-м, нет.
– Приправы какие-нибудь добавляли? Он помотал головой.
Над плитой на узкой деревянной полке стояли баночки со специями. Реми взяла кайенский перец. Берк поспешно отступил, и она рассмеялась.
– Полицейский сражен кайенским перцем, – Продекламировала она и поперчила муку. – Так и вижу заголовки во всех газетах.
– Я уже не полицейский.
– Верно, вы теперь перешли на противоположную сторону и стали преступником.
– Я совершил только одно преступление. Пока.
– По-моему, похищение человека – слишком круто для дебюта.
– Вы что, издеваетесь, миссис Дюваль? Вам это кажется забавным? – Удивленная его тоном, она обернулась. – Вам представляется смешным, что Уэйн Бардо уже успел убить двоих человек, после того, как ваш муж добился его оправдания? То есть про двоих нам известно наверняка. Обхохочешься, правда? Что же вы не улыбаетесь? Кевин Стюарт погиб, и двое его сынишек теперь никогда не узнают, каким отличным парнем был их отец. В следующий раз, когда захочется посмеяться, вспомните о них.
– У Пинки такая работа: добиваться оправдания клиентов. Как и у любого другого адвоката.
– Я смотрю, он вас хорошо воспитал. Но, видимо, имел дело с хорошо подготовленной ученицей. Ведь вы очень рано усвоили уроки вашей матери-шлюхи, вот и зацапали богатенького да влиятельного мужа.
– Вы не имеете ни малейшего понятия о том, что говорите.
– Ошибаетесь, миссис Дюваль. Я все знаю об Анджеле, о ее работе танцовщицей в стриптиз-клубе, а также о том, что она подрабатывала проституцией – привычка к наркотикам съедала много денег.
Его слова явно подействовали на нее, но Берк не мог разобраться – как. Она удивлена, что он столько о ней знает? Рассержена, что он выкопал прошлое, которое она старалась забыть? Ей стыдно или она взбешена? Непонятно.
- Предыдущая
- 51/85
- Следующая
