Как две капли воды - Браун Сандра - Страница 7

• Предыдущая
• 7/102
• Следующая

– Эй, парень, перестань себя винить. Ты просто делал свою работу. Откуда ты мог знать?

Айриш невидящими глазами уставился на янтарное содержимое стакана.

– Тебе приходилось когда-нибудь опознавать тело, Вэн? – Ответ ему был не нужен. – Они лежали в ряд, как… – Он судорожно вздохнул. – Черт, даже не знаю. Никогда не был на войне, но, наверное, это похоже. Она была в застегнутом на молнию пластиковом мешке. У нее не осталось ни волосика на голове, – продолжал он надломленным голосом. – Все выгорело. А кожа… О, Господи. – Он прикрыл глаза толстыми пальцами. По ним потекли слезы. – Это из-за меня она оказалась в этом самолете.

– Ну-ну, парень. – Этим у Вэна исчерпывался запас сочувственных слов. Он подлил Айришу виски, раскурил еще одну сигарету и молча протянул ее другу. Сам он перешел на марихуану.

Айриш затянулся.

– Слава Богу, ее мать не дожила до этого дня. Если бы не медальон, который она зажала в руке, опознать тело вообще было бы невозможно. – При воспоминании о том, во что превратил пожар тело Эйвери, внутри у него все перевернулось. – Вот уж никогда не думал, что придется такое говорить, но я действительно рад, что Розмари Дэниелз нет в живых. Мать не должна видеть своего ребенка в таком состоянии.

Несколько минут Айриш молча потягивал виски, а потом снова поднял на друга глаза, полные слез.

– Я ведь любил Розмари. Мать Эйвери. Черт, я ничего не мог с этим поделать. Отец Эйвери, Клифф, почти все время был в разъездах, в самых Богом забытых местах. Уезжая, он всякий раз просил меня присмотреть за ними. Я был готов убить его за это, хоть он и был моим лучшим другом. – Он отхлебнул. – Не сомневаюсь, что Розмари догадывалась, но мы никогда не говорили с ней об этом. Она любила Клиффа. И я это знал.

С семнадцати лет Айриш заменил Эйвери отца. Клифф Дэниелз, известный фоторепортер, погиб в бою за маленькую деревушку с непроизносимым названием где-то в Центральной Африке. Розмари покончила с собой спустя всего несколько недель после смерти мужа, оставив Эйвери одну, с единственным человеком, на которого она могла твердо рассчитывать, поскольку он был старинным другом семьи, – Айришем Маккейбом.

– Я был для Эйвери отцом не меньше, чем Клифф. А может, даже и больше. Когда она осталась сиротой, она прибежала ко мне. И именно ко мне она прибежала в прошлом году, когда случился этот прокол в Вашингтоне.

– Да, тогда она, может, и сплоховала, но все же репортер из нее был хоть куда, – отозвался Вэн сквозь едкий сладковатый дым.

– В том-то вся и драма, что она умерла, так и не сняв грех с души. – Он сделал еще глоток. – Понимаешь, Эйвери больше всего боялась неудач. Малейший промах становился для нее трагедией. Когда она была девчонкой, она мало видела Клиффа и потом все время как бы старалась заслужить его одобрение, быть достойной его памяти. Мы никогда об этом не говорили, – продолжал он угрюмо, – но я это знаю. Вот почему тот прокол она переживала очень тяжело. Она все стремилась исправить ошибку, вернуть себе доверие, а значит, и чувство собственного достоинства. Жизнь не дала ей на это времени. Черт возьми, ведь она ушла с ощущением провала.

Горе старика тронуло потаенную струну в сердце Вэна. Он решил хоть как-то утешить Айриша.

– Насчет того – ну, твоих отношений с ее матерью… Она ведь о них знала.

Айриш повернул к нему красные, заплаканные глаза.

– А ты откуда знаешь?

– Однажды она мне сказала, – ответил Вэн. – Я просто спросил, как давно вы с ней знакомы. Она сказала, что, сколько себя помнит, ты всегда был рядом с ее семьей. И высказала предположение, что втайне ты любил ее мать.

– И как она на это реагировала? – с волнением спросил Айриш. – То есть, я хочу сказать, ее это не раздражало?

Вэн мотнул головой.

Айриш достал из нагрудного кармана поникшую розу и потрогал нежные лепестки.

– Вот и хорошо. Я рад. Я любил их обеих. – Тяжелые плечи его задрожали. Он крепко зажал цветок в кулак. – О Господи, – простонал он, – мне так будет ее не хватать.

Уронив голову на стол, он горько разрыдался, а Вэн продолжал сидеть напротив, на свой лад переживая обрушившееся на них горе.

Эйвери пришла в себя. Теперь она точно знала, кто она.

Собственно, она этого и не забывала. На нее только нашло временное помутнение из-за лекарств в сочетании с контузией.

Вчера – по крайней мере, ей казалось, что все это было вчера, поскольку все недавно приходившие желали ей доброго утра, – она была немного сбита с толку, что, впрочем, вполне объяснимо. Очнуться после нескольких дней коматозного состоятся и обнаружить, что ты не можешь ни двигаться, ни говорить, ни видеть за весьма ограниченными пределами, – такое хоть кого приведет в замешательство. Она редко болела, и обычно ничем серьезным, поэтому нынешнее состояние было для нее настоящим шоком.

Палата интенсивной терапии, с ее постоянно включенным светом и вечной суетой, уже сама по себе может внести сумятицу в мысли. Но что действительно озадачило Эйвери, так это то, что все, как один, называли ее чужим именем. Как могло случиться, что ее приняли за женщину по имени Кэрол Ратледж? Даже мистер Ратледж как будто не сомневался в том, что разговаривает со своей женой.

Ей надо каким-то образом объяснить, что произошла ошибка. Но она не знала, как это сделать, и это ее пугало.

У нее в сумочке лежали водительские права, журналистское удостоверение и другие документы на ее имя. Но они, вероятно, были уничтожены огнем, подумала она.

При воспоминании о взрыве ее по-прежнему охватывал панический ужас, поэтому она сознательно старалась не думать о происшедшем, по крайней мере отложить это до тех пор, пока она не окрепнет, а недоразумение не прояснится.

Где Айриш? Почему он не пришел ей на помощь?

Ответ на этот вопрос поразил ее своей очевидностью. Все тело ее как будто пронзило током. Это казалось невероятным и нелепым, но все было совершенно ясно. Если ее приняли за миссис Ратледж и миссис Ратледж считалась оставшейся в живых, следовательно, она, Эйвери Дэниелз, числится среди погибших.

Она представила себе, какую муку должен испытывать сейчас Айриш. Ее «гибель» будет для него тяжелым ударом. Но пока что она не в силах облегчить его страданий. Нет! Пока она жива, она не должна сдаваться! Надо думать. Надо сосредоточиться.

– Доброе утро.

Она сразу узнала этот голос. Наверное, опухоль в глазу стала понемногу спадать, потому что она видела его более ясно. Черты его лица теперь предстали ей совершенно отчетливо.

Густые, красиво очерченные брови почти смыкаются на переносице. Нос прямой, крупный. Волевая челюсть и упрямый, раздвоенный подбородок, но в нем не чувствуется агрессивности. Рот твердый, широкий, губы тонкие, причем нижняя чуть полнее верхней.

Он улыбался, но глаза оставались серьезными, отметила она про себя. Улыбка казалась какой-то заученной. Она шла не от души. Почему? – подумала Эйвери.

– Мне сказали, ты спала спокойно. Никаких признаков инфекции в легких нет. Это здорово.

Она знала это лицо и этот голос. Знала раньше, до вчерашнего дня. Но пока она не могла припомнить, откуда этот мужчина ей знаком.

– Мама ненадолго оставила Мэнди, чтобы повидать тебя, – обернувшись, он сделал кому-то знак подойти ближе. – Мама, встань здесь, а то она тебя не увидит.

В поле зрения Эйвери возникла очень привлекательная женщина средних лет. У нее были мягкие темные волосы, с красивой серебристой прядью над гладким лбом.

– Здравствуй, Кэрол. Мы все очень рады, что у тебя дела идут на поправку. Тейт говорит, доктора тобой довольны.

Тейт Ратледж! Ну, конечно.

– Расскажи ей о Мэнди, мама.

Незнакомая женщина стала рассказывать ей о незнакомом ребенке.

– Сегодня Мэнди хорошо позавтракала. Вчера ей дали успокоительное, и она очень хорошо поспала. Ей доставляет неудобство гипс на руке, но я думаю, это в порядке вещей. Она любимица всего детского отделения, все сестры ходят вокруг нее на задних лапках. – На глаза у нее навернулись слезы, и она смахнула их салфеткой. – Как подумаешь, что…

• Предыдущая
• 7/102
• Следующая