Светлана - Артюхова Нина Михайловна - Страница 34

• Предыдущая
• 34/61
• Следующая

 — Наталья Николаевна, а можно сделать так, чтобы меня по немецкому не спрашивали завтра... и еще не­сколько дней? Я хочу ответить хорошо. Ведь я... ведь я совсем немецкий не учила! Ни разу!..

 — Я позвоню завтра в школу, — сказала Наталья Ни­колаевна. — Я сама об этом попрошу.

В саду пахло осенью, грибами и сыростью, как в лесу, белыми табаками. Но было не совсем темно, потому что окна не завешенные, а на улицах — фонари.

 — Алла, ты?..

Алла сказала:

 — Какая ты тепленькая вся, пушистая!..

Девочки, обнявшись, подошли к белой клумбе, потом, шурша листьями по дорожке, — к темному забору и опять к белой клумбе.

 — Как я рада, что ты не уйдешь из нашей школы!

А ведь Светлана ей ничего еще не рассказала!

Вот опять прошуршали под ногами листья... Де­вочки ушли в темноту. Широкие ветки заслонили свет фонарей.

 — Алла, давай будем дружить.

 — Мне тоже хочется.

 — Алла, а это ничего, что я с другими девочками дру­жу в нашем классе?

 — Почему — ничего? Это очень хорошо!

 — Они очень славные, Галя Солнцева и еще другие, и наши Аня-Валя. Только знаешь, Алла, они все моложе меня... Как-то не обо всем с ними можно говорить! Алла, давай будем друг другу все рассказывать! Алла, знаешь, на что похожа эта клумба? Такие бывают часы со светя­щимся циферблатом. У них такой же матовый свет. У моего папы такие были... Алла, мне хочется тебе рас­сказать, что мне сейчас Наталья Николаевна говорила...

Комсомольское собрание затянулось. Когда Костя возвращался в свою роту, было уже совсем темно. Смут­но белели палатки в поле. Лагерь спал. Особенно тихой казалась осенняя безлунная ночь.

Ночью потеплело.

«К дождю», — подумал Костя.

Спать не хотелось совсем. Костя был в настроении возбужденно-счастливом. Он пошел в сторону леса, сняв фуражку и подставляя разгоряченное лицо навстречу на­бегающему ветерку. Вечером, после большого перерыва, Костя получил письмо. По совести говоря, при взгля­де на него вместе с огорчением почувствовал даже тре­вогу.

Буквы на конверте очень хотели быть красивыми. Вна­чале им это удавалось.

«Лебедеву Константину» — было написано с таким изяществом, прямо в школьную пропись годилось. Только росчерки после каждого «у» недостаточно солидны, легкомысленны для школьной прописи. Слово «Михайло­вичу» растянулось и сползло вниз, будто у автора письма не хватило выдержки или просто умения писать без ли­неек.

Еще не начиная читать, Костя сообразил, почему по новому адресу первым пришло именно Светланкино пись­мо: из Москвы письма всегда доходят быстрее. Вместо огорчения и тревоги появилось теплое чувство благодар­ности. Светланкино письмо предсказывало, что ждать те­перь уже недолго: завтра, в крайнем случае — после­завтра, придут и другие письма.

Костя подошел к опушке леса, темнеющего зубчатой стеной. Отсюда днем видны на востоке Уральские горы — граница двух частей света. Костя присел на траву. Росы не было совсем. Он опять подумал: «К дождю». Нужен дождь или нет? Для озими — пожалуй, а для кар­тошки...

Костя усмехнулся, осознав, что думает о нужности или вредности дождя с точки зрения уже не военной, а сель­скохозяйственной.

Как хорошо, что Светлана была у мамы именно в тот день, когда они получили его письмо с новым адре­сом! Глазами Светланы Костя видел дорогих ему людей.

«...Надя сейчас же побежала к вашей маме».

Надя чаще ходит, чем бегает... а вот побежала. Обра­довалась? Хотела поскорее успокоить маму?..

Вспомнилась последняя встреча на станции окруж­ной дороги. Какое испуганное лицо было у Нади, когда он поцеловал ее при всех. Мама видела, Светланка тор­чала неподалеку. Можно себе представить, как ребята скалили зубы из всех вагонов!..

Уж не обиделась ли?

Каялся потом в каждом письме, объяснял, что просто невозможно было поступить иначе...

На последней странице Светлана написала про свои дела.

«Костя, в моей жизни наступает огромный перелом: меня будут принимать в комсомол».

Неужели уже в комсомол — маленькую такую? Долж­но быть, все-таки еще не очень скоро. За последние годы Костя привык видеть только таких комсомольцев, которым в трудные минуты на передовой кричал комсорг: «Комсомольцы, вперед!» Он представил себе Светланку рядом с плечистыми парнями, шумевшими сейчас на собрании... Забавно! А славные подобрались ребята, жалко будет расставаться. Одних посылают учиться, другим еще послужить, многие демобилизуются в этом году.

Когда полковник предложил Косте ехать в академию, он сказал ему:

 — Такие, как ты, нужны в армии.

Эти лестные слова казались неожиданными и незаслу­женными, но все-таки было приятно выслушать их от че­ловека, которого привык уважать.

Жалко, конечно, что жить придется далеко от Мо­сквы, но все равно — руки чешутся учиться. Будет каж­дый год отпуск, да и зимой на каникулы можно будет приезжать.

Как говорит Очкарик: «Вы еще молодой, и все у вас впереди».

Вообще — война кончилась, начинается мирная жизнь, и все невероятно хорошо!

Ярко сияли звезды и как-то особенно сильно мерцали в эту ночь. Казалось даже — шевелятся... Казалось даже — шуршат...

Далеко еще отсюда до Москвы, до кремлевских руби­новых звезд. Но Дальний Восток уже опять стал даль­ним.

Большая наша земля!.. На две части света раскину­лась, и нужно вот так проехать из конца в конец, чтобы осознать, какая она большая!.. Не только проехать из конца в конец — нужно идти по ней шаг за шагом в сол­датских сапогах, нужно бежать по ней навстречу смерти, прижиматься к ней грудью, лицом, всем телом, как к са­мой надежной защите...

А потом найти в себе силу снова встать, чтобы защи­щать ее, нашу землю, даже если придется всю свою кровь ей отдать, до последней капли!.. Вот тогда только по-настоящему поймешь, как она тебе дорога!

Костя лег на землю ничком и широко раскинул руки, как будто хотел обнять ее всю. Мягкие осенние травинки щекотали лицо.

 — Я родилась в 1931 году. В 1938 году я поступила в школу. Когда мне исполнилось десять лет, началась война...

Светлане показалось, что голос ее чужой и пионерская комната совсем не такая, как всегда: строгая, незнакомая, И ребята, которые сидят на стульях вдоль стен, члены совета дружины, совсем не такие, как всегда: по-незнако­мому серьезные и требовательные.

Вот я вся здесь перед вами, вы знаете меня, судите, ре­шайте мою судьбу! Они имеют право — и даже обя­заны — вспомнить все: и прошлогодний побег из школы, и срывы в ученье: каждая двойка, каждая тройка долж­на быть на счету. Несдержанные слова, необдуманные поступки... А история с немецким языком в начале учеб­ного года! На минуту Светлане даже страшно стало... Конечно, откажут! Лучше бы уж не подавать заявления!

 — Ребята, кто хочет высказаться? Юра, ты?

 — Кто, я?.. Нет, я не хотел... — Юра все-таки встал неторопливо. — Что же говорить? Мы все Светлану знаем. По-моему, она достойна стать комсомолкой.

Все смотрели на него, ожидая, что он будет продол­жать, но Юра уже садился с таким видом, будто говорил очень долго и очень красноречиво.

 — Можно мне?

 — Алла? Пожалуйста.

 — Юра, ты не прав! — начала Алла с обычным своим решительным видом.

«Вот оно! — взволнованно подумала Светлана. — Дружба дружбой, но ради дружбы Алла не станет кри­вить душой! Сейчас скажет: «недостойна» — и все кон­чится, рекомендации не дадут».

Алла стояла маленькая, прямая и строгая, очками и еще чем-то неуловимо похожая на большого и снисходи­тельного к чужим слабостям Алешу Бочкарева.

 — Юра говорит, что не о чем говорить, а по-моему, нужно говорить. Да, мы знаем Светлану. Знаем уже год. Она не такая, как была в прошлом году. Она очень много работает над собой! Очень старается в школе. Но все-таки в начале занятий у нее была двойка по немецкому языку. Правда, Светлана очень быстро поняла свою ошибку, но все-таки ошибка была. Я считаю, что Светлану обяза­тельно нужно принять в комсомол, что комсомол поможет ей не делать ошибок.

• Предыдущая
• 34/61
• Следующая