Светлана - Артюхова Нина Михайловна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/61
• Следующая

 — Кем же хочет быть Славка?

Светлана чувствовала, как трудно ему опять стало говорить, и ободряюще сжала его плечо:

 — Славик сказал: «Я буду трижды Покрышкин!»

 — Что ж, хорошо сказал! Знает, по кому равняться, хорошую себе выбрал профессию... Только не быть Слав­ке летчиком, и героем ему не быть!

 — Почему не быть? — обиженно прозвучало из перед­ней,

 — Да какой же из тебя летчик? Летчики ничего не боятся, а ты родного отца боишься!

— Я не боюсь! Я только испугался!

— Точно! А по-твоему, Покрышкин испугался когда-нибудь, хоть раз в жизни?.. Ладно, что ж делать! Родные дети меня такого не хотят, возьму и усыновлю вот эту чужую девочку. Она меня жалеет и любит.

 — Какая же это чужая девочка? — сказала Оля. — Ведь это наша Светлана!

 — Так вы не возражаете? Можно Светлану усынов­лять?

 — Усыновляй, — сказал Славик.

 — Мы ее любим, она хорошая, — прибавила Оля.

 — Значит, мне Светлану усыновлять, а вам я совсем не нужен?

 — Нужен! — ответил Славик. — Нас тоже усынов­ляй.

Ребята все еще стояли в передней, не переступая по­рога. Наталья Николаевна, молча сидевшая на диване, поманила их и показала на кресло у окна.

Оля и Славик вошли, осторожно ступая, и останови­лись, обогнув кресло справа и слева.

Отец услышал их легкие шаги и закрыл руками лицо.

Оля робко сказала:

 — Папа! — и потянула к себе его руки.

Он поднял голову:

 — Ребята! Неужели не узнаете меня совсем?

 — Узнаем! — сказала Оля, прижимаясь щекой к его лбу.

Славик забрался к отцу на колени и провел ладонью по его щеке:

 — Папа, тебе было очень больно?

 — Больно, Славик, если вы разлюбили меня теперь. А это что за боль!..

 — Мы не разлюбили!

Наталья Николаевна и Светлана переглянулись и вы­шли из кабинета.

Класс — это парты в три ряда. За каждой партой, ло­коть к локтю, сидят девочки — твои товарищи. Класс — это школьная доска, у которой стоишь отвечая. Класс — это учитель за столом. Учитель рассказывает — его слу­шают. Учитель спрашивает — ему отвечают.

И вдруг класс как будто повернулся на сто восемь­десят градусов. За партой сидят маленькие девочки и смо­трят на тебя с ожиданием. А ты, большая, стоишь за сто­лом учителя. Должно быть, так будет на первых уроках в школе. Маленькие первоклассницы будут робко смо­треть на свою учительницу, а учительница, скрывая ро­бость, будет смотреть на учениц.

Пока это еще не урок, это только первый отрядный сбор... Но все равно страшно!

К тому же перед Светланой не застенчивые малыши, а боевые четвероклассницы. Нет робости в их глазах — только любопытство и ожидание.

За несколько часов до сбора, на большой перемене, Светлана, бледная и расстроенная, прибежала в комитет комсомола:

 — Девочки, а это ничего, что я только в седьмом классе? Честное слово, ничего?

 — Светлана, ты опять? — строго сказала Алла, вста­вая из-за стола и подходя к подруге.

Нет, не к подруге! Никаких скидок на дружбу! В этой комнате Алла — секретарь комитета, а не подруга!

Алла говорила коротко, властно и безжалостно (принимая во внимание, что в комнате были и другие девочки, мало знакомые). Она сказала как раз то, что было нужно для пользы дела.

Светлана немножко обиделась, немножко успокои­лась... Перед этим ей было холодно; после разговора с Аллой стало жарко. Утром, на первых уроках, от волне­ния при мысли о сборе Светлана не только сама не могла бы ответить — она даже не слушала, как отвечали другие.

А после большой перемены Светлану вдруг вызвал Иван Иванович. Она взяла себя в руки и сумела решить задачу. Еще один урок промелькнул с необычайной бы­стротой, и вот — сбор! Впрочем, этот первый сбор еще не ответственный. Вместе со Светланой в класс вошла Вера Грекова, десятиклассница, — она была вожатой в прош­лом году.

В каждом классе есть девочки, которые кажутся взрос­лее своих подруг и по внешности и по манерам. Вера та­кая. Даже форменное коричневое платье сидит на ней как-то особенно изящно. Светлана, любуясь десятикласс­ницей, надеясь на нее, не могла не чувствовать себя ря­дом с ней жалкой пигалицей.

Вера представила:

 — Вот, девочки, ваша новая вожатая, Светлана Соко­лова.

Глаза! Глаза! С каждой парты за каждым твоим дви­жением следят любопытные блестящие глаза! И вдруг случилось непредвиденное. Девочка, сидевшая ближе всех, жалобно сказала:

 — Верочка, не уходи от нас!

А вслед за ней и другие стали просить:

 — Верочка, останься у нас, не уходи!

Они вскочили со своих мест, они облепили вожатую, они умоляли со слезами:

 — Верочка, мы тебя, тебя хотим! Не уходи!

Светлана стояла, окаменев от унижения, не зная, куда девать руки и ноги, что делать со своим лицом.

Вошла учительница, восстановила порядок. Девочки снова вернулись за парты. Учительница села сзади, Свет­лана — в другом, дальнем углу. Здесь можно было немножко успокоиться, отдохнуть от взглядов, приложить холодные пальцы к горячим щекам и постараться нако­нец начать слушать, что говорит девочкам Вера.

Светлана сама просила дать ей именно этот класс, четвертый «Г». В нем прежде училась Оля Рогачева.

Вот уже больше года, как Оля и Славик уехали из детского дома и жили теперь с отцом.

Светлана бывала у них часто. Можно будет рассказы­вать Оле про ее подруг.

Четвертому «Г» не повезло: до ноября, а может быть, и до нового года будут заниматься во вторую смену. А все седьмые — в первую.

Приготовив уроки, Светлана опять бежала в школу, к своим маленьким друзьям, то есть будущим друзьям. Ведь дружба не приходит в один день. Довольно-таки сложное дело — приобрести сразу, так сказать, оптом, больше тридцати друзей. Во-первых, как можно их взять и полюбить всех, когда одни нравятся, а другие нет?

Светлана всегда была резка в своих симпатиях и ан­типатиях... Но разве могут быть несимпатичны дети? Да, могут! Светлана сама не ожидала, что так остро почув­ствует это и так быстро.

Класс был не сильный, успеваемость неважная, в осо­бенности в первую четверть.

 — Ну, как дела? — с тревогой спрашивала Светлана Машу Морозову, которую на первом сборе единогласно выбрали председателем совета отряда.

Вот Маша — прелесть. Девочка с картинки, идеал школьницы. Тетради, книги без единого пятнышка. Черные крылышки фартука стоят, как крылья бабочки. А глаза у Маши как прозрачные озера, в которых все вид­но, до самого дна. Маша обеспокоенно сообщала:

 — У Королевой опять двойка!

 — По какому предмету?

Если бы по одному предмету, было бы проще и понят­нее, но Рита Королева умудрялась хватать двойки и по арифметике, и по русскому, и по географии.

Неспособная? Кто ее знает! Или просто ленится?

Белолицая, малоподвижная, слишком полная для де­вочки в одиннадцать лет, Рита всегда казалась или за­спанной или невыспавшейся.

 — Ты почему двойку получила? — спрашивала Свет­лана.

 — Плохо отвечала.

 — Почему плохо отвечала?

 — Не выучила.

 — Ты когда уроки учишь? С утра?

 — Нет, утром я не успеваю.

 — Как так — не успеваешь? Ты когда встаешь?

 — Встаю в одиннадцать часов.

 — Зачем же так поздно?

 — Мне спать хочется.

 — А ложишься когда?

 — Часов в двенадцать.

 — Ложись раньше. Разве можно в двенадцать!

 — Так мне же нужно уроки учить!

Вот и разговаривай с ней о режиме дня! Все-таки поговорили. Обещала вставать в восемь, ложиться в десять, уроки готовить с утра.

Но двойки продолжаются.

 — Рита, как режим дня?

 — Соблюдаю!

 — Светлана, — сказала Маша, — по-моему, она нас обманывает!

Как же быть? Показать, что не веришь ей, прийти проверять?

 — Машенька, знаешь что? Ты зайди к ней завтра с утра. Ведь Рита в редколлегии. Поговори с ней об отряд­ной газете, может быть, вместе напишете заметку, вот вам и тема: «Домашние задания». А кстати посмотришь, как она готовит уроки.

• Предыдущая
• 38/61
• Следующая