Дикое сердце - Браун Вирджиния - Страница 57

• Предыдущая
• 57/80
• Следующая

— Ваше величество, для меня большая честь, что вы решили довериться мне, но боюсь, не смогу сопровождать вас в этой поездке. Возможно, если немного подождать, через несколько месяцев я смогу поехать с вами. А тогда и время может оказаться более подходящим для аудиенции у Наполеона и у папы.

— Почему вы не хотите поехать со мной? — холодно спросила Карлота, возвращаясь к своей величественной, диктаторской позе. — Я желаю ехать сейчас, а не в какой-то отдаленный момент в будущем.

Аманда соскользнула с кресла и опустилась на колени, сжимая руки Карлоты в своих, глазами умоляя императрицу выслушать и понять.

— Я беременна, ваше величество, и скоро путешествие станет невозможным. — В первый раз она произнесла это вслух, после того как наконец-то призналась в этом самой себе. Слезы медленно потекли по щекам Аманды. Ребенок Рафаэля, конечно же, но никто не должен знать об этом. Она сохранит это в секрете до тех пор, пока Фелипе не будет вынужден публично признать ее беременность, что защитит жизнь и ее и ребенка. Аманда не питала иллюзий насчет того, как он отреагирует на эту новость. А как отреагирует Карлота? Было общеизвестно, что императрица мечтает о собственном ребенке, и какое она испытала унижение, когда Макс настоял на том, чтобы маленький Агустин Итурбиде был усыновлен и стал их наследником. Двухлетнего внука покойного императора Мексики возвели в ранг принца и взяли в их дом вместе с его незамужней теткой, которая должна была присматривать за ним, а мать Агустина, донью Алисию, американку, отослали из Мексики в Европу. Внешне Карлота сохраняла лояльность к своему мужу, защищая все его поступки, но Аманда догадалась, что чувство обиды все еще терзало ее изнутри. Теперь она с замиранием сердца ждала ответа Карлоты.

— Ребенок? — Голос императрицы слегка дрогнул, и она, протянув руку, нежно погладила Аманду по волосам. — Я так счастлива за вас, донья Аманда! Для женщины нет большей радости, чем иметь ребенка от любимого.

— Да, ваше величество, я согласна, — с трудом выговорила Аманда, чувствуя соль своих слез, льющихся теперь свободным потоком. «О, Рафаэль, по крайней мере, у меня будет твой ребенок, который утешит меня, — успокаивала она себя. — Он напомнит о тебе и сохранит живой любовь, которую мы когда-то делили».

— Я должна поздравить дона Фелипе, — заявила Карло-та, отвлекая внимание Аманды от мыслей о Рафаэле. — Уверена, он так горд…

— Нет! — Голос Аманды прозвучал резче, чем ей хотелось. Она откашлялась и сказала более спокойно: — То есть я еще не сообщила ему, ваше величество. Я хотела подождать, пока не спрошу вас, не окажете ли вы нам честь быть крестной матерью нашего ребенка.

— Разумеется. Вы сами оказали мне честь этой просьбой, моя дорогая!

Аманда почувствовала огромное облегчение. Фелипе не посмеет вредить крестнику императрицы или заявить, что ребенок не от него. Какая удачная месть, подумала она. Фелипе следовало согласиться на аннуляцию и не пытаться удерживать ее, зная, что она любит его брата. Теперь он получит в наследники ребенка Рафаэля…

Уединение их беседы закончилось, когда Фелипе вернулся из поездки. Он, как любезный хозяин дома, настаивал, чтобы императрица продлила свой визит на ночь.

— Я буду в высшей степени польщен, если вы воспользуетесь гостеприимством моего дома.

Когда Карлота величественно сообщила, что заехала, только чтобы встретиться с его женой, он бросил на Аманду удивленный взгляд.

— Я нахожу ее восхитительной, дон Фелипе, и надеюсь, вы понимаете — это редкая драгоценность.

— Конечно, конечно, я согласен с вами, — поспешно ответил Фелипе, и Аманда спрятала улыбку, уловив нотку досады в его голосе.

На следующий день, после отъезда императрицы, Фелипе пожелал знать, какие предметы они обсуждали.

— Ничего важного, уверяю вас. Никакого раскрытия государственных секретов, только женские разговоры.

— Вот что случается, когда женщине позволяется руководить делами, — холодно заметил Фелипе, — ничего важного никогда не делается.

— Вам виднее, дон Фелипе, вам виднее…

— Император проводит много времени, надзирая за строительством нового национального театра, — однажды утром сообщил Хорхе с ноткой презрения в голосе. — Он также занят собиранием археологических сокровищ Мексики и собирается поместить их в Паласио-де-ла-Миньериас. Аламеда шире и вместительнее, а Сокало засадили тенистыми деревьями. Вы знали, что закончена дорога из Чапультепека в столицу? Ее назвали дорогой Императора, и по вечерам там уже полно экипажей.

— Ты этого не одобряешь, Хорхе? — Аманда взяла у старика поднос и поставила на резной столик красного дерева, стоявший около дивана; ее взгляд не отрывался от его лица.

— Кто я такой, чтобы одобрять или не одобрять?..

— Мы обсуждаем не кто ты такой, Хорхе, а твое мнение. Думаешь, я передам что-то мужу? Я всего лишь ищу информацию о бедных людях, страдающих в этой войне. — Вздохнув, Аманда начала расхаживать взад-вперед по комнате, радуясь, что Консуэла развлекается с Фелипе, а не торчит, как обычно, рядом с ней.

— Нет, сеньора, я знаю — вы не передадите дону Фелипе то, что я сказал. — Грустная улыбка тронула губы старика. Только его глаза казались нестареющими на морщинистом лице, глаза, отражающие мудрость и годы опыта. Вопреки своей природной осторожности Аманда знала, что может доверять Хорхе. Боже, как мало людей, кому она может доверять…

— Тогда расскажи мне, что происходит в мире: закончилась ли война или она у нашего порога? А Максимилиан — он все еще прячется в коконе своих фантазий?

Теперь улыбка Хорхе была искренней и довольной, и он весело хихикнул.

— Чем хуже политическая ситуация, тем больше император уходит в свой придуманный мир, это правда. А его женщины! Ах, они прокрадываются в его спальню через дверь, скрытую в саду, как я слышал. Говорят, жена садовника — его любовница.

— Консепсьон Седано? — Аманда задумчиво кивнула, вспоминая печаль Карлоты и то, как она часто удалялась от своих фрейлин в глубокой меланхолии. Максимилиан отказывался замечать оттенок безумия в Карлоте, говоря ей, что она страдает от нервного расстройства и должна больше гулять. Неприятностям не было места в мирке Максимилиана, а тем более мысли, что с Карлотой что-то не так. Кроме того, вся ее семья страдала приступами «плохого настроения», и это вполне удовлетворяло его.

— Но война, Хорхе! Как она развивается? Ты слышал что-нибудь о хуаристах или… или об их лидерах?

— Вы имеете в виду Эль Леона? — Старик проницательно посмотрел на нее. — Я действительно слышал кое-какие сплетни, донья Аманда, которые, уверен, вы захотите узнать.

Сердце ее громко забилось, и Аманде пришлось бороться со знакомой тошнотой, которая теперь постоянно мучила ее.

— Что это? — хрипло прошептала она, желая знать и в то же время боясь услышать что-то, чего она не сможет вынести. — Скажи мне, Хорхе.

— После долгого отсутствия Эль Леон вернулся к своим старым занятиям — он тревожит французские войска, а потом возвращается назад, в barrancas[28]. За его голову опять объявлена награда, 'назначенная, говорят, знаменитым доном Фелипе Леоном. Но пока что никто не смог добраться до него. — Озорная улыбка появилась на губах Хорхе, и он подмигнул. — А я поспорил на небольшую сумму, что никто больше и не сможет, сеньора.

Аманда рассмеялась. Тошнота немного отступила, и она свернулась калачиком в мягком кресле около окна.

— Говорят, Эль Леон очень умный, но однажды он позволил себя поймать. Ты не думаешь, что он может это сделать снова? — Пальцы Аманды разглаживали морщинки на легком хлопчатобумажном платье, пока она ждала его ответа. Наконец она подняла глаза и увидела, что Хорхе изучает ее серьезными глазами.

— Не играйте со мной, сеньора. Мы знаем, что, пока вы здесь, опасность очень реальна. Рафаэль не будет держаться в стороне ни от вас, ни от своего брата.

• Предыдущая
• 57/80
• Следующая