Годы эмиграции - Вишняк Марк - Страница 6

С мнением премьера согласился его министр казначейства, впоследствии премьер, Бонар Лоу решительно разошелся другой его коллега, Черчилль. Последний рекомендовал сказать русским: "Мы готовы идти вместе с вами, мы поможем вам, а если они откажутся, мы прибегнем к силе, чтобы восстановить положение и установить демократическое правительство". Черчилль доказывал, что "большевизм представляет лишь часть населения в России и был бы разоблачен и сметен на общих выборах при ограждении их (выборов) Союзниками. Решить этот вопрос нужно спешно. Это единственный участник войны, для которого она еще длится. И если мы не обратим на это внимания мы уйдем с Конференции мира, празднуя победу, которая не была победой, и мир, который не был миром".

Резюмируя, Ллойд Джордж подчеркнул, что, в отличие от Керзона и Черчилля, он решительный противник военной интервенции в любом виде. Ссылаясь на пример французской революции, он утверждал, что "эмансипироваться от большевизма было бы освобождением для России, но эмансипировать ее при помощи иностранных армий могло бы стать бедствием для Европы так же, как и для России. Послать наших солдат стрелять в большевиков значило бы создать там больше большевиков. Лучше всего предоставить большевизму самому пасть, как это возможно и было бы вероятно, если бы он не представлял собою подлинное русское чувство".

Итоги этого обсуждения Ллойд Джордж доложил 16 января 1919 г., за два дня до открытия Мирной Конференции, Совету Десяти, т. е. главам правительств и министрам иностранных дел США, Британской империи, Франции, Италии и Японии. Совет обсуждал "русский вопрос" 21 и 22 января, когда президент Вильсон представил свой проект обращения ко всем враждующим "организованным группам, осуществляющим или пытающимся осуществить политическую власть или военный контроль где-либо в Сибири или в пределах Европейской России, какой она была до завершенной ныне войны (без Финляндии)".

На том и порешили: "Озабоченные ответственным делом по установлению мира в Европе и в мире, Союзные и присоединившиеся к ним державы остро ощущают, что Европа и мир не могут жить мирно, если нет мира в России". Поэтому они приглашают указанные группы прислать к 15 февраля своих представителей на Принцевы острова (Мраморное море), где их будут ждать представители Союзных держав для совместного обсуждения, после прекращения военных действий, вопроса о восстановлении мира в России.).

На деле, несмотря на признание французским правительством России "нейтральной страной", непричастной к победе над центральным блоком, военное командование Франции продолжало щедро пользоваться содействием русских воинских частей, остававшихся во Франции и после заключения сепаратного мира с немцами. В приказе командующего Мароканской дивизией 15 мая говорилось:

"26 апреля 1918 г. первый батальон русского легиона, проявив исключительную отвагу и презрение к смерти поднялся в атаку, {19} выбил противника с указанной позиции и удержался на ней, несмотря на повторные контратаки". Месяцем позже противник прорвал французский фронт в районе Суасона и начал продвигаться к Парижу. Здесь было оказано отчаянное и кровопролитное сопротивление при содействии русского легиона, потерявшего при этом три четверти своего состава, как и у Шато-Тьери, когда удалось окончательно сломить наступление, и немецкие армии отошли на линию Гинденбурга. Кто же прав: Клемансо с Пуанкарэ или Дешанель? Перед нами этот вопрос не возникал ни в 1918 году, когда мы были в России, ни в 1919 году в Париже. Керенский, как упомянуто, в интересах антибольшевистской борьбы воздерживался 15 лет от оглашения этого прискорбного факта, оскорбительного не только для России, но и для Союзников.

{20} По заключении перемирия, накануне открытия Конференции мира, Керенскому удалось с помощью своего друга Альбера Тома, министра Клемансо, преодолеть цензуру и опубликовать в распространенной газете ("Информасьон" от 14. XI и 7. XII 1918 г.) большую статью. В ней воспроизводилось существо его размолвки с Клемансо:

"... . Представители держав-победительниц уже съехались выработать и продиктовать Германии условия мира.. . Но где Россия? Почему не слышно ее голоса? Почему никто не представляет ее интереса на совещаниях союзных правительств? Почему в числе союзных наций даже не упоминается ее имя? .. Почему?"

Далее следовало упоминание о словах Клемансо: "Россия страна нейтральная" и т. д., - вычеркнутые цензурой. А в заключение исповедание исконной веры русской демократии: "Мы верили, что война с участием Соединенных Штатов будет доведена до победного конца. И нам казалось, что этот час победы будет часом возрождения России... Еще не поздно. Россия напряженно ждет, а совесть народа говорит ему, что он имеет право, как равный среди равных, решать свою судьбу в совете держав на мирной Конференции. В упоении своей силы нельзя забывать о чужом праве"

(Приходится с горечью констатировать, что русский вопрос и Россия на протяжении всей политически-сознательной жизни моего поколения не только для рядового обывателя, но и для самых выдающихся государственных деятелей Запада оставались "облеченным в тайну ребусом, скрытым в загадке", - По выражению Черчилля. Редкими исключениями из общего правила явились два не связанные между собой выступления - того же Черчилля, когда он порвал с Ллойд Джорджем как раз по русскому вопросу и выступил с публичным исповеданием веры в Россию и невозможности "бросить громадную часть человечества на пытки и пребывание в тисках темного варварства". Речь была произнесена 19 июля 1919 г. в лондонском Русско-Британском клубе. Не менее замечательной и политически более конкретизированной была нота последнего Государственного Секретаря в Администрации Вильсона Бэйнбриджа Колби от 10 августа 1920 г. Нота была адресована италианскому послу и в ней указывалось между прочим, что "Соединенные Штаты чувствуют, что дружба и честь требуют, чтобы интересы России были щедро вознаграждены и, чтобы, по возможности, все жизненного для нее значения' решения, особенно же касающиеся ее суверенности над территорией прежней российской империи, временно бездействовали... Что нынешние правители России не правят по воле или с согласия значительной части русского народа, факт неоспоримый. Хотя прошло почти 2 Va года, как они захватили правительственную машину, обещав обеспечить Учредительное Собрание, против якобы заговоров, направленных против него, они все еще не разрешили чего-либо в направлении к народному избранию". И т. д. Мы вынуждены, с сожалением, ограничиться этими извлечениями из ноты.)

Чтобы исчерпать и без того затянувшийся перечень фактов, остававшихся неизвестными нам, вместе с широкими кругами международного общественного мнения, упомяну еще о секрете, в течение десяти лет остававшегося нераскрытым, относительно общеизвестных "14 пунктов" президента Вильсона. Повторяя по существу относительно целей войны то самое, что 18 месяцами раньше провозгласило Российское Временное Правительство, пункты Вильсона получили почти всеобщее признание, хотя практически тоже не были осуществлены.

{21} Среди них пункт 6-й посвящен был России и в общем отнесся к ней благожелательно. Он предусматривал: "Эвакуацию (неприятелем) русской территории и такое урегулирование всех касающихся России вопросов, которое обеспечило бы наилучшее и свободнейшее сотрудничество других народов мира в предоставлении России возможности без препятствий и стеснений установить самостоятельно и свободно свое политическое развитие и национальную политику, при наличности избранного ею учреждения, равно как и предоставление ей радушного приема в Общество свободных народов (будущую Лигу Наций. - М. В.) и установления порядка по ее собственному желанию и при всяческом содействии, в котором Россия могла бы нуждаться или которого бы сама желала. Отношение к ней со стороны сестер-наций в грядущие месяцы будет серьезным испытанием их доброй воли, понимания ими ее нужд, отличных от их собственных интересов, и разумного, бескорыстного сочувствия". Так гласил этот пункт.