Пора любви - Браунинг Аманда - Страница 5
- Предыдущая
- 5/41
- Следующая
Клаудия не питала никаких иллюзий на его счет, хотя и помнила, каким он был милым и предупредительным, когда они только познакомились. Однако все изменилось, едва он узнал о ней правду.
— Попробуй уснуть, — буркнул он.
Клаудия вздрогнула от неожиданности и отрицательно покачала головой.
— Не получится.
Тайлер равнодушно пожал плечами и закрыл глаза.
— Как хочешь. Я немного посплю. Прошлую ночь провел в самолете, почти не спал.
Буквально через несколько секунд сон сморил его. Жадно всматриваясь в его лицо, Клаудия заметила, что его кожа приобрела сероватый оттенок, вероятно, от усталости и беспокойства. Видно, он не меньше ее озабочен состоянием Натали, хотя и старается не показывать этого. А может, и больше, так как девочка живет у него и он, наверно, очень к ней привязался. Клаудия от души позавидовала Тайлеру, к горлу подкатил комок, на глаза навернулись слезы. Сколько радости прошло мимо нее!.. Как Гордон мог так обойтись с ней?
Ответ напрашивался сам собой: с легкостью. Для Гордона мстительность стала второй натурой.
Тайлер пошевелился во сне, бессознательно стремясь устроиться поудобнее, и его голова оказалась на плече Клаудии. Она вздрогнула, и ее первым побуждением было оттолкнуть его, но… она этого не сделала. Глядя сверху вниз на взъерошенные черные волосы, длинные ресницы, отбрасывающие тени на обветренные щеки, она до боли закусила губу. Как давно они не были так близко… От него исходил терпкий аромат лосьона и такой знакомый запах его кожи.
Сердце у Клаудии замерло. Надо немедленно разбудить его, прекратить это безумие. Если он проснется и поймет, что нечаянно положил ей голову на плечо, он страшно рассердится. Но ведь он так устал… Жалко будить его. Прядь волос падала ему на лоб, и Клаудии отчаянно захотелось поправить ее, даже кончики пальцев зачесались. Борясь с искушением, она сжала руку в кулак. Глупо предаваться бесплодным мечтам, тешить себя напрасными иллюзиями. Клаудия отвернулась и невидящим взглядом уставилась в иллюминатор, стараясь не замечать, как волнует ее близость Тайлера. Она всегда будет принадлежать ему, чего нельзя сказать о нем. Слишком многое их разделяет. Гораздо больше, чем она предполагала.
Воспоминания снова нахлынули на нее. Это произошло помимо ее воли. Подсознание словно вытолкнуло на поверхность картинки прошлого, которые пестрым калейдоскопом стали разворачиваться перед ней, как на экране, и она оказалась бессильна остановить этот немой фильм.
Оглядываясь назад, Клаудия призналась себе, что в восемнадцать лет была невероятно наивна и поэтому совершила немало глупостей, но самой большой ошибкой стал ее брак с Гордоном Петерсоном. Разумеется, тогда она думала иначе, уверенная, что замужество принесет ей долгожданную независимость. Лишенная любви и внимания, которых ей так не хватало в детстве, она потянулась за мечтой, но та вдребезги разбилась о реальную жизнь. К сожалению, это произошло слишком поздно и обратного пути у нее не было.
Строгое пуританское воспитание предопределило ее дальнейшую судьбу и закономерно привело к катастрофе. Клаудия почти не помнила своих родителей. Оба они умерли молодыми, погибли в авиакатастрофе, которая унесла жизни и родителей Амелии, двоюродной сестры Клаудии. Осиротевших девочек передали под опеку пожилых американских дядюшек. Клаудия знала только родственников со стороны отца, живущих в Америке, итальянская родня матери отказалась от дочери после ее брака с Мэтью Вебстером, который они не одобряли. Семья Вебстер была довольно богатой, и, хотя Мэтью был младшим сыном, Клаудия, оставшаяся сиротой в возрасте четырех лет, неожиданно оказалась наследницей приличного состояния и поселилась в огромном особняке в центре Нью-Йорка.
Правда, и особняк, и львиная доля денег принадлежали по закону Амелии, однако обе сестры стали известны как наследницы Бебстеров. Их опекуны прекрасно разбирались в финансовых вопросах, но ничего не смыслили в воспитании детей. Они знали одно: их племянницы должны будут со временем занять подобающее положение в обществе — и готовили их к этому. Сначала им нанимали гувернанток, а когда девочки подросли, отправили учиться в элитарную частную школу, затхлая атмосфера которой угнетала любого ребенка, но для Клаудии, с ее бунтарским южным темпераментом, оказалась совершенно невыносимой. Тихая, послушная Амелия довольно быстро приспособилась к новой среде, но Клаудия буквально задыхалась в чопорном, замкнутом мирке. Дядюшки сами выбирали им друзей, указывали, какие книги читать и какие фильмы смотреть. Их готовили к легкой, беззаботной жизни. Они должны были навсегда остаться теми, кем были, — богатыми наследницами респектабельной семьи.
Несмотря на то что дядюшки были добры к ней и по-своему любили ее, она считала их настоящими динозаврами. Они никак не могли взять в толк, что их племянница хочет чего-то добиться, приносить пользу обществу, и оставались глух ко всем ее мольбам. Однажды она попросила дать ей какую-нибудь работу в семейном бизнесе, неб старики лишь весело рассмеялись. «Никто не понимал ее, даже Амелия. Для Вебстеров не существовало понятия „работающая женщина“. То, что Клаудия унаследовала от отца практичность и цепкий ум, в расчет не принималось. Какие бы планы она ни строила, все они с ходу отвергались. Это злило ее и приводило в отчаяние.
Однажды во время уик-энда в Род-Айленде Клаудия познакомилась с Гордоном Петерсоном. Ей польстили ухаживания красивого обходительного англичанина, и, изголодавшись по вниманию и человеческому теплу, Клаудия увлеклась им со всем пылом юности. Позднее она поняла, что приняла за любовь жгучую потребность любить и быть любимой. Когда она сообщила опекунам, что выходит замуж, они пришли в ужас, обозвали Гордона авантюристом и охотником за приданым, но Клаудия ничего не желала слышать. Гордон нужен был ей как воздух. Никто не мог ей воспрепятствовать, так как к тому времени ей уже исполнилось восемнадцать.
В конце концов дядюшки сдались, но все же приняли некоторые меры предосторожности, составив брачный контракт. Поскольку Клаудия воспитывалась в семье, где юридической стороне придавалось большое значение, она не усмотрела в этом ничего особенного ее радовало, что старики дали согласие на брак и ей не придется воевать с ними, — но Гордон был вне себя от ярости и обвинил Клаудию в том, что ее семья не доверяет ему. Ей бы насторожиться в этот момент, но куда там! Она стала уверять его, что он ошибается, объяснила, что это всего лишь формальность, и вздохнула с облегчением, когда Гордон сменил гнев на милость и подписал контракт. Свадьбу сыграли с большим размахом. Количество гостей исчислялось сотнями. Это был незабываемый день, Клаудия вся светилась от радости и счастья. Преисполненная самых радужных надежд, она отправилась с Гордоном на Сейшельские острова, чтобы провести там медовый месяц. Обстановка была самая что ни на есть романтическая, но, увы, идиллия быстро кончилась. Первая брачная ночь на многое открыла Клаудии глаза.
Сначала они долго ласкали друг друга. Все было так, как она и ожидала. Поцелуи Гордона понемногу ослабили нервное напряжение, в котором она находилась, смущенная своей неопытностью. Однако, когда Гордон вдруг перевернул ее на спину и грубо раздвинул ее ноги, Клаудия испугалась. Она заранее приготовилась к некоторому дискомфорту, но никак не ожидала такой ужасной, раздирающей все тело боли. Приятное возбуждение мгновенно пропало, Клаудия пыталась остановить мужа, просила его немного подождать, не делать ей больно, но Гордон и внимания не обратил на ее робкие мольбы, стремясь только к одному: удовлетворить собственную похоть. Клаудия неподвижно лежала под ним, кусая губы, чтобы не закричать. Наконец пытка кончилась. Когда он скатился с нее, пробормотав: «Потрясающе!», и тут же заснул, Клаудия расплакалась от обиды и разочарования.
Сначала она пыталась оправдать его бесчувственность, говорила себе, что он не хотел причинить ей такую боль, но к концу «медового» месяца перестала притворяться. Розовые очки, сквозь которые она смотрела на мужа, разбились вдребезги. Она любила не реального Гордона Петерсона, а некий идеал, созданный ее воображением. Настоящий Гордон оказался эгоистом во всем, включая любовь. Он заботился только о собственном удовольствии, забывая о жене. Когда она решилась сказать, что он причиняет ей боль, Гордон пришел в ярость. «Никто никогда не жаловался, — кричал он, — ты сама виновата, потому что ты фригидна. С тобой спать все равно что с ледяной статуей!»
- Предыдущая
- 5/41
- Следующая
