Последний солдат Третьего рейха - Сайер Ги - Страница 25

• Предыдущая
• 25/112
• Следующая

Я же не знал, что предпринять, и стал искать Эрнста, который пошел в полевой госпиталь, и к «татре» вернулся с медиком, осмотревшим раненых.

– Еще продержатся, – сказал врач.

– Что? – спросил Эрнст. – Но мы уже похоронили двоих. Вы хоть бы перевязали их.

– Не говорите глупостей. Если я напишу, что им срочно требуется помощь, они проваляются на улице, ожидая своей очереди; вы раньше доберетесь до Белгорода – заодно не попадете в западню, которая тут явно намечается.

– Положение тяжелое? – спросил Эрнст.

– Да уж.

Таким образом, мы с Эрнстом оказались ответственными за судьбу двадцати раненых, некоторые из которых были в тяжелейшем состоянии; они несколько дней ожидали первой медицинской помощи. Мы не знали, что ответить солдату, который, корчась от боли, спросил, скоро ли мы прибудем в госпиталь.

– Отправляемся, – произнес, нахмурившись, Эрнст. Может, он был и прав.

Я провел за баранкой всего несколько минут, когда меня хлопнул по плечу Эрнст:

– Давай, малыш, останавливайся. Если так пойдет и дальше, прикончишь кого-нибудь. Я поведу сам.

– Но ведь я должен вести, Эрнст. Я ведь числюсь в подразделении водителей.

– Не важно. Ты нас отсюда не вывезешь.

Это была чистая правда. Хотя я старался изо всех сил, грузовик бросало с одной стороны дороги на другую. По обеим сторонам дороги шли тысячи солдат.

Мы добрались до выезда из деревни, где выстроилась длинная очередь грузовиков, ожидавших заправки. Проехав вперед, мы, не обращая внимания на очередь, стали заправляться. К нам подошел жандарм.

– Вы почему не ждете, как остальные?

– Мы должны немедленно отправляться, герр жандарм. У нас раненые.

– Раненые? Тяжело? – Как и любой полицейский, он говорил недоверчивым тоном.

– Конечно.

Полицейский просунул голову под брезент:

– А мне кажется, что им не так уж плохо. Раздались ругательства. Раненые пользовались своим положением, чтобы оскорбить жандарма.

– Ты, сукин сын, – проревел один, у которого оторвало часть плеча. – Вот таких мерзавцев и надо посылать на фронт. Пропусти нас, или я придушу тебя здоровой рукой.

Превозмогая боль, пехотинец поднялся, отчего с его лица отлила кровь. Казалось, он вполне может привести угрозу в исполнение.

Жандарм покраснел; его нервы не выдержали вида двадцати калек. Положение полицейского в крупном городе, который отчитывает буржуя за то, что тот проехал на красный свет, совершенно несравнимо с положением военного жандарма, который имеет дело с ветеранами, держащимися руками за кишки. И сами они, может быть, выбили кишки из противника. На лице жандарма появилась улыбка.

– Проваливайте, – сказал он тоном человека, которому на все плевать. Когда грузовик двинулся, он добавил: – Отправляйтесь, помрете где-нибудь еще.

Было трудно получить даже тридцать литров бензина, и, когда мы залили горючее, наша огромная машина тут же проглотила его. Но мы были рады и этому, лишь бы убраться подобру-поздорову. Дорогу пытались привести в нормальное состояние, но все равно остались еще участки непокрытой земли, превратившиеся в ужасные выбоины, которые надо было избегать любой ценой. Мы ехали и по шоссе, и по обочине, в зависимости от обстоятельств.

Справа от нас шла, как видно, еще необстрелянная часть. На солдатах было новое обмундирование. Нас остановил еще один отряд жандармов, проверивших документы. Они осмотрели грузовик, проверили наши удостоверения и место назначения… Вот последнее-то должны были назвать нам сами жандармы. Один из них взглянул в справочник, висевший у него на шее, и пролаял: направляйтесь в Харьков.

Это указание мы выполнили с большим неудовольствием: новая дорога представляла собой болото.

Бензина у нас осталось мало. По пути все время попадались брошенные в грязи машины: они либо сломались, либо у них кончилось горючее. Мы не успели еще проехать и пару километров, как нас остановил отряд пехотинцев, человек пятьдесят. Они приступом взяли грузовик. Среди них оказалось несколько раненых, которые сняли грязные лохмотья и шли с открытыми ранами.

– Ну-ка, потеснитесь, ребята, – говорили они.

– Вы же видите, у нас нет места! – кричал Эрнст.

Но избавиться от них нам не удавалось. Они пробрались в кузов, стали теснить раненых. Мы с Эрнстом пытались их остановить, но без толку: солдаты лезли повсюду.

– Возьмите меня, – кричал один из них, скребя о дверь окровавленными руками. Другой размахивал пропуском, срок действия которого истек. Порядок восстановило прибытие легковой машины, за которой шли два грузовика. Из нее вышел капитан СС.

– Это что за муравейник? Так недолго и сломать грузовик!

Чужаки, оставив раненых, немедленно разбежались. Эрнст отдал честь и объяснил положение.

– Отлично, – сказал капитан, – Вы берете с собой, вместе со своими ранеными, еще пятерых. Еще пять возьмем мы, а остальным придется идти, пока не прибудут санитары. За дело.

Эрнст объяснил, что у нас кончается горючее. Капитан дал знак солдатам, которые отпустили нам двадцать литров бензина. Через несколько минут мы снова отправились в путь.

Проезжая мимо группы солдат, пробирающихся по грязи, мы не останавливались, несмотря на просьбы их подвезти. К полудню, на последних каплях бензина, мы достигли городка, в котором собиралось фронтовое соединение. Еще чуть-чуть – и я бы преждевременно стал пехотинцем.

Нам пришлось ждать следующего дня, прежде чем мы смогли воспользоваться двадцатью литрами горючего, которые выбил Эрнст. Невдалеке послышались залпы крупнокалиберных орудий. Мы считали, что далеко отошли от фронта, и теперь недоумевали. Тогда мы еще не знали – я узнал об этом много лет спустя, – что маршрут наш пролегал параллельно линии Белгород – Харьков.

Тем не менее, выгрузив двух покойников, чтобы освободить место еще для трех раненых, мы немедленно выехали. Но во второй половине дня все снова пошло наперекосяк.

Наш грузовик шел в колонне из десяти машин. Мы миновали танковое соединение, выглядевшее как гигантская копия тварей, пробиравшихся по грязи. Они, очевидно, направлялись навстречу врагу. Мы с Эрнстом обменялись встревоженными взглядами. Какие-то солдаты, устанавливавшие противотанковое орудие, остановили нас.

– Поднажмите, парни, – крикнул офицер, когда мы притормозили. – Иван уже близко.

В этот раз нам хоть что-то объяснили. Но я никак не мог понять, каким образом русские, находившиеся километрах в семидесяти позади, смогли так быстро добраться сюда. Эрнст, сидевший за рулем, нажал на газ. Так же поступили водители и других грузовиков. Неожиданно в небе, на средней высоте, появилось пять самолетов. Я указал на них Эрнсту.

– Это «Яки», – крикнул он. – В укрытие!

Нас окружала грязь, изредка появлялся кустарник. С неба донеслись пулеметные очереди. Колонна ускорила движение, направляясь к пригорку, который мог хоть как-то нас защитить. Я высунулся из окна, смотря, что происходит. В небе появились два «фокке-вульфа»[8], которые сбили «Яков».

До самого конца войны воздушные силы русских не могли противостоять люфтваффе. Даже в Пруссии, где наиболее активно действовала русская авиация, «Мессершмиты-109» или «фокке-вульфы» обращали дюжину бронированных «Илов» в бегство. В середине войны, когда у люфтваффе было вдоволь резервов, даже большое количество русских самолетов не представляло серьезной опасности.

Два из трех оставшихся «Яков» обратились в бегство. Их преследовали наши самолеты. Но один самолет противника все же прорвался к конвою. «Фокке-Вульф» погнался за ним.

Мы достигли пригорка. Советские самолеты снизились. Грузовики впереди нас резко остановились; те, кто способен был передвигаться, прыгали прямо в грязь. Я уже открыл дверцу и вылез наружу, когда услыхал пулеметные выстрелы.

Бросившись в грязь, прикрыв руками голову и машинально закрыв глаза, я услышал вой моторов. Затем последовал громкий взрыв. Я взглянул вверх и увидел, как самолет с черными крестами набирает высоту. Метрах в трехстах-четырехстах упал подбитый «Як», скрывшийся за облаком дыма. Все, кто ехал в грузовиках, поднялись.

• Предыдущая
• 25/112
• Следующая