Переводчик Гитлера - Шмидт Пауль - Страница 17

• Предыдущая
• 17/70
• Следующая

Сидевший напротив Муссолини относился к совсем другому типу. Крепко сбитая фигура, колышущаяся от бедер, когда он говорил; его патрицианская голова могла бы быть слепком с голов древних римлян, с мощным лбом и широкой квадратной челюстью, выдающейся вперед под большим ртом. Его лицо было гораздо более живым и выразительным, чем у Гитлера, когда он принимался метать громы и молнии в адрес большевиков и Лиги Наций. Возмущение, презрение, решимость и хитрость попеременно отражались на его чрезвычайно подвижном лице, и он обладал актерскими способностями, что свойственно латинским народам. При особенно красноречивых пассажах его блестящие темные глаза, казалось, чуть не выкатывались из орбит. Он никогда не говорил лишних слов, и все его высказывания можно было бы сразу печатать. Интересна была и разница в их смехе. В смехе Гитлера всегда чувствовались насмешка и сарказм, проявлялись следы былых разочарований и подавленных амбиций, тогда как Муссолини смеялся открыто и чистосердечно, что свидетельствовало о наличии у него чувства юмора. Беседа началась с забавной, на мой взгляд, церемонии? Муссолини назначил Гитлера почетным капралом фашистской милицейской гвардии.

Сам разговор длился всего лишь чуть больше часа и касался скорее общих, чем отдельных тем, как было потом в дальнейших беседах. Гитлер рассуждал пространно и неопределенно, тогда как Муссолини говорил коротко и ясно, однако не выдавая ничего секретного.

Из этой беседы вытекало, что обе страны были вполне единодушны в дружеском отношении к Японии, наиболее возможной опоре Франко, и в презрении к западным демократическим государствам Великобритании и Франции. Фактически это была единственная политическая беседа Гитлера и Муссолини в течение всего визита. «Праздничная программа» едва ли оставила хоть один спокойный момент для действительно серьезной дискуссии. Парады в Мюнхене, маневры в Мекленбурге, посещение заводов Круппа в Эссене и другие мероприятия такого же рода следовали одно за другим без перерыва.

Я путешествовал по всей Германии с Муссолини в его специальном поезде. Гитлер всегда провожал его на вокзале, потом отъезжал вслед на своем специальном новом поезде, обгоняя нас по пути, чтобы снова встретить гостя в месте назначения, совсем как в сказке о соревновании между зайцем и черепахой.

Несомненно, самой великолепной церемонией визита Муссолини в Германию был его триумфальный въезд в Берлин. Поезд Гитлера неожиданно расположился вдоль поезда Муссолини на параллельном пути станции Шпандау-Вест и находился на одном уровне с нашим? шедевр вождения поездов. Каждый из тяжелых поездов тащили два локомотива, и позднее я узнал, что машинисты несколько дней отрабатывали этот маневр. Так в течение четверти часа поезда шли бок о бок, и мы могли с удобством вести беседу с теми, кто находился в другом поезде. Прямо перед станцией Хеерштрассе немецкий поезд начал почти неощутимо набирать скорость и достиг вокзальной платформы на несколько секунд раньше нашего итальянского поезда. Железнодорожники так тщательно все рассчитали, что Гитлер успел пройти несколько шагов вдоль платформы и протянуть руку Муссолини в тот момент, когда остановился поезд последнего.

Позднее, когда мы ехали по Берлину, моя машина заслужила особые овации, потому что я единственный среди присутствовавших немцев и итальянцев был в штатском, и моя шляпа привлекла особое внимание. Берлинцы любят шутку? им хотелось громко выразить одобрение, и они были рады, что я невольно предоставил им такую возможность. На следующий день были парады, банкеты, посещение Каринхалле, а вечером большой митинг на Олимпийском стадионе. «Италия, фашистская Италия, не принимает участия в унижении нашего народа»,? сказал Гитлер массам. Эта речь транслировалась для «115 миллионов граждан наших двух стран, которые с глубоким волнением наблюдают за этим историческим событием». Он говорил об «общности не только мнений, но и действий. Германия снова стала мировой державой. Мощь наших двух наций составляет… самую прочную гарантию сохранения цивилизованной Европы, верной своей культурной миссии и вооруженной против разрушительных сил». Внезапный ливень обрушился на «один миллион людей», собравшихся на стадионе и вокруг него, когда Муссолини подошел к микрофону. «Ось Берлин? Рим сформировалась в 1935 году и в течение двух последних лет великолепно работала для еще более тесного сотрудничества наших двух народов и для мира в Европе»,? сказал он. «Мой визит не следует расценивать по тем же стандартам, по которым судят об обычных дипломатических или политических визитах. Я не собираюсь отправиться завтра куда-то еще» (явный намек на поездку Идена от Гитлера к Сталину). «Самые великие и подлинно демократические государства, которые сегодня известны миру, это Германия и Италия». Несмотря на проливной дождь, обратно машины шли все так же с откинутым верхом? по этому поводу были даны специальные указания.

Когда все было позади, буря другого рода разразилась в Канцелярии над моей невинной головой.

Я, с моей «плутократической» шляпой и макинтошем, привлек неблагосклонное внимание Гитлера как единственный штатский среди официальных представителей «Оси», облаченных в мундиры. Этот факт он отметил, увидев тем вечером фотографии прессы, сделанные в Мюнхене. Мой костюм не причинял мне никаких неудобств, и я давно уже привык к намекам членов партии вроде: «Вы похожи на президента республики» или к саркастическим замечаниям кадровых офицеров на маневрах: «Если Вы выглядите в точности, как джентльмен в штатском, то обнаружьте приближающиеся танки», или: «Вы похожи на владельца поля боя, оценивающего нанесенный его земле ущерб». Но теперь мне, наконец, сказали, что мой костюм «невозможен» и с этих пор я должен появляться в форме, когда перевожу для Гитлера в присутствии публики. Гитлер снабдил меня мундиром СС, а Геринг? униформой военно-воздушных сил.

Некоторое время спустя смущенный директор по личному составу министерства военно-воздушных сил спросил меня: «О чем только думал фельдмаршал, когда давал Вам униформу военно-воздушных сил? Официально это не разрешается». Однако на ближайшем большом представлении, каковым явился ответный визит Гитлера в Италию, я не надел ни один из этих мундиров, а выглядел скорее, как адмирал, в новой темно-синей форме министерства иностранных дел, сшитой специально для такого случая. И в самом деле, когда итальянцы видели меня, то кричали: «А вот идет Amiranti!».

Как я и ожидал, программа визита Муссолини в Германию не оставила времени для серьезной политической дискуссии. Не было составлено даже официальное завершающее коммюнике, и только в тостах, которыми обменивались Гитлер и Муссолини на банкетах в Канцелярии, затрагивались серьезные вопросы. Гитлер говорил о том, что общая политическая цель связывает Италию и Германию искренней дружбой, добавив, что они должны «бороться за прочный мир и всеобщее международное взаимопонимание». Муссолини ответил: «Немецко-итальянская солидарность является солидарностью живой и активной… Италия и Германия готовы работать вместе со всеми другими народами… Они неуязвимы для любых попыток разлучить их».

Днем 29 сентября я отъехал от станции Лертер в поезде Муссолини. Гитлер проводил дуче. Закончились напряженные дни этой первой «беседы держав „Оси“.

Как только я вернулся в Берлин в начале октября, меня вызвали переводить по случаю визита герцога и герцогини Виндзорских к Герингу в Каринхалле. В то время они знакомились с нашей социальной системой.

Каринхалле был значительно расширен со времени посещения лорда Лондондерри. Геринг с ребяческой гордостью показывал герцогу и герцогине весь дом, в том числе свой гимнастический зал в подвальном помещении со сложным массажным аппаратом. Со всеми орденами, звякавшими на мундире, он втиснул свое щедро скроенное природой тело между двумя роликами, чтобы показать улыбающейся герцогине, как они работают. Просторный чердак был полностью занят большой моделью железной дороги на радость одному из племянников Геринга. Геринг включил электричество, и скоро двое мужчин были полностью поглощены занимательной игрушкой. В конце Геринг запустил игрушечный аэроплан, прикрепленный к проволоке и летавший через всю комнату. Пролетая над железной дорогой, он бросил несколько маленьких деревянных бомб. Потом за чаем мне не пришлось переводить для герцога, который довольно хорошо говорил по-немецки, но по ходу дела я давал пояснения герцогине.

• Предыдущая
• 17/70
• Следующая