Любовь, которая сотворила историю - Бретон Ги - Страница 60

• Предыдущая
• 60/64
• Следующая

Предложения англичан были отклонены французскими послами в Аррасе, где вскоре был заключен сепаратный мир между Филиппом Добрым и Карлом VII. Одно из положений договора явилось настоящей пощечиной для Изабо. Оно ясно показывало, что герцог Бургундский убежден в том, что Карл никогда не покушался на жизнь его отца Иоанна Бесстрашного, убитого на мосту Монтеро. Кроме того, Филипп безоговорочно признавал короля Карла своим единственным законным государем. Вскоре по всему Иль-де-Франс, а позже и в Нормандии жители восстали против англичан, которые вынуждены были отступить к морю.

Филипп объявил этот день днем Золотого Руна. Уточним, что для него знак этого знаменитого ордена, созданного им в 1429 году, был связан происхождением не с шерстью барана, а с прядью золотых волос фламандки, которую он любил.

В то время как король Франции изо дня в день очищал от англичан свое королевство, в Сен-Поле в нищете и полном забвении доживала последние дни старая королева. Оставшись без средств, Изабо, некогда полностью опустошившая королевскую казну, теперь была вынуждена носить такие одеяния, «что она краснела, когда на нее смотрели женщины, которые ей прислуживали».

«Она так бедно одевалась, что признать в ней королеву было невозможно, — рассказывает нам летописец, — ну нее самой часто спрашивали, где можно найти старую королеву. Не из лучших было и состояние ее души. Учитывая все причиненное о, на ее существование выделяли так мало средств, что к ней предъявлялись иски за долги, наделанные Изабо за пользование огнем, освещением, питанием. И ее заставляли за все это платить».

Наконец 30 сентября 1435 года Изабо испустила дух. Ей было шестьдесят восемь лет.

Тело этой женщины, причинившей столько зла Франции, было выставлено в течение трех дней напоказ, и парижане толпами шли в Нотр-Дам, чтобы на него посмотреть. Возникла проблема, связанная с погребением. Парижане опасались, что арманьяки, занявшие несколько находившихся поблизости от Парижа деревень, могли встретиться им по пути и затеять перестрелку. После некоторых раздумий было решено поместить останки королевы на лодку, и в сопровождении одного священника, одного слуги и двух гребцов тело коварной и властолюбивой Изабо Баварской без всякой помпы было отправлено по направлению к некрополю французских королей.

Через пять месяцев после смерти Изабо Париж сдался коннетаблю Ришмону, а Карл VII смог беспрепятственно войти в свою столицу. Минуло еще восемь лет, в течение которых продолжались военные действия между Англией и Францией. Франция постепенно восстанавливала свои прежние границы. А 28 мая 1444 года было подписано перемирие с Англией. Король наконец получил возможность перевести дух. Теперь он мог подумать о том, как поразвлечься. Со свойственной ему страстностью — в молодости у него была тысяча любовных похождений, и ему удавалось частенько изменять своей супруге, королеве Марии, — стал заглядываться на молодых фрейлин.

Первая, привлекшая его внимание, была мадам де Жуаез, красивая и грациозная. Она была общепризнанной красавицей. Ее наряды были самыми богатыми и изысканными в королевстве. Ее платья были обшиты редким мехом; драгоценности, которые она носила, могла позволить себе лишь королева.

— Стало быть, господин де Жуаез богат! — говорили, качая головой, простые люди.

Как всегда, они ошибались: роскошный образ жизни вел совсем не муж, а ее отец, Жан Луве. Ведь он, имевший титул советника, «ответственного за распределение финансов», не считал предосудительным запускать руки в королевскую казну и именно поэтому владел целым состоянием.

Карл VII, встретив однажды мадам де Жуаез одну в коридоре, «с помощью жестов и нежных слов» сделал ей такие нескромные предложения, что немного смущенная красавица сразу поспешила к отцу и рассказала ему о том, что ей удалось очаровать короля.

Советник был восхищен. Уже давно он мечтал, чтобы Карл VII увлекся какой-либо нежной особой, что позволило бы отвлечь короля от государственных дел и особенно от контроля за казной…

— Было бы неразумно показывать ему свою скромность и стыдливость слишком долго, — сказал он своей дочери. — Однако не старайтесь и слишком быстро уступить настойчивым просьбам нашего государя. Постарайтесь «возбудить в нем чувство».

Красавица была к тому же хитра. Она очень хорошо поняла, что ей надо делать, и принялась кокетничать, стараясь вызвать нежную страсть в Карле. Но хорошо известно, что такие проделки небезопасны: однажды утром молодая женщина поняла, что влюбилась в короля, и устыдилась, что попала в собственную ловушку. Мадам де Жуаез старательно скрывала свои чувства, но любопытное происшествие раскрыло их Карлу VII.

Это случилось в Шинонском лесу во время прогулки на лошадях, которые обычно совершались королевским двором перед заходом солнца. Королю удалось увлечь за собой мадам де Жуаез, и они немного отделились от свиты. Карл VU стал в привычной для себя манере вести с ней вольные речи с целью завоевать ее расположение, о чем он страстно мечтал. Как рассказывает историк: «Когда он, увлеченный собственной речью, наклонился к мадам де Жуаез, чтобы что-то шепнуть ей на ухо, его лошадь, чего-то испугавшись, вдруг стала на Дыбы. Если бы Карл не проявил впечатляющую силу духа, животное могло бы рухнуть на землю, подмяв его под себя. Мадам де Жуаез, увидев это, сильно побледнела, и испуг ее был так велик, что она чуть было не упала в обморок».

Поняв, что «виной ее испуга был он», взволнованный король ненадолго лишился дара речи. Что касается мадам де Жуаез, она дрожала всем телом и сохраняла безмолвие вплоть до возвращения в Шинон. Едва прибыв в Шастель, они, не произнеся ни слова, обнялись и провели вместе ночь.

Их роман, бурный и страстный, длился до того дня, как Карл VII познакомился с фрейлиной королевы Сицилии. Она была так прекрасна, «что он страстно желал ее возбудить и думал, что его мечты могли осуществиться лишь во сне».

Очарованный, он с восторгом созерцал ее пепельного цвета волосы, ее голубые глаза, ее совершенный нос, ее очаровательный рот, ее обнаженную грудь. Наконец, Карл спросил ее имя.

— Я дочь Жана Соре, а зовут меня Аннес Сорель, — ответила фрейлина.

Ничего не ответив, король поднялся в свои апартаменты. Казалось, никогда в жизни он не был так влюблен.Еще бы ему не влюбиться, ведь эта женщина пленяла всех видевших ее мужчин. Минуя пять веков, их восхищенные возгласы дошли до нас в виде литаний. Послушайте их:

— Это была самая молодая и самая прекрасная среди всех женщин мира, — восклицает Жан Шартье. — Да, безусловно, это была одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел, — вторит ему Оливье де Ла Марш.

— Она, по правде говоря, была самой красивой среди современных ей молодых женщин, — говорит автор Мартинийской летописи.

— Это была самая обаятельная женщина королевства, — уточняет Жак Леклерк.

Аннес, прекрасная простушка — вот прозвище прекрасное ее,

Ну а Краса Красот — нет имени прекрасней.

Это говорил поэт Баиф.

Наконец Пий II тоже не мог удержаться от того, чтобы не сказать:

— У нее было самое красивое лицо, какое только можно себе представить.

И эти слова, сказанные самим папой римским, невозможно расценивать просто как комплимент…

Почти ничего неизвестно о происхождении Аннес Сорель. А то, что мы знаем, может быть, изложено в трех фразах: ее отец, Жан Соре, был советником графа Клермона; ее мать, Катерина деМеньелай, была владелицей поместья де Верней; ее тетя отправила ее в возрасте пятнадцати лет на службу в качестве фрейлины при дворе Изабеллы Лотарингской, королевы Сицилии и жены короля Репе.

• Предыдущая
• 60/64
• Следующая