От Анны де Боже до Мари Туше - Бретон Ги - Страница 54

• Предыдущая
• 54/74
• Следующая

В Париже в те дни ходила песенка об одной даме, которая когда-то высоко вознеслась, а теперь так низко упала.

К сожалению, герцогине предстояло упасть еще ниже.

Жан де Бросс, герцог Этампский, ее муж, живший в Бретани, однажды утром появился в Лимуре, полный решимости настоять на своих супружеских правах, а также востребовать причитающиеся ему по должности деньги, которые в течение пятнадцати лет до него так и не доходили по вине экс-фаворитки.

М-м д'Этамп была очень рассержена этим визитом, а первую претензию мужа нашла просто ошеломляющей.

— Прошло столько времени! — сказала она.

— Да, прошло двадцать лет, — сухо отозвался Жан де Бросс, — и все эти годы вы постоянно наставляли мне рога с королем. Сегодня король мертв, и ничто не может помешать мне лечь в вашу постель.

М-м д'Этамп подумала, что в сложившейся ситуации есть жертвы, на которые просто необходимо идти, и что вообще жизнь — это вечная долина слез.

Она согласилась.

Жан де Бросс, побуждаемый неутоленным желанием, которое за двадцать лет превратило его в человека несколько апоплексического, едва не опозорился, как пишет историк, потому что «сначала не мог показать себя достойным партнером, каким его знали бретонские девицы и дамы, так сильно он разволновался и ослабел»… Но потом он «взял себя в руки», и м-м д'Этамп на какое-то мгновение даже забыла, что рядом с нею муж…

<Потому что Франциск I назначил его губернатором Бретани вместо монсеньера де Шатобриана, мужа первой своей фаворитки! Один рогоносец сменил другого…>

Реальность, с которой она столкнулась придя в себя, оказалась, однако, удручающей: Жан де Бросс, быстро натянув на себя одежду, с посуровевшим взглядом положил перед ней бумаги, которые ей следовало подписать.

Она попыталась ему втолковать, что он выбрал для разговора о делах не совсем подходящий момент, но он возмутился:

— Вы моя жена и обязаны меня слушаться!

Бедняжка, еще «не остывшая от любовных ласк», подписала бумагу, по которой передавала мужу принадлежавшие ей поместья Шеврез, Дурдан и Лимур. После этого он приказал ей одеться:

— Вы скоро отправитесь в Бретань, где впредь будете жить.

Через несколько часов носилки, сопровождаемые вооруженными всадниками, доставили герцогиню в мрачный замок Ардуинэ, где ей предстояло пробыть в заточении восемнадцать лет.

* * *

Едва прибыв в Бретань и несмотря на плотную слежку, которую установил за ней муж, экс-фаворитка поручила нескольким верным людям наладить постоянную негласную связь с королевским двором, чтобы быть в курсе того, что там происходит.

А в это время в Сен-Жермене все были взволнованы событием, связанном с молодым сеньором Ги Шабо де Жарнака, деверем герцогини Этампской.

Этот, как всем было известно, очень бедный дворянин давно уже обращал на себя всеобщее внимание своей утонченной элегантностью и тем, что жил на широкую ногу.

Однажды дофин, подстрекаемый Дианой, которая не упускала ни одного случая запятнать семью своей соперницы, спросил молодого человека, на какие средства он «ведет столь блистательное существование».

Жарнак ограничился тем, что, улыбаясь, напомнил дофину о своем отце, который только что вторым браком женился на очень богатой даме, Мадлен де Пюи-Гюйон.

— Она меня поддерживает <Во французском языке этот глагол имеет два значения: «поддерживать» и «содержать».>, — добавил он, неосторожно произнеся двусмысленное слово.

Придя в восторг от этого промаха, дофин тут же рассказал всем, кто пожелал послушать, что Ги Шабо, оказывается, любовник своей мачехи. Злые языки разнесли эту новость по всему двору, и в конце концов она достигла ушей молодого дворянина. Придя в неописуемую ярость, он с негодованием воскликнул, что «злобен и труслив тот, кто распустил эту клевету, кем бы он ни был».

Оскорбление, разумеется, адресовалось наследнику престола. Последний же, не имея возможности потребовать удовлетворения, потому что его сан запрещал ему сражаться с простым дворянином, поручил одному из своих верных друзей, Франсуа Вивонну, сеньору де Ла Шатеньре, признать себя оскорбленным словами Жарнака и вызвать его на дуэль.

Ла Шатеньре, по-солдатски грубый и в то же время отзывчивый парень, согласился на это и тут же начал всех уверять, что Жарнак ему лично говорил такие ужасные слова: «Я сплю с моей мачехой».

Однако Франциск I, уступая нажиму м-м д'Этамп, которая боялась за жизнь своего деверя, воспротивился дуэли.

Но уже через неделю после смерти короля-рыцаря Ла Шатеньре, направляемый Дианой де Пуатье, мечтавшей покончить со всеми родственниками м-м д'Этамп, обратился к Генриху II со странным письмом:

«Сир, в споре, возникшем между Шабо и мною, я до настоящего времени думал лишь о защите своей чести, не касаясь чести дам, в „том числе и той, о которой идет речь. Учитывая, однако, что в доказательство своей правоты я вынужден был сказать, что Шабо поступил со своей мачехой как ему хотелось и что он сам сказал мне, что спал с нею, я покорно прошу вас разрешить мне драться на дуэли до победного конца, во время которой я надеюсь своим оружием доказать ему правоту того, что я сказал“.

Генрих II решил, что спор должен быть разрешен путем судебного поединка. Для его проведения была устроена специальная арена с трибунами для зрителей неподалеку от замка Сен-Жермен <Сегодня на этом месте высится колонна Нерона.>, и 15 июня 1547 года в присутствии всего двора оба противника, облаченные в доспехи, вышли на бой.

Они были очень разными по своим физическим данным: Жарнак — тонкий, хрупкий, Ла Шатеньре — коренастый, могучий атлет. Исход поединка ни у кого не вызывал сомнения, и Диана улыбалась, не испытывая ни малейшего беспокойства.

Неожиданно герольд издал традиционный клич:

«Сходитесь, почтенные воины!»

И все увидели, как оба противника, пылая ненавистью, устремились друг на друга. Из-за ударов мечей по щитам воздух наполнился страшными звуками, и многим уже казалось, что несчастный Жарнак будет вот-вот сметен, не успев сразиться.

Но вдруг все увидели, что он согнулся, прикрыл голову щитом, сделал резкий выпад вперед и молниеносным движением нанес Ла Шатеньре удар под левое колено. Колосс тут же рухнул.

На трибунах воцарилась мертвая тишина. Диана и Генрих II вытаращенными глазами взирали на своего борца», замертво свалившегося на поле. Оба испытывали смешанное чувство потрясения и ярости.

Звонкий голос вывел их из оцепенения и заставил поднять голову. То был голос Жарнака, который кричал своей жертве:

— Ла Шатеньре, верни мне мою честь! Богу и королю возгласи благодарность за оскорбление, которое ты мне нанес!

Ла Шатеньре не отвечал. Он истекал кровью, точно обезглавленная курица, и уже почти покинул этот мир.

Коннетабль де Монмиранси подошел осмотреть его и нашел, что дело плохо.

— Полагаю, что его следует унести, — сказал он просто.

Пока уносили умирающего, который вскоре преставился, Жарнак обратился к королю с просьбой публично вернуть ему честь.

Генрих II был тугодумом. Он долго молчал, силясь понять, что произошло. Наконец лишенным всякого выражения голосом он объявил, что Жарнак смыл обвинения, выдвинутые против него, затем поспешно удалился в сопровождении двора и Дианы, которая, побелев и сжав губы, не скрывала своего гнева…

Так закончилась эта странная дуэль благодаря «удару монсеньера де Жарнака», в которой не было ничего незаконного.

На следующий день, в Ардуинэ, м-м д'Этамп с радостью узнала, что честь ее семьи спасена и что у вдовы Великого сенешаля того и гляди разольется желчь.

На рассвете 25 июля 1547 года жителя Реймса, проснувшись, увидели, что город их украшен точно алтарь. На еще пустынных улицах все дома пестрели богатыми коврами, тканями, затканными лилиями, венками из роз и опавшими от безветрия хоругвями. Постепенно все это окрасилось золотом первых лучей наступающего летнего дня.

• Предыдущая
• 54/74
• Следующая