От Анны де Боже до Мари Туше - Бретон Ги - Страница 65
- Предыдущая
- 65/74
- Следующая
Неделю спустя Екатерина потребовала от Луизы осуществить вторую часть намеченного плана. «Она приказала своей фрейлине продолжать ублажать любовника, — рассказывает Анри Этьен, — и не отказывать ему буквально ни в чем, чтобы он вовсе забыл о делах и тем вызвал всеобщее недовольство; именно таким способом она и добилась своей цели».
Еще через несколько дней Кальвин, беспокойство которого все росло, сам написал Антуану Наваррскому: «Кругом шушукаются, что какая-то безумная страсть служит вам помехой или охлаждает в вас чувство долга перед вашей партией и что у дьявола-искусителя есть сообщники, которых не заботит ни ваше благо, ни ваша честь, но которые с помощью приманок хотят надеть на вас поводок или сделать вас податливым до такой степени, чтобы можно было с легкостью вами манипулировать. Поэтому прошу вас, сир, во имя Бога сделать над собой усилие и освободиться от наваждения».
К сожалению, упреки главы французских протестантов не произвели никакого впечатления на любовника прекрасной Руэ. Ничто в мире не могло бы его заставить отказаться от девушки, которая каждую ночь ухитрялась придумывать все новые и новые любовные ухищрения, пробиравшие его до самого нутра.
И наступил момент, когда регентша приказала Луизе осуществить третью часть плана. Однажды вечером случилось именно то, чего больше всего опасался Кальвин. Прекрасная Руэ обратила внимание Антуана на то, что поистине огромна должна была оказаться ее любовь, если она согласилась стать его любовницей, несмотря на то, что он протестант, а она католичка. И глаза ее так умело выразили пылающую в душе страсть, что Антуан растрогался.
На другой же день, из любви к Луизе, он отрекся от протестантизма и перешел в ряды убежденных католиков.
Королева-мать была этим так счастлива, что в течение нескольких дней с ее лица не сходила улыбка, более того, она не выразила негодования и тогда, когда прекрасная Руэ объявила, что вскоре у нее, возможно, «начнет вспухать живот».
Потому что в пылу всего вышесказанного Луиза, думая лишь о выполнении данного ей поручения, совершенно забыла о необходимости предохраняться с помощью одного из тех «благих приспособлений», которые Екатерина Медичи раздавала своим фрейлинам, дабы избежать «сюрпризов Венеры». Именно в память об этой «боевой операции» у нее появился упитанный малыш, бастард Карл Бурбонский, который в семнадцать лет стал епископом Комэнжским.
<Удивительные разговоры о жизни, деяния и распутство Екатерины Медичи, 1649.>
Прошло совсем немного времени, и Екатерина Медичи повела наступление на другую вершину протестантизма: на самого Конде.
Через три месяца после резни в Амбуазе вождь протестантов был арестован по обвинению в государственной измене. Герцогу де Гизу удалось доказать, что Конде участвовал в заговоре при поддержке немецких лютеран.
Судимый и приговоренный к казни, он, без сомнения, был бы повешен, если бы Франциск II не умер в разгар процесса. Смерть короля привела к отсрочке судебных дебатов до прихода к власти регентши. К этому времени Екатерина Медичи чувствовала себя уже достаточно уверенно, благодаря успешной деятельности своих фрейлин, и потому помиловала Конде в надежде приобрести в его лице союзника против Гизов, которых, помня о Диане, она люто ненавидела.
То был момент, когда религиозная война, во Франции, казалось, близилась к концу. После Генеральных Штатов в Понтуазе и коллоквиума в Пуасси всякие преследования протестантов были прекращены, и народ начал уже надеяться, что обе партии смогут мирно сосуществовать.
К несчастью, все помышляли о конце тогда, когда ничего еще и не начиналось.
Католики и протестанты только притворялись, что находят взаимопонимание по некоторым аспектам доктрины, а сами тайно продолжали вести свою пропаганду и для возбуждения народа приводили аргументы, ничего общего не имевшие с теми, какие приводились богословами на коллоквиуме в Пуасси.
И снова как одной, так и другой стороной использовались альковные истории, да так лихо закрученные, чтобы смутить и привести в негодование слабые умы.
Протестанты прохаживались перед воротами монастырей и распевали непристойные куплеты о монахах и монахинях, тогда как католики обвиняли протестантов в пристрастии к дебошам, которые они устраивали на своих сборищах. Говорилось также об оргиях, что тут тон задал Клод Атон, написавший в своих «Мемуарах»;
«Следует отметить, что к этому времени многие женщины в городах Франции были очарованы лютеранской религией. Эти дамы, желая поприсутствовать на вышеуказанных собраниях, отправлялись туда втайне от своих мужей, как правило ночью или вечером. Большая часть женщин и молодых девушек, чистых и порядочных, после первого же посещения возвращались оттуда распутницами и шлюхами…»
Еще более недвусмысленные обвинения высказывались публично по адресу жен, чье поведение было безупречным, вплоть до называния конкретных имен. «Все гугенотки, — говорилось в таких случаях, — просто девки, всегда готовые задрать юбку, к тому же отчаянные вымогательницы». Подобные оскорбления, разумеется, не нравились, и. некоторые из этих дам, возмущенные до глубины души, в отместку совершили в католических церквах несколько экстравагантных акций. В Орлеане, например, одной даме удалось выкрасть ритуальные чаши из церкви Сент-Эверт, и принародно, присев на корточки, она помочилась в них…
Короче говоря, достаточно было одной искры, чтобы вспыхнуло массовое побоище.
И такая искра была высечена в Васси 1 марта 1562 года, когда по приказу герцога де Гиза его подручные вырезали шестьдесят протестантов.
Так началась гражданская война.
Встав на сторону протестантов, принц Конде, финансовую поддержку которому оказывала английская королева Елизавета, тут же возглавил боевые действия. Во главе армии католиков встал Франсуа де Гиз. Католиков поддерживал» король Испании.
Сражения произошли в Руане, на окраинах Парижа и, наконец, в Дре, где столкнулись две армии общей численностью пятнадцать-шестнадцать тысяч человек. Какое-то время католики и протестанты стояли друг против друга, не двигаясь. «Каждый думал про себя, — рассказывает со свойственной ему эмоциональностью Франсуа де Лапу, — что среди людей, которые сейчас двинутся ему навстречу, есть и его товарищи, и родные, и друзья и что через какой-нибудь час им придется убивать друг друга; и это вселяло в душу некоторый ужас, хотя и не отнимало мужества».
С самого начала сражения у протестантов не ладилось дело, и Конде был взят в плен.
Лишившись полководца, протестанты, казалось, должны были быть разбиты и обращены в бегство. Но нет, судьба, оказывается, неистощимый на выдумки драматург: ситуация, на некоторое время лишенная равновесия, вновь обрела его через два месяца, когда Польтро де Мере убил Франсуа де Гиза.
<Именно там Антуан де Бурбон был тяжело ранен и 17 ноября скончался на руках прекрасной Руэ…>
И тогда Екатерина Медичи предложила мир принцу Конде. Он же, несмотря на свое положение (все это время принц находился в тюрьме), ответил с некоторым высокомерием, что «должен предварительно обговорить условия возможного соглашения с другими протестантскими вождями», но что он согласен на встречу с регентшей.
Встреча произошла 7 марта 1563 года посреди Луары, на Бычьем острове, расположенном западнее Орлеана. Конде прибыл в сопровождении коннетабля де Монморанси; Екатерина Медичи привела с собой самую красивую девушку из своего летучего эскадрона, мадемуазель Изабель де Лимей.
Флорентинка хорошо знала, что делает.
Принц Конде, «весьма расположенный к галантным забавам», был очарован юной Изабель и потому проявил куда больший интерес к ее голубым глазам, чем к условиям мира.
Переговоры тянулись много дней, и при каждой встрече глава протестантов, демонстрируя свою галантность, мало-помалу утрачивал свою непримиримость. Когда Екатерина Медичи сочла наконец, что страсть его достаточно распалена, она положила перед ним текст соглашения, дававшего ей неоспоримые преимущества:
- Предыдущая
- 65/74
- Следующая
