Женщины времен июльской монархии - Бретон Ги - Страница 28
- Предыдущая
- 28/57
- Следующая
Смущенный принц помог ей подняться, сказал несколько вежливых слов, перенес ее на постель и без всяких прелюдий с усердием изнасиловал. Девушка, которую грудная болезнь делала особенно расположенной к удовольствиям физической любви, готова была остаться в камере пленника целый день; однако Наполеон из осторожности отсоветовал ей это. Ведь если министр внутренних дел и отдал тюремщикам приказ закрывать глаза на шалости принца, то относительно их ушей он ничего не говорил. А между тем распалившаяся девица «в моменты особого удовольствия» издавала вопли, способные всполошить весь гарнизон крепости.
Поблагодарив ее за визит, Луи-Наполеон умело убедил ее вернуться домой.
Юная туберкулезница с сожалением подчинилась.
Однако на следующий день она подстерегла где-то на тропинке Телена и спросила, когда она может еще раз навестить пленника.
— Я обязательно спрошу у принца, — осторожно сказал лакей.
Луи-Наполеон побоялся, как бы эта слишком пылкая любовница не лишила его навеки посещений других, более сдержанных женщин. Он попросил передать ей, что новые дисциплинарные меры, введенные министром внутренних дел, делают впредь невозможными любые свидания.
И тогда, в силу какого-то странного феномена переноса, девушка, лишившись своего сказочного принца, переключила свою любовь на Телена.
Восхищенный слуга воспользовался неожиданно свалившимся подарком, да так, что очень скоро бедняжка умерла от истощения…
А в это время Луи-Наполеон жил, полный надежд. Дело в том, что г-жа Ренар, жена привратника и строгий блюститель порядка в крепости, наняла на должность гладильщицы очаровательную двадцатилетнюю молодую особу с крепкой грудью и прочими удачно распределенными округлостями, не говоря уже о голубых глазах, вызывавших восхищение ценителей.
Ее звали Элеонора Вержо . Отец ее был ткачом. Она была девушкой рослой, здоровой, крепкой и очень умной.
Заметив ее с высоты своей башни, принц сразу понял, что это прелестное существо ниспослано ему самим небом.
И однажды небо довершило свое благодеяние: г-жа Ренар поручила Элеоноре отнести пленнику в камеру положенный ему обед. При виде входящей к нему девушки Луи-Наполеон был просто ослеплен.
— Поставьте поднос на стол, дитя мое, и расскажите мне, кто вы.
Дочь ткача очень мило стала рассказывать, а принц тем временем буквально раздевал ее глазами.
— Мне кажется, вашим образованием немного пренебрегали, — сказал наконец пленник. — Я намереваюсь восполнить этот пробел. Не согласитесь ли вы заходить ко мне сюда на час-два в день, чтобы я мог преподать вам историю, синтаксис и немного естественные науки?
Элеонора в ответ только покраснела от удовольствия.
— Еще бы, монсеньер, если, конечно, г-жа Ренар мне позволит…
— Она вам позволит.
На другой же день Элеонора явилась на свой первый урок истории.
Но принц, чья образовательная программа была одной из самых обширных, очень быстро приступил к преподаванию совсем других вещей…
По своей натуре девушка оказалась очень ласковой. И потому под предлогом приступить к урокам грамматики принц без особого труда усадил ее к себе на колени. Доверчивость ее не уменьшилась даже тогда, когда, с явной целью сделать курс обучения не слишком трудным, он обхватил ее за шейку, куснул за ушко и сунул руку за корсаж. Наконец она восприняла как чисто воспитательный жест, когда Луи-Наполеон, объясняя ей, почему во французском языке существуют такие формы, как «булочник» и «булочница», «племянник» и «племянница», «герой» и «героиня», «аббат» и «аббатиса», «слуга» и «служанка», счел уместным сунуть ей руку под юбку и пощупать то место, которое является сутью женского рода…
Перемена, которую Элеонора провела на кровати принца, показалась ей несколько чрезмерным благодеянием, но она не осмелилась возразить из боязни огорчить такого ученого и такого предупредительного преподавателя.
Дело, однако, не шло пока дальше «развлечений для взрослых», о которых пишет Фелисьен Шансор.
Луи-Наполеон, крайне возбужденный этой красивой девушкой с крепкой грудью, возжелал более сильных ощущений и тех ужасающе-сладостных альковах баталий, которые расшатывают кровать.
— Приходи сегодня ночью, — сказал он.
Элеонора, которая и сама начала ощущать какое-то волнение в крови, согласилась.
В течение четырех часов томимый ожиданием принц не мог ничем себя занять. Время от времени, смущенный своим, так бурно разросшимся чувством, он совершал краткие прогулки по камере. Наконец в 9 часов вечера Элеонора робко поскреблась в дверь. Он буквально прыгнул ей навстречу, подхватил на руки, осыпал поцелуями, раздел и понес к себе на постель. То, 'что за этим последовало, тут мнение историков едино, было волнующим и не поддающимся описанию.
«Когда она пришла в первую ночь, благоухающая свеже выглаженным бельем, — пишет тем не менее Альфред Нейман, — он был счастлив так, как никогда не чувствовал себя ни с одной из женщин. Он совершенно позабыл о тюрьме, камера с голыми стенами показалась ему интимным уголком, и даже решетки на окнах были явно нужны, чтобы охранить их любовь. Она мирно спала рядом с ним в большой супружеской постели. Они веселились до тех пор, пока она не уснула. Но Луи не спал, он, улыбаясь, смотрел на нее» .
Под утро Элеонора хотела покинуть постель, как служанка, и незаметно проскользнуть в свою маленькую комнатку. Луи-Наполеон удержал ее:
— Нет, останься! Я не могу остаться без тебя ни секунды. Я тебя очень люблю.
Она осталась с ним, страшно довольная, но и немного встревоженная.
В 8 часов утра комендант крепости начал свой ежедневный утренний обход. Принц принял его, как обычно, в халате, попросил доставить ему газеты, побеседовал немного, а потом неожиданно открыл дверь в свою камеру и сказал с улыбкой:
— Комендант, киньте один только взгляд, прежде чем раз и навсегда закрыть на это глаза.
Комендант выполнил просьбу, обнаружил в постели своего пленника Элеонору и побледнел:
— Принц, это невозможно!
— Демарль, — возразил Луи-Наполеон спокойно, — это моя жена. Она помогает мне вынести тяготы существования. Если вы у меня ее отнимете, я сбегу. Поймаете, я снова убегу, а если загоните в угол, я повешусь. Так что подумайте.
Комендант вышел, не сказав ни слова. Вспомнив директивы министра внутренних дел и опасаясь лишних хлопот, он предпочел игнорировать происходящее у принца.
С этого дня Элеонора жила с Луи-Наполеоном. «Она заботилась о нем и любила его, — добавляет Альфред Нейман. — Она уже не работала гладильщицей, но продолжала благоухать свежим бельем. Она пела, смеялась, болтала, когда ему этого хотелось, и вдруг делалась молчаливой и незаметной, если он работал за столом или вел серьезные разговоры с друзьями, которые ей было трудновато понять. У нее был особый дар почувствовать, когда можно дать волю своей жизнерадостности, а когда следует ее приглушить. С помощью нескольких кусков материи она в мгновение ока преобразила две комнатки, из которых состояла камера, в нечто вполне обитаемое и даже уютное. Солдаты, которым было запрещено смотреть на нового Наполеона, посмеивались, встречая его жену, и называли ее императрицей. Этот титул ничуть не обижал Элеонору. За пределами двух своих комнатушек она держалась чуточку высокомерно. По тюремным коридорам и по улицам городка она вышагивала с достоинством монархини.
Все, конечно, были в курсе любовной связи принца и маленькой гладильщицы.
Об этом судачили и в Аме, и в Сен-Кентене, и даже в Париже… В окружении короля лучшие умы изощрялись в остротах и утверждали, что Луи-Наполеон, будучи человеком сдержанным, всегда «любил простую и здоровую пищу»… Шансонье от души веселились, сочиняя издевательские куплеты, а карикатуристы изображали принца отдающим погладить свою ночную рубашку с вышитым на ней орлом.
А пока орлеанисты насмехались, Луи-Наполеон и Элеонора, укрывшись за тюремными решетками, наслаждались чистой любовью. В повседневных заботах о своем любовнике, который в это время писал брошюру «Борьба с обнищанием», молодая женщина мечтала о том дне, когда она, возможно, воссядет на императорский трон. Воодушевленная этой странной надеждой, она со страстью изучала историю, географию, литературу и грамматику, которые принц продолжал ей преподавать…
- Предыдущая
- 28/57
- Следующая
