Маленький большой человек - Бергер (Бри(е)джер) Томас - Страница 4

• Предыдущая
• 4/136
• Следующая

Он снова вперил в меня свои ярко-синие глаза. Я молчал, терпеливо ожидая, когда ему наскучит меня рассматривать.

— А ты ведь маменькин сынок, малыш? — весьма нелюбезно осведомился он наконец. — Да, да, дружок, большо-ой, жи-ирный сосунок. Бьюсь об заклад, если сжать твою руку выше локтя и резко отпустить, она еще долго будет дрожать, как студень. Знавал я одного парня вроде тебя… Он пришел на Запад и имел глупость попасть живым к племени кайова. Так вот они связали его, а их скво сделали из него кисель, исхлестав ивовыми прутьями. Ты принес мои деньги?

Я понял, что старый плут испытывает мое терпение, и не стал прикидываться обиженным, а лишь спросил:

— Почему они сделали это, мистер Кребб?

Он скорчил гримасу, вследствие чего его глаза, рот и почти весь нос вдруг исчезли, лишь самый кончик последнего торчал из складок кожи, как пустой палец из скомканной в руке перчатки.

— Индейцы страшно любопытны, — сказал он. — Нет, конечно, их интересует не все подряд. Ежели им чего не интересно, они и головы не повернут в ту сторону. Но тот сосунок их задел за живое. Им страсть как хотелось посмотреть, будет ли он плакать, как женщина, если его побить. А он взял и не разревелся, хотя на спине остались такие следы, будто его кошки драли. Тогда ему надавали кучу подарков и отпустили. Тот сосунок оказался храбрым парнем, так что, хоть ты и маменькин сынок, это ничего не значит. Ты принес мои деньги?

— Мистер Кребб, — ответил я, чувствуя некоторое облегчение от рассказанной истории, хотя и не понял до конца ее смысла, — мне бы не хотелось обсуждать сейчас эту тему, у меня достаточно скромные доходы.

— Если у тебя нет денег, то что же ты принес мне, сынок? — удивился он. — Одежда твоя так себе, да и вряд ли мне подойдет… — с этими словами он оторвал голову от спинки кресла, плотоядно взглянул на рукав моего плаща и вцепился в него своей куриной лапкой. Прорезиненная материя напряглась, но выдержала хищный напор его когтей.

— Давайте вернемся к этому как-нибудь в другой раз, — быстро проговорил я, ловко освобождаясь от стариковской хватки и пересаживаясь на другой стул, подальше. — Сейчас мне хотелось бы, если это вас не обидит, конечно, убедиться в достоверности вашей… так сказать… хм… истории.

Мое заявление исторгло из его груди сухой хриплый смех, напоминавший звук, издаваемый морковкой на мелкой терке. Затем маленькая, желтая, словно туго обтянутая старым блестящим пергаментом голова безвольно упала вперед и… застыла. Мое сердце чуть не разорвалось от горя: я нашел его слишком поздно. Он умер!

Я бросился к креслу-каталке и положил руку ему на грудь. Потом прислушался… Хотелось бы мне, чтобы и мое сердце билось так же четко и выразительно!

Он просто спал.

— Мне бы не хотелось, чтобы ваш энтузиазм вышел вам же боком, — говорил доктор Тэг несколько минут спустя, сидя за своим металлическим столом, на котором высилась флюоресцентная лампа с подставкой в виде подъемного крана. — Я помню вашу миссис Бар, она была у нас скорее уборщицей, чем медсестрой или сиделкой. Ее уволили, кажется, за то, что она давала пациентам не те лекарства, в том числе и мистеру Креббу… Путала, знаете ли. Кроме того, она вместе с ним пила. А теперь представьте себе, какое действие на слабое сердце старца может оказать глоток спиртного… Не говоря уже о психике. Мне кажется, что паранойя мистера Кребба очевидна даже для неспециалиста.

— Но ведь ему может быть сто одиннадцать лет. Вы и это станете отвергать, доктор Тэг? — возразил я.

Тэг улыбнулся:

— Странно вы ставите вопрос, сэр. Да, ему действительно может быть столько лет. Ну и что? Это не имеет никакого отношения ни к моим утверждениям, ни к вашим собственным сомнениям. Мы располагаем специальной медицинской аппаратурой, позволяющей с известной степенью точности установить возраст человека. Есть ряд показателей. Так, например, у ребенка…

Я выхватил носовой платок как раз вовремя, чтобы не чихнуть в воздух. Проклятые пыльные герани. А предписанные мне после операции капли для носа остались за сотню миль. Перегородка нещадно разболелась. И тут меня осенило. Я понял истинный смысл истории мистера Кребба о том незадачливом парне, выпоротом индейцами: каждый из нас рано или поздно попадает в ситуацию, в которой ведет себя либо как трус, либо как герой. Горстка людей, брошенная судьбой в кровавую бойню при Литтл Бигхорне, навсегда покрыла себя неувядаемой славой, являя образец стойкости для тысяч обыкновенных людей, чьи самые острые переживания в жизни связаны с попыткой обокрасть их жилище, со спором на пляже с каким-нибудь громилой или с отсутствием под рукой обезболивающих капель для носа.

Я открыл кран над нержавеющей мойкой доктора Тэга, набрал в горсть воды и втянул ее обеими ноздрями. От этого сомнительного водолечения боль отступила на время, но в последующие три четверти часа новые взрывы непрестанно сотрясали мой бедный нос, его раздуло, а глаза превратились в слезящиеся щелочки. Простуженный японец, да и только. Но я не дрогнул.

Как выяснилось, интересы доктора Тэга лежали исключительно в области финансов, вернее в благоустройстве и поддержании мервиллского приюта вообще и отделения психиатрии в частности. Медицинская наука способна определить возраст ребенка практически задаром, но в случаях со стариками требовала денег. Кресла-каталки также с неба не сыпались. Служащим вроде миссис Бар, не говоря уже о настоящих медсестрах и сиделках, необходимо было платить. Даже упомянутые выше герани пробивали изрядную брешь в бюджете.

Мне раньше и в голову не приходило вспоминать, что мой отец на дружеской ноге со многими законодателями штата. Не знаю уж, хватал ли доктор Тэг звезды с неба на своей профессиональной ниве, но он выказал незаурядные задатки ловкого политика. Результатом нашей недолгой беседы в его кабинете, где все вплоть до мелочей было сделано из металла, явилось то, что я согласился обсудить с отцом пути увеличения государственных ассигнований на приюты для престарелых. Со своей стороны, доктор Тэг посвятил меня в отчеты рентгеновского и химического обследований Джека Кребба, в ходе которых было установлено количественное содержание кальция в его старых костях. Согласно приговору ему было «определенно за девяносто».

• Предыдущая
• 4/136
• Следующая