Призрак дракона - Бриггз Патриция - Страница 11

• Предыдущая
• 11/64
• Следующая

– А ведь ты умел применять магию. Я помню, как ты заставлял цвести цветы в неподходящее для этого время года, чтобы порадовать мать.

Орег, чувствуя себя все более свободно, опустился на скамейку у двери.

– Я и теперь обладаю способностью разыскивать то, что мне требуется найти. Поняв сегодня, что Сиарра где-то внизу, под туннелем, по которому я ползу, я до смерти перепугался! Но ведь она попала в пещеру другой дорогой, верно? Это ты ее провел туда? – Орег кивнул. – А обо всех остальных волшебных трюках мне следует забыть. Я чувствую в себе магические силы, но не могу ими воспользоваться.

– И все же… Зачем тебе понадобилось притворяться тупицей? – спросил Орег.

– Для того чтобы отец не убил меня. – Впервые в жизни я столкнулся с необходимостью объяснять кому-то то, что сидело глубоко внутри моего сердца. – Наверное, тебе, как никому другому, известно, что значило для моего отца носить титул Хурогметена. Он считал это величайшей честью, главным в жизни. И боялся, что кто-нибудь захочет лишить его этого счастья. Теперь его нет, а титул его перешел другому вместе с этим кольцом…

– Но это обычное явление, – рассудительным тоном сказал Орег. – Твой отец получил кольцо от твоего деда. Жизнь продолжается в детях.

– Отец убил деда, – выпалил я.

Никогда раньше я не произносил эти слова вслух.

Орег напрягся и притих. Потом, выдержав многозначительную паузу, прошептал:

– Твоего деда убили бандиты. А Фэнвик, твой отец, привез его домой. Здесь он и умер.

– Отец пустил деду стрелу в спину. Он сам проболтался однажды, когда изрядно выпил.

Тогда мне было девять или десять лет. Мы отправились на охоту вдвоем, отец и я. Под вечер выбрали подходящее для ночлега место в горах. Как только Хурогметен установил палатку, то принялся пьянствовать. Я не помнил, как его несвязная болтовня подошла к запретной теме, но мог до сих пор отчетливо представить его исказившееся от испуга лицо.

Я сразу сообразил тогда, хоть и был несмышленым Надоедой, что услышанное мною признание таит в себе опасность, и сделал вид, будто не придал его словам особого значения.

С того самого дня, как мне казалось, отец стал относиться ко мне с большей нетерпимостью.

– Он всегда видел во мне соперника. Время представлялось ему злейшим врагом, а я – живой угрозой, – продолжил говорить я, отмечая, что изъясняюсь слишком высокопарно. – Отец ненавидел проигрывать.

Я поднялся со стула и прошел к висевшему на противоположной стене небольшому зеркалу. Я был похож на отца, только глаза унаследовал от матери.

– Во мне отец видел постоянное напоминание о том, что однажды он потеряет Хурог, – сказал я, выдержав небольшую паузу. – Мне кажется, в тот день, когда мне впервые дали в руки меч, я стал для него заклятым врагом. Я это чувствовал, хотя не исключено, что он не признавался в этом даже самому себе. Если ты помнишь, то избиение, которое якобы повлекло за собой глобальные последствия, было далеко не первым случаем, когда отец лупил меня до потери сознания. Если бы я не изобрел свою «игру», то, возможно, не дожил бы до сегодняшнего дня. Мать тоже нашла спасение, но в другом…

– Пристрастилась к затуманивающим сознание настоям и отварам, которые дают ей возможность не обращать внимания на происходящее вокруг, – мрачно произнес Орег. – А Хурогметен стал реже бить ее, реже наведываться к ней в спальню…

– Когда я временно лишился дара речи, отец посчитал, что сделал меня идиотом. Я решил, что должен использовать ситуацию в своих интересах.

– А сейчас, когда он мертв, ты намерен продолжать свою жуткую игру? – спокойным голосом поинтересовался Орег.

Я тяжело вздохнул.

– Два следующие года Хурогом будет править Дарах. Ему так же, как отцу, с самого детства внушали, что обладание титулом «Хурогметен» – предел мечтаний. Я совершенно не уверен, что по прошествии назначенного срока Дарах спокойно передаст мне замок.

– Полагаешь, Дарах – негодяй? – Орег поднял бровь. – Он был когда-то славным Надоедой… – У него на лбу образовалась складка. – Или я что-то путаю?

Я закрыл глаза.

– Признаться честно, я вообще не знаю, что за человек этот Дарах. О нем мне известно одно – идиоты его раздражают. Хотя я сам – видит Бог! – я сам предпринял бы все возможное, чтобы Хурог не попал в руки дурака. – Я растерянно пожал плечами и взглянул в глаза Орегу, который сидел уже на полу у моих ног. Я даже не заметил, когда он сюда перебрался. – Но Дараху я почему-то не доверяю.

Странно, что я так откровенно разговаривал с этим Орегом. Я вообще ни с кем не беседовал подолгу, только с Сиаррой. А длинные речи до сих пор сильно утомляли меня. Я чувствовал, что изможден.

Удивительно , – не без иронии отметил я про себя. – Правда дается мне гораздо труднее лжи.

–  Советую тебе прислушаться к собственным инстинктам, – сказал после непродолжительного молчания Орег. – Не произойдет ничего страшного, если еще некоторое время ты будешь соблюдать осторожность…

Он неожиданно покинул меня – исчез, словно растворился в воздухе.

Мог ли я доверять инстинктам?

Мой отец умер, и я не знал, радоваться мне или скорбеть. Я стал владельцем Хурога – и в то же время им не стал. Следовало ли мне показать окружающим свое истинное лицо? Каким образом стоило это сделать? Я ведь даже не был уверен, что под личиной слабоумного детины во мне сохранилось что-то, кроме настороженности и страха.

Я стоял, положив руки на изгородь, наслаждался утренней прохладой и слушал Харрона, одного из конюхов.

Этой ночью кое-что произошло.

Кто-то оставил ворота, соединяющие загон для жеребцов с полем для прогулок кобыл, открытыми, и Нарцисса застали с лучшей лошадью моего отца. Остальные кобылы были заперты в конюшне, но Мот вела себя так беспокойно, что Пенрод, предварительно переговорив с Дарахом, решил оставить ее на ночь на воле.

Я слушал Харрона и забавлялся разворачивавшейся передо мной сценой. Мальчики-конюхи вместе с моим дядькой носились за Нарциссом с недоуздками, веревками и ведрами с кормежкой в руках.

Нарцисс ловко изворачивался, скача по полю и крутя своей могучей головой.

Заметив меня, Дарах остановился, махнул рукой конюхам и направился в мою сторону. Я отправил Харрона за кормом и недоуздком.

– Какой-то ненормальный оставил ворота открытыми, – пробасил дядя, приблизившись ко мне.

– Вчера, когда я уходил, жеребец спокойно стоял в загоне, а ворота были закрыты, точно помню, потому что сам все проверял, – солгал я.

Дарах пристально смотрел на меня, и я напомнил себе, что должен действовать крайне осторожно.

– Вот то, что ты просил, Вард, – крикнул вернувшийся Харрон, протягивая мне ведро с кормом и недоуздок.

– Мы уже по-разному пробовали поймать этого черта, Вард, – сказал дядя. – Не ходи туда. Конюхи, надеюсь, сами справятся с ним.

Я перепрыгнул через ограду.

– Я и не намереваюсь гоняться за Нарциссом.

Мот в отличие от все еще пребывавшего в возбуждении жеребца проявила к еде огромный интерес. Она знала и любила меня, поэтому подбежала ко мне, играясь и наслаждаясь утренней свежестью и солнцем. Ее серебряная грива мягко качнулась, когда она остановилась рядом со мной и опустила морду в ведро.

– Ну как? Тебе понравилось? – заговорщически спросил я у нее, понизив голос. Мы не обращали ни малейшего внимания на носившихся за жеребцом мальчишек на другом конце поля. – Наверное, Нарцисс был несколько грубоват. А все потому, что у него нет опыта в общении с представительницами прекрасного пола. Он в этом деле новичок. Надеюсь, ты показала ему, что надо делать.

Мот кокетливо качнула головой, довольно пережевывая корм.

Я без труда надел на кобылу недоуздок и внимательно осмотрел ее тело. Кроме пятна на шее – там, где Нарцисс вцепился в нее зубами, шерсть намокла, а теперь высохла неровными сосульками, – не было никаких повреждений.

Спокойно взяв Мот за повод, я повел ее через поле в загон для жеребцов. Она – этакая переменчивая ветреница – уже даже не смотрела в сторону Нарцисса. Тот, завидев наконец, что я украл у него подругу, поднялся на дыбы и оглушительно заржал. Потом рванул вслед за нами.

• Предыдущая
• 11/64
• Следующая