Глина - Брин Дэвид - Страница 21

• Предыдущая
• 21/120
• Следующая

Секундная пауза. Но никто другой не отвечает, так что делать это приходится мне.

— Извините, у меня нет видеокарты. Я лишь копия, Риту. Но разве один из…

— Где вы? — требовательно спрашивает она. Что-то в ее голосе заставляет меня привстать.

Похоже, Риту близка к панике.

— Эней ждет в машине. Вы и мой… отец должны были присоединиться к нему. Но вас нет… обоих.

— Что вы имеете в виду? Куда они могли…

Только теперь я понимаю, что Риту считает меня другим Серым! Объяснить ситуацию можно двумя словами, но я не хочу, чтобы Джинин догадалась о сути разговора. И что сказать?

На помощь приходит еще один голос, вклинивающийся в нашу беседу. Звучит он несколько сонно. Это архи, которому снова не дали вздремнуть.

— Риту? Это я, Альберт Моррис. Вы говорите, мой Серый исчез? И ваш отец тоже?

Я отключаюсь. Мое дело — заниматься клиентами, даже если мы ни о чем не договоримся.

Все молчат. Наконец Уэммейкер подается вперед, ее золотистые волосы падают с бледных плеч на знаменитое декольте.

— Итак, мистер Моррис? Нам надо знать, что вы думаете о нашем предложении.

Я вздыхаю, зная, что этим ускоряю обмен веществ в моих быстро истощающихся псевдоклетках и приближаю неизбежный конец. Теперь бы только добраться до дома и воссоединиться с оригиналом, передав ему все, что удалось узнать. План Уэммейкер мне уже известен — найти способ избежать конфликта интересов и склонить меня к законному расследованию. Для этого требуется, чтобы я, вот этот серый доппельгангер, пожертвовал надеждой на спасение ради блага более важных существ.

Нет, все еще хуже. Что, если я откажусь? Позволит ли маэстра мне уйти, зная, что я могу рассказать о разговоре с ней Каолину? Конечно, разглашение конфиденциальной информации карается штрафом, и я никогда не подведу своего патрона. Но ведь маэстра, поддавшись типичной для нее паранойе, может решить, что рисковать не стоит, так как «ВП» покроет мой штраф с избытком.

На всякий случай она уничтожит меня, предпочтя возместить нанесенный Альберту ущерб в тройном размере.

И он возьмет деньги. Кому придет в голову мстить за голема?

Уэммейкер и ее гости смотрят на меня, ожидая ответа. Я же смотрю на зеленые насаждения, для придания комфорта разбросанные по «Студии Нео» с тщательно продуманной небрежностью.

— Думаю…

— Да?

В ее знаменитой непристойной улыбке есть что-то зловещее, отчего даже дитто становится не по себе. Еще один глубокий вздох.

— Думаю, ваш фикус немного засох. Вы не пытались его полить?

Мунлайт-Бич — одно из моих любимых мест. Я хожу туда с Кларой, когда толпа немного рассеивается, особенно если у нас есть туристические купоны с истекающим сроком!

Конечно, он предназначен для ригов. Как и все лучшие пляжи. В облике Зеленого я здесь ни разу не был… если только сюда не забредали те мои предшественники, которые так и не вернулись. Те, которые отбросили все надежды и заделались прогульщиками.

Припарковав скутер на стоянке, я поднимаюсь на возвышение, рассчитывая найти хотя бы полупустое место. Когда народу немного, правила становятся менее жесткими. Архи уже не так рьяно охраняют свою территорию. И големы, «новые цветные» вроде меня, могут чувствовать себя в безопасности.

Вторник — будний день. Когда-то, когда я был еще мальчишкой, это имело некоторое значение.

Сейчас все дни недели одинаковы. Пляж кишит людьми, каждое мало-мальски открытое место занято. Повсюду одеяла, зонтики, отдыхающие. Я заметил несколько ярко-оранжевых спасателей, расхаживающих с самонадувающимися мешками. Все остальные — люди, различающиеся лишь разной степенью загара — от шоколадного до песочного.

Если сунуться туда, я буду выделяться, как забинтованный палец на руке.

Переведя взгляд дальше на юг, я увидел каменистый участок, предназначенный для себе подобных. Яркая толпа големов скучилась на выступающем каменистом мысе, слишком опасном для настоящих тел. Туда не заходили даже спасатели. И лишь с полдесятка желто-полосатых уборщиков, вооруженных крюками, вылавливали из воды неудачников, разбившихся о скалы или выброшенных приливом. Впрочем, кто захочет растрачивать пляжное время на имитацию? Сюда и настоящему человеку пробиться нелегко.

Меня вдруг охватывает чувство возмущения. К черту правила! К черту списки очередников и туристические купоны! Мне всего лишь нужно поваляться полчаса на пляже. Сто лет назад можно было делать что хочешь и ходить куда хочешь.

Только если ты был белым и богатым, напоминает мне внутренний голос. Только если ты принадлежал к элите.

Сегодня сама идея расизма выглядит нелепой, абсурдной и смехотворной. Однако же у каждого поколения свои проблемы. В детстве мне не хватало пищи, которая распределялась по талонам. Из-за пресной воды велись войны. Сейчас мы страдаем от изобилия. Безработица, низкая зарплата, поощряемый государством дурман ничегонеделания, доводящая до самоубийств апатия. Больше нет ни причудливых деревушек, ни убогих туземцев. Но зато все прекрасные места Земли приходится делить с девятью миллиардами зрителей и десятью — двадцатью миллиардами големов.

— Давай, брат. Заяви о себе.

Голос прервали мои мрачные раздумья. Повернувшись, я увидел еще одного Зеленого, стоящего у края дороги. Архи и их семьи совершенно не обращали на него внимания, хотя парень и размахивал плакатом с яркой надписью:

Дитто усмехнулся, встретившись со мной взглядом, и кивнул в сторону Мунлайт-Бич.

— Иди туда, — настойчиво говорит он. — Ты же хочешь, чтобы тебя заметили, пользуйся моментом!

В последнее время таких, как он, стало больше. Агитаторы. При виде их люди испытывают смешанные чувства: призывы пробуждают эхо былых сражений за справедливость и равенство и вместе с тем поражают банальностью и глупостью. Я разрываюсь между отвращением и желанием задать ему парочку вопросов. Например, почему он делает двойников, если ненавидит дискриминацию, будучи одним из них? Согласен ли он предоставить равные права тем, чья жизнь ограничивается одним днем? Должны ли мы наделить правом голоса копии, которые могут производиться в массовых количествах, особенно богатыми?

И почему он сам не идет на пляж? Вперед, приятель! Потолкайся среди настоящих людей. Постарайся достучаться до их совести, и, может быть, кто-то, утомленный твоей настойчивостью, потребует твой идентификационный ярлык и предъявит претензии твоему владельцу. Не исключено, что найдется и такой, кто не остановится перед штрафом, чтобы доставить себе удовольствие разнести тебя на кусочки. Вот то-то. Поэтому-то он и стоит у края дороги с плакатом в руке, мозоля глаза. Но не отваживается на более активные средства протеста. Возможно, его братья-големы были среди демонстрантов, которых я видел утром перед «Всемирными печами».

У того, кто все это задумал, хватает пылу и… средств. Рассылать копии только для того, чтобы выразить свою точку зрения… дорогое удовольствие и эффективный способ.

Все бы хорошо, если бы причина такого напряжения сил не была столь абсурдной! Еще одно доказательство того, что в наши дни у большинства людей слишком много свободного времени.

Внезапно ни с того ни с сего я спросил себя: «А что здесь делаешь ты?» Начал день с фантазий о Кларе, потом углубился в философские вопросы, недоступные пониманию Зеленого, забросил поручения, ради выполнения которых был создан, и сбежал на пляж. Зачем? Ведь мое тело не в состоянии ощутить свежесть морского бриза или нежность белого песка.

Что со мной сегодня?

И тут до меня дошло. Мысль о том, что со мной происходит, пугала и будоражила.

Я стал Франки. Я неудачная копия. Франкенштейн!

• Предыдущая
• 21/120
• Следующая