Нежный ангел - Бристол Ли - Страница 36
- Предыдущая
- 36/69
- Следующая
Джереми Хабер был хорошим человеком. Адам успел его полюбить и научился им восхищаться, а Адам никогда не восхищался кем попало, С момента знакомства со стариком он видел, что Джереми стар и болен и долго не протянет. Он подозревал, что сам Джереми не испытывал ни страха, ни паники оттого, что его час пробил.
Но Энджел… У Адама в горле стоял комок и сосало под ложечкой из-за Энджел. Она этого не заслужила. Она достойна лучшей доли, ей это просто необходимо. У нее в жизни и так было много потерь и много страданий, которые случились не по ее вине; разве есть хоть какая-то справедливость в том, что единственная цель ее жизни, ее единственное счастье будет вырвано у нее как раз тогда, когда она больше всего в нем нуждалась?
Взгляд Адама упал на Библию, лежащую на бюро. Он удивился, увидев такую вещь в ее комнате, но в то же время это почему-то не показалось ему странным. Он взял Библию в руки, рассеянно пробегая страницы. Ему хотелось бы знать, неужели Энджел читала ее, пока он не вошел в ее комнату, старалась ли она найти там хоть какое-нибудь утешение или надежду? Может быть, Джереми захочет, чтобы Библия была с ним в больнице.
Книга раскрылась, и Адам, пораженный, застыл в изумлении.
Целый рой вопросов промелькнул в его голове, а вместе с ними возникло множество возможных ответов. Ее скоропалительное решение уехать из Грин-Ривер. Головорезы в поезде. Ее неожиданная попытка обокрасть его в Денвере.
Ее пронзительный уверенный голос, категорично утверждающий: «У меня есть деньги!»
Он вынул крест из гнезда, где он хранился, и почувствовал, как куда-то глубоко, на дно его души, опустилось нечто похожее на отчаяние. Вес креста свидетельствовал о том, что он был сделан из настоящего серебра, и это означало, что камешки — целая дюжина камешков — тоже были настоящими. Откуда к Энджел могло попасть такое сокровище?
На этот вопрос был возможен только один ответ.
«Энджел, — думал он со смесью гнева и отчаяния. — Вот черт, Энджел…»
Если бы крест принадлежал ей на законном основании, она не держала бы это в таком секрете. Она бы не стала терпеть лишения и не поехала бы с ним через всю страну против своей воли, если бы могла продать этот крест.
Мужчина в нем — тот, что начал питать слишком сильную симпатию к женщине, доверять которой, он знал, было просто глупо, — принуждал его поговорить с ней откровенно, объявить о своей находке, потребовать объяснений в надежде, что ответ, который он получит, позволит ему жить, как прежде. Законник в нем понял все.
Он сжал зубы, и его взгляд стал жестким. Адам закрыл Библию и положил ее туда, где она лежала. Он слышал, как Энджел захлопнула дверь его номера, и, не раздумывая и не колеблясь ни мгновения, молниеносным движением положил крест себе в карман. Затем он повернулся лицом к двери.
Больница представляла собой ужасное место, и в первую минуту, войдя туда, Энджел в ужасе отшатнулась. Побеленные стены, блеклый, унылый пол. В помещении было сыро и пахло смертью и угасанием. Сестры в белых одеждах и белых головных уборах быстро сновали по узким коридорам, и так же быстро на Энджел нахлынули воспоминания.
Миссия, ее ноги, которые болели у нее после долгого стояния на коленях на каменном полу, бесконечные молитвы, тишина, одиночество…
В какой-то момент она остановилась, и только твердая рука Адама на ее локте заставила ее двинуться вперед. Где-то в недрах этого ужасного места лежит ее отец, одинокий, больной, страдающий. Она должна быть рядом с ним.
В длинной палате, куда их провели, стояли ряды кроватей, а в этих кроватях лежали люди — стонущие старики, мужчины среднего возраста лежали на простынях, испачканных кровью, здесь были даже молодые люди, страдающие от боли и недугов. Здесь пахло испражнениями и болезнями, и воздух был пропитан хриплым дыханием умирающих.
Одна из сестер подвела их к кровати Джереми, и Энджел упала на колени рядом с ним — ноги ее не держали.
Его лицо приобрело восковую бледность, глаза были обведены огромными темными кругами. У губ был синюшный оттенок, но из них все еще вырывалась слабая струйка дыхания.
Возле кровати стоял человек, это был другой врач, не тот, которого они видели раньше. Он посмотрел на Адама:
— Вы его родственник?
— Это мисс Хабер, — ответил Адам, — его дочь.
— Мы создаем ему максимально возможные удобства, больше мы мало чем можем ему помочь. Теперь это только вопрос времени, — тихо произнес он.
Энджел сердито подняла голову.
— Не говорите так! Как вы можете так говорить? Мы привезли его сюда для того, чтобы его вылечили! Это ведь ваша работа, разве не так? Ну так делайте все, чтобы ему стало лучше!
Доктор смутился и взглянул на Адама, но затем, видимо, передумал говорить то, что собирался сказать.
— Мы даем ему опиум, чтобы снять боль. Какое-то время он будет спать.
Энджел повернулась к отцу и положила руку ему на лоб.
— Я буду здесь, когда он проснется.
Доктор некоторое время постоял, не зная, что сказать, а потом молча ушел.
Адам тронул ее за плечо.
— Вам незачем оставаться здесь. Он…
— Я остаюсь, — упрямо заявила она, не глядя на него.
Он помолчал немного.
— Мне нужно уйти ненадолго. Я вернусь за вами после обеда.
Энджел не ответила. Она была рада, что он ушел, потому что теперь все стало, как раньше: только она и ее папа, как это было всегда. И как это должно было быть.
Она взяла его холодную руку и приготовилась ждать, когда он проснется.
Элистой Льюис, скупщик редких драгоценных камней и искусный ювелир, убрал лупу и неохотно вернул крест Адаму.
— Мне очень жаль, — вздохнул он. — Я не могу предложить вам сумму, равную стоимости этого изделия.
— Ничего страшного. — Адам откинулся на спинку маленького неудобного кресла возле покрытого черной скатертью стола, за которым напротив него сидел ювелир. — Я не собирался его продавать. Что вы можете о нем сказать?
Элистой Льюис облегченно вздохнул, узнав, что ценный предмет искусства не уплывет в руки его конкурентов, вновь положил крест на свою ладонь с длинными, изящными пальцами.
— Так… я бы сказал, что он испанский. Возможно, это святая реликвия. Он старинный, очевидно, древний. Но даже если бы он не представлял собой исторической ценности, я не мог бы оценить стоимость этих камней. Найти безупречный рубин такой величины, да еще эти сапфиры… — Он снова печально покачал головой. — Даже держать такой предмет в руках — и то большая честь.
Адам нахмурился:
— Значит, святая реликвия…
— Собственность Святой католической церкви, — пояснил ювелир. — Обычно ассоциируется с чудом и заключает в себе, как говорят, особые магические свойства… — Он неуверенно взглянул на Адама. — Могу я вас спросить, сэр, как к вам в руки попала эта вещь?
Адам покачал головой.
— Эта вещь мне не принадлежит. Я навожу справки об этом кресте по поручению моего друга. Есть ли какая-нибудь возможность выяснить, откуда она?
— У меня есть книги, — задумчиво произнес Льюис, — и я могу навести справки у своих коллег… Если вы оставите мне крест на вечер, думаю, уже завтра я смогу получить для вас ответ. Конечно же, я выпишу вам квитанцию, — поспешил он добавить.
Адам кивнул и поднялся.
— Я был бы вам весьма признателен.
С квитанцией в кармане он направился к выходу, а крест остался в сейфе ювелира, но в дверях Адам оглянулся. Элистой Льюис вопросительно посмотрел на него.
— Есть еще кое-что, о чем бы я хотел вас попросить, — проговорил Адам.
После полудня Джереми наконец открыл глаза. Через пару часов после прихода Энджел одна из сестер была настолько любезна, что принесла для нее стул, но у Энджел все равно ныла спина, а ее плечи подрагивали оттого, что она долго стояла, склонившись над Джереми, и смотрела, как поднимается и опускается его грудь, оценивая каждый его вздох, охраняя его, как страж, как будто одно ее присутствие могло сделать так, что беда минует его.
- Предыдущая
- 36/69
- Следующая
