Жена в награду - Брофи Сара - Страница 50
- Предыдущая
- 50/57
- Следующая
– Да, так, Имоджин. Я хочу смотреть на твое лицо.
Имоджин откинула голову и взяла егоза плечи. Длинная линия шеи манила его, Роберт видел, как под тонкой кожей бьется пульс, он стал ее целовать и скоро довел до края. Стон прозвучал музыкой для его ушей.
Она содрогнулась, и настала его очередь для стона.
Оба остановились; Имоджин почувствовала, что сердце снова начало биться. Роберт бессильно откинул голову к стене, но продолжал поддерживать ее за взмокшую спину. Она прижалась щекой к его груди.
Ей не было дела до холодных цепей, свисавших с его запястий. Пока она могла слышать его дыхание и чувствовать блуждающие по спине руки, не было человека счастливее ее.
– Я тебя люблю, – тихо сказал он, и на него сошел наконец покой, который ускользал многие годы. Он делал то, для чего был рожден, – он любил Имоджин.
Она повернула к нему не остывшее от страсти лицо, потрогала чувственные губы.
– Я тоже тебя люблю.
Роберт прижал ее к себе, пытаясь защитить от остального мира. Жест был тщетный, но на миг Роберту показалось, что это вполне возможно.
Если Имоджин его любит, то возможно все.
Раздались три коротких удара в дверь, но Имоджин еще теснее прижалась к Роберту. Она не хотела покидать камеру, где обрела любовь и где в течение нескольких часов прижила в мечте.
В основном они разговаривали. Говорили о всяких Глупостях, о детстве, о мечтах и ошибках. Роберт немного рассказал о жизни наемника, о трудных днях и одиноких ночах. Она попробовала рассказать об играх Роджера, но остановилась. Роберт был не готов слушать, и она обрадовалась этому. Она сама не была готова раскрывать все свои секреты, особенно те, которые ранят его.
По сходной причине Имоджин не хотела говорить и о ребенке. Она знала, что это добавит ему лишнее беспокойство, но все-таки не могла держать это в себе.
– Роберт, я должна тебе кое-что сказать, перед тем как… – начала она, нахмурившись, но он ее решительно прервал.
– Прежде всего ты должна беречь себя, – прорычал он. – Что бы ни случилось со мной, ты должна быть в безопасности. Скажи, что ты ничего не знаешь, отдайся на милость Вильгельма, беги из страны – делай все, что угодно, только оставайся в безопасности. Ты все, что у меня есть, и если с тобой что-то случится, я… Я не знаю, что сделаю, но поверь, лучше тебе и не знать! Поняла? – закончил он так свирепо, что слова любви прозвучали угрозой. Он даже ее слегка встряхнул, и она ответила:
– Да.
– Прекрасно. – Роберт удовлетворенно вздохнул и опять поцеловал ее.
На этот раз поцелуй прекратила Имоджин.
– Но я тебя не брошу, – со всей решимостью сказала она. – Я буду делать только то, что считаю правильным.
Встретившись с упрямством, Роберт выругался.
– Надо бы связать тебя и отдать Гарету в сумке, как багаж, – с ненавистью сказал он, болезненно сознавая свою полную беспомощность.
– Я тебя тоже люблю. – Имоджин улыбнулась, отыскала платье, надела его и отряхнула юбку от соломы.
Он тревожно смотрел, как она одевается, любовался ее легкими движениями и до тошноты чувствовал, что ничего не может сделать для ее зашиты. Даже когда он хотел встать и обнять ее в последний раз, его удержали цепи. Услышав их звон, Имоджин протянула руку, нашла его голое плечо и мягким толчком опустила его на колени. На прощание она нежно коснулась его лица.
Роберт обеими руками схватил ее руку и покрыл поцелуями ладонь.
– Я люблю тебя, жена, люблю всем сердцем, душой и телом. Вот почему тревожусь о тебе и говорю как безумец. Мне нужно, чтобы ты была в безопасности.
Снова раздались три нетерпеливых удара, и Имоджин отняла руку.
– Я понимаю. – Слезы лились градом. Услышав его стон и скрежет цепей, она поняла, что Роберт снова пытается дотянуться до нее, и если она сейчас же не уйдет, обоим станет только хуже. Она молча повернулась, нащупала дверь, тихо открыла ее и вышла.
Имоджин закрыла за Гаретом дверь, прислушалась к удаляющимся шагам и уткнулась лбом в холодное дерево. Слезы беспрерывно лились по щекам, приближалось утро, которое, возможно, навеки отнимет у нее Роберта, и она оплакивала его, себя и драгоценного ребенка, плод их любви.
Ей было грустно, что она не сказала о ребенке, но Имоджин знала, что поступила правильно. Он и так мучается от беспокойства за нее, а если бы узнал о ребенке, страдал бы еще больше. Эгоистично сбрасывать на него такую ношу.
Ребенок должен быть не грузом, а радостью, и Роберт заслуживает испытать эту радость в полной мере. Она подождет и скажет ему тогда, когда известие принесет только счастье. Ребенок долго ждал, когда отец о нем узнает, он может подождать еще немного.
Ей в голову пришла ужасная мысль, что, возможно, у них больше не будет времени. Что, если новый день принесет только смерть? Что, если темнота поглотит Роберта, поглотит их всех?
Она закрыла руками выпуклый животик, чтобы защитить укрытую в нем жизнь. Бесполезный жест. Она не может защитить даже себя оттого, что принесет ей наступающий день.
– Ну что, сестренка, добилась своего? – послышалось из темноты, и она замерла от звука знакомого голоса.
Роджер ухватил ее за шею, губы коснулись лица, большой палец медленно прополз по нижней губе. Ее охватила паника. Почувствовать губы Роджера на губах, которые только что целовал Роберт, было сродни осквернению, и впервые в жизни она отвернулась.
Он засмеялся.
– Ты все погубила, Имоджин, – вкрадчиво сказал он. – Из-за тебя Вильгельм больше на меня не смотрит. Думаю, недолго осталось ждать, когда обрушится топор, и все ты виновата.
Он вдруг с силой сдавил ей шею, прижал подбородок к груди, и она медленно опустилась на колени.
– Ты влезла куда не надо, дорогая сестра, и, боюсь, тебе придется дорого за это заплатить.
На миг он оторвал руки от шеи, потом с силой ударил, и она распростерлась на земле.
– Но ты не беспокойся, – прошептал он. – Я придумал блестящий способ тебя простить.
Глава 17
Роберт уже не спал и задумчиво глядел в каменный потолок, когда дверь камеры отворилась. Он не потрудился посмотреть в сторону новых визитеров, мысли и душу занимала Имоджин. Роберт даже не сразу понял, когда гвардейцы сказали, что его ведут в личные покои короля.
Они сняли цепи с его рук и ног, и один из них коротко приказал встать.
Роберт неловко встал, с трудом выпрямил спину. Гвардеец швырнул в его сторону одежду, и он на лету поймал ее. Медленно одеваясь, Роберт слегка улыбался, несмотря на тревогу. Очень уж нелепая была ситуация.
– Пять гвардейцев? – спросил он, подняв брови. – Вильгельму не стоило беспокоиться. Неужели он думает, что я могу причинить ему какой-то вред, безоружный и полуголодный? – Он надел сапоги, подвигал плечами. – Полагаю, это должно мне льстить, он считает меня достаточно сильным, чтобы представлять серьезную угрозу.
Во всяком случае, ночью, обнимая Имоджин, он нашел в себе запасы сил, хотелось засмеяться, но эти люди могут его не понять, а Роберт по опыту знал, что нет ничего опаснее, чем вооруженные люди, не воспринимающие смех.
Роберт безразлично отнесся к тому, что на него надели наручники и вывели из темницы, и только когда дошли до королевских покоев, он отвлекся от воспоминаний о минувшей ночи и подумал о том, что происходит.
Ситуация была более чем странная. Обычно приговоренным к смерти не дают возможности встретиться с королем. Вильгельм склонен держать свою королевскую особу подальше от кровопролития. Однако Роберт не сомневался, что этот визит означает всего лишь отсрочку, а не отмену приговора.
Он задумчиво прищурился. Роберт никогда особенно не боялся смерти, он был рыцарем по найму, сам нес смерть и знал, что со временем и его она настигнет. Никому не дана вечная жизнь, а жизнь рыцаря зачастую коротка до жестокости. С этим он давно смирился, но сейчас почувствовал, что впервые при мысли о смерти покрылся холодным потом.
Его страх имел имя: Имоджин.
- Предыдущая
- 50/57
- Следующая