Выбери любимый жанр

Урук-хай, или Путешествие Туда... - Байбородин Александр Владимирович - Страница 9

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Меня сразу замутило от сухости. Я бы и болотную воду, пахнущую тиной и тёплой грязью, пил бы сейчас взахлёб, а эта даже видом своим вызывала ощущение прохлады и свежести.

И мыться! Смыть с себя всю эту мерзость, расслабиться, вытянуть затёкшее тело и закачаться на тихой голубой глади. Плавать меня научил, даже заставил научиться, Тедди, и я бы дорого дал, чтобы воспользоваться его уроками.

Ко мне склонилось серое, даже сквозь буро-зелёные разводы, лицо и сказало голосом Гхажша: «Пить и мыться? Правильно?» Я кивнул.

– Мы тебя сейчас развяжем, покупаешься, грязь смоешь, потом поедим. Кляп тоже вынем, тут хоть закричись, только деревья и наши могут услышать. И ещё я тебя к себе привяжу на длинную верёвку мёртвым узлом, – его только разрезать можно, – чтобы ты не убежал. Но лучше не пробуй. Среди нас добрых мало. Может быть плохо. Понял?

Я снова кивнул. Гхажш развязал тесёмки кляпа и вытянул его изо рта, но рот так и остался открытым, потом вынул из пристёгнутых к левому бедру ножен зазубренный кинжал длиной в полтора локтя, зацепил ткань у горла зубом и распустил и мешок, и мои пелены одним рывком до самых колен. Под пеленами я оказался совсем голый. Ни рубашки, ни жилета, ни куртки, ни даже штанов, ничего не было, только беззащитное голое тело. Я попытался закрыться, но руки меня не послушались. Затёкшие мышцы вяло дёргались, но конечности не двигались.

– Ничего, – сказал Гхажш, – сейчас в воде отойдёшь.

Брезгливостью он не страдал. Быстро обхватил меня вокруг пояса тонким витым шнуром, затянул узел и вытянул моё бессильное тело из остатков распоротого мешка. Тем же мешком и пеленами стёр с меня большую грязь и отнёс в воду.

Вода только казалась прохладной, на самом деле, она была тёплая. Тёплая, мягкая, нежная и вкусная. Попробуйте не пить целый день на жаре и узнаете настоящий вкус воды. Я лежал в ней у самого берега и чувствовал, как кровь снова начинает течь, и силы возвращаются в ослабевшее тело. Рядом, в четырёх шагах, плескался Гху-ургхан, такой же голый, как я. Спина у него была как у дрягвинского кузнеца, широкая и жилистая, вся усыпанная мелкими веснушками. Когда он повернулся, то на отмытом от грязи лице их тоже обнаружилось огромное множество.

– На, – он подал мне кусок чего-то тёмно-коричневого, – это корень мыльный, потрёшься – грязь лучше отмоется.

И пошёл на берег, одеваться. Пока я тёр себя корнем и смывал липкую серую плёнку с кожи, они с Гхажшем поменялись, теперь Гху-ургхан держал верёвку и сторожил меня, а Гхажш пошёл в воду. Плавал он как выдра, без единого всплеска. Одним нырком через всё озерцо оказался у противоположного берега, там вынырнул и в четыре взмаха добрался обратно. Мне подумалось, что до такого пловца и Тедди далеко, а мне, тем более, позориться не стоит, и плавать я не стал. Просто домылся и отдал Гхажшу мыльный корень.

Гху-ургхан, одевшись, так и сидел на берегу, намотав на руку конец моего шнура. Но едва я вышел, он вскочил, замотал меня в кусок серой мягкой ткани и усадил всё там же, под обрывчиком, только немного в другом месте. Потом он достал из поясной сумки маленький берестяной стаканчик, из которого пахнуло чем-то резким и не очень приятным.

– Это лекарство, чтобы лишай какой на коже не образовался, – пояснил он и принялся смазывать меня этой вонючей грязью, тщательно выискивая красные воспалённые места. Так что моя кожа быстро покрылась чёрной жирной гадкой плёнкой. Особенно на ногах и внизу живота и спины. Но, однако, хотя его снадобье имело жуткий вид и отвратный запах, зуд оно успокоило сразу же. И в тех местах, которые он намазал, я ощутил приятную теплоту.

Закончив с лечением, он снова закутал меня и подал маленький чёрствый кусочек.

– Это хлеб. Пожуй пока, другого нет ничего, вот вода ещё, – и положил рядом уже знакомую мне баклагу в коричневой коже. Внутри баклага, наверное, тоже была берестяная, горлышко точно было сделано из бересты, и вода была прохладная и свежая.

Я сидел, грыз неподатливый кусок, запивал его водой и размышлял, может ли так начинаться Приключение. Так уж повелось, что раз в два поколения оно выпадает одному из Туков. Возможно, нынче оно досталось на мою долю, я же внук самого Перегрина Тука. Но меня сильно беспокоило одно обстоятельство: если это действительно было Приключение, а не просто затянувшийся страшный сон, то оно началось совершенно неправильно. Те Приключения, о которых я читал, начинались с прихода волшебника, а не с удара по голове. С другой стороны, если подумать, то разве все Приключения обязаны начинаться одинаково? Да и появление волшебника тоже в чём-то сродни удару. Во всяком случае, происходит также неожиданно. Если это было Приключение, то оно мне не очень нравилось.

Возможно, меня не будут больше бить по голове, никаких признаков на это не было. Очень похоже, что никто не собирается меня убивать, иначе зачем бы тащить меня на себе в такую даль, а потом ещё и кормить. Но всё это не успокаивало. Если меня и дальше будут кормить раз в сутки, выдавая кусок каменно-твёрдого чёрного и кислого хлеба, – какого в Хоббитоне не то, что не ели, но даже и не видели, – то я сам умру от голода очень скоро.

И вместо холодной воды к хлебу я предпочёл бы кружку парного козьего молока. Или нет. Лучше полфунта жареного с утиными яйцами бекона, только хижинского, слоёного, он мне нравится больше нашего: у Хижинсов какой-то особый секрет откорма. Потом можно пяток свежекопчёных дрягвинских сосисок, обжаренных с луком, чесноком и овощами на гусином жире. В Дрягве их делают очень тоненькими и коптят в дыму болотной ольхи. Что они ещё добавляют в мясо, никто не знает, но сосиски сами тают на языке, их и жевать не надо. Хлеб, разумеется, тоже нужен: десяток тостов из нашего белого пшеничного подойдёт. Только надо брать не свежей выпечки, а трёхдневный, тогда он уже не такой пышный и мягкий, и его легче нарезать тонкими ломтиками, как и положено для тостов. Масла нужно класть на готовый тост совсем чуть-чуть: бекон и сосиски и так достаточно жирная пища. После сосисок можно перейти к пиву, лучше всего к нашему, тукборовскому. Бралд тоже по-своему хорош, но я же не Брендибэк, крайности мне чужды, и предпочитаю светлое. А к пиву неплохо свежих раков, только не брендивинских, они мелкие, а из Талого ручья, в нём раки водятся очень крупные и вкусные. С ними даже не надо ничего особенного делать, просто сварить с укропом и петрушкой и есть, пока не остыли, горячими, запивая пивом с ледника. Разница вкусов замечательная. Хороша ещё к пиву копчёная форель из Клямки, но я даже больше люблю не копчёную, а слегка просоленную и подвяленную… Для лёгкого ужина этого бы вполне хватило.