Прикид - Брук Кассандра - Страница 15
- Предыдущая
- 15/89
- Следующая
– Это верно, дорогая. Вот почему Рику будет не просто раздобыть жаровню.
– Ну а каштаны?
– Послушай! Для Рика не существует сезонных проблем. Найдет, если захочет.
И он нашел. И щипчики тоже. И маленькие коричневые пакетики. Вопросов я не задавала. Рик даже вызвался быть шеф-поваром, утверждая, что еще мальчишкой проделывал это много раз у выхода из лондонских театров в то время, когда торговли вразнос и с лотков еще не было и в помине. Мне определенно все больше нравился Рик. Эдакий тихий и нежный воришка, которого очень удобно иметь под рукой, как прирученного горностая в доме.
Ко времени, когда прибыли мы с Ральфом, у Гейл все уже было почти готово. Прилавок покрывала белая скатерть, уставленная узенькими бокалами для шампанского. Рядом в огромном оловянном тазу гремели кубики льда. Стол, взятый напрокат у соседей, ломился от угощений – салатов, салями, оливок и прочего, которые обязался поставить Ренато. Сам он обещал подойти чуть позже, когда спадет наплыв посетителей в ресторане.
Было уже почти семь. Через окно, выходившее на задний двор, я видела, как Рик в ранних сумерках колдует над жаровней. Он принес несколько фонариков, и в их желтоватом свете я заметила, что он собрал все деревянные скамьи из общего сада и расставил их неподалеку от огня.
– Ну что, тогда вперед! – скомандовала Гейл, хлопнув в ладоши. – Мне, черт возьми, просто необходимо выпить!
И она с хлопком открыла первую бутылку шампанского.
– За нас и состояние, которое мы собираемся сколотить! – сказала она, поднимая бокал. При этом шаль совершенно изумительной радужной расцветки, которую она накинула поверх платья, заискрилась и заиграла, словно закатное небо над бурным морем.
И тут начали прибывать первые гости.
В течение часа или около того это походило на официальный прием (за мой счет). Я уже была не рада, что мы все это затеяли.
– Позвольте представить, Анжела Мертон, мой партнер. Затем на речи Гейл стало сказываться выпитое шампанское.
– Знакомьтесь, Анжела. Нет, тебе она не по зубам, дорогуша! Она у нас замужем.
– Знакомься, Анжела. Потрясающая девушка, но не для тебя, лапочка. Она предпочитает мужчин.
Гейл была знакома со всеми, всех обнимала, каждого знакомила со мной, подталкивала меня от одного гостя к другому. Пока я не начала чувствовать себя пакетом, передаваемым из рук в руки. То жена посла в Мексике; то какая-то дама из Найтсбриджа с лицом, напоминавшим маску неведомого племени; то некий аргентинец, знаменитый игрок в поло, в сопровождении некоего восторженного юного создания, годившегося ему в дочери; то леди с громкой фамилией, которая умудрялась разговаривать и одновременно сохранять на лице светскую улыбку; затем – модель, столь совершенных форм создание, что рядом с ней я почувствовала себя неуклюжей старой кошелкой.
А затем вдруг Кэролайн, ощущавшая себя как рыба в воде, словно все вокруг принадлежит только ей. Она обернулась ко мне.
– Вот уж не подозревала, что ты знакома со всеми этими людьми, Анжела! – сказала она и снова развернулась лицом к гостям, с которыми только что разговаривала.
На ней были невероятно узкие джинсы и коричневые замшевые сапоги до колен, туалет довершала кремовая шелковая блуза, завязанная на животе узлом. Не слишком похоже на вечерний наряд, если не считать того, что шею Кэролайн украшал золотой ошейник с рубинами, денег от продажи которого наверняка хватило бы на расплату с внешними долгами страны.
– Да не знаю я их! – раздраженно бросила я, но она, похоже, не слышала.
Я потеряла Ральфа; лишь время от времени видела, как он мелькает в толпе, беседуя с дамой, возраст которой позволял предположить, что она помнила его еще молодым и знаменитым. И я тут же устыдилась злобной своей мысли.
Был здесь и Патрик, которого Кэролайн бросила на произвол судьбы еще с порога. С выражением детского восторга и изумления на лице он болтал с невероятно тоненькой и гибкой моделью, время от времени делая бесплодные усилия оторвать взор от ее прелестей, прикрытых какой-то полоской ткани.
И Ренато. Он протолкался сквозь толпу, деловито чмокнул меня в щеку. Гейл тут же подхватила его и увлекла за собой, сверкая огненной гривой волос и радужной шалью.
Я твердила себе, что все это надо для дела, что именно так начинается взлет в карьере, что все эти люди собрались здесь только потому, что мне, именно мне пришла в голову блестящая идея. Но потом вдруг меня охватила паника. Я видела, как остатки моих сбережений, вложенные в угощения, быстро исчезают в семидесяти – восьмидесяти глотках, а взамен – ничего, если "не считать все нарастающего шума голосов.
И я сказала себе: «Ненавижу приемы!» Отошла в сторонку и рассеянно смотрела в витрину, где красовался манекен, спасенный мной со свалки и наряженный в мои панталоны Джанет Риджер и кружевной бюстгальтер. И вдруг над ухом прозвучал тихий голос:
– Интересно, чьи ж это вещички?
Я вздрогнула, обернулась и увидела фотографа. Жильца сверху, которого сама пригласила. Глаза его смеялись.
– Мои, – ответила я.
Секунду-другую он молча смотрел на меня, уголки губ приподняты в улыбке. Затем взглянул на манекен, потом снова на меня. Настала пауза, словно заряженная электрическим током. Глаза мужчины мысленно раздевали манекен, раздевали теперь и меня, и внезапно я почувствовала себя голой.
– Джош Келвин, – представился он.
– А я – Анжела Мертон. Он кивнул:
– Знаю. Я вас уже видел.
Неожиданно я рассмеялась и услышала, как звенят колокольчики в моих серьгах.
– А теперь и нижнее белье мое видели, – заметила я.
И тут же спохватилась: а вот этого говорить не следовало. Но было уже поздно: он начал эту игру, а я подключилась к ней. Я вовсе не была уверена, что знаю правила игры, знаю, в каком случае можно считать себя в выигрыше, а в каком – в проигрыше. Понимала, что, возможно, играю с огнем. И однако же, стоя у окна в облике Медеи, зная, что муж где-то неподалеку, вдруг поняла, что наслаждаюсь этой игрой, пусть даже и с огнем. И почувствовала себя страшно молодой, точно родилась заново. Да и в конце концов, разве этот вечер – не начало моей новой жизни? И потом, я пила шампанское…
– Нельзя ли как-нибудь на днях поснимать вас? – спросил он. – В этих сережках? – И улыбнулся.
(Так, теперь следует подумать, стоит продолжать игру или нет. А когда он сказал: «В этих сережках», может, он имел в виду только в них? У меня прямо дыхание перехватило.)
– Не знаю, может быть, – неопределенно ответила я, прекрасно понимая, что всем своим видом говорю «да». И что он тоже понимает и видит это.
Красавцем его назвать было нельзя, но он принадлежал к тому типу мужчин, обаяние которых не зависело от правильности черт. Было ему где-то под сорок, но изборожденное мелкими морщинками лицо заставляло казаться старше. Густые темные волосы, черный свободный свитер, надетый на голое тело. Вырез горловины открывал шрам в нижней части шеи. Едва заметив его, я тут же вспомнила, что читала о репортере, который был ранен в Бейруте. Наверное, тогда я впервые узнала его имя. После этого оно мелькало довольно часто. «Снимок Джоша Келвина» или «Специальный репортаж от Джоша Келвина», «Джош Келвин вновь возвращается на Фолкленды»!" Похоже, он снимал не только войну, но и вообще все подряд, иногда даже демонстрации мод. Помню, как Кэролайн, когда я сказала, что над нами живет знаменитый фотограф, достала журнал и заметила: «Этот тип плевать хотел на платья. Он хочет только одного – снимать их. По его фотографиям сразу видно».
Да, сразу видно… Вопрос только в одном: хочет ли он снять платье и с меня?
Ох, Анжела, сказала я себе, ты выпила слишком много шампанского!
Только тут я заметила, что вовсе не одинока в этом. Джоша уволокла какая-то хищного вида сучка, я стала искать глазами Ральфа, но его не было видно. Большинство гостей перешли во внутренний дворик лакомиться жареными каштанами при свете фонарей. И я уже решила присоединиться к ним, но возле узенькой лестницы в полуподвальное помещение и у заднего входа толпился народ. Люди смеялись, болтали, поднимали бокалы.
- Предыдущая
- 15/89
- Следующая
