Разговоры под водку - Брукс Кирсти - Страница 41

• Предыдущая
• 41/59
• Следующая

— Кэсс? Я думаю, она проснулась, — голос удалился, затем качнулся ближе: — Кэсс, ты видела, кто тебя ударил?

— Кто меня ударил? — повторила я.

— Да. Ты видела их?

— Голубая машина… Сбила меня, — пробормотала я. — Она ехала по крышам. Я что, пила? Что случилось?

— Тебя не машиной сбили. Тебя сбили кулаком. Ты видела, кто это был?

Я попыталась потрясти головой, но в мозгу вспыхнул фейерверк, и я вздрогнула:

— Уйдите отсюда.

— С ней все в порядке.

Голоса удалились, а затем кто-то поднял мою голову, что-то подложил под нее и опустил опять. Потом меня начали дубасить снова. Или, по крайней мере, так казалось. Со страха я вскочила, но кто-то удержал меня.

— Кэсс, все хорошо. Ты в больнице. Они просто немного подлечат тебе голову.

Это был голос Сэма. Я резко открыла глаза, но тут же зажмурилась:

— Выключите свет.

— Она никак не может собраться с мыслями.

И никогда не могла. Вечно: голубые туфли или черные? Водка или содовая? Никогда…

— Просто не открывай глаза, вот так, Кэсс.

Это Сэм перебил Малкольма, за что я была ему благодарна. Если бы тот начал бубнить, что я не могла выбрать и между парнями, я бы вскочила и дала ему по морде.

— Кто-то ударил тебя кулаком по голове и оглушил, — сказал Сэм. — У тебя шишка размером с мандарин, и вот еще что — твою сумку украли.

Я застонала. Ведь там было десять тампонов и платочки «Ментос», которых я больше никогда не увижу.

— Хочешь, я заявлю о пропаже твоих документов?

— Бумажник у меня был в брюках, — прошамкала я. Но никто не сдвинулся, чтобы проверить, там ли он.

Тогда я изловчилась, собираясь извлечь его, и вдруг поняла, что моя голая нога трется о грубую простыню.

— Эй, вы! Кто снял с меня брюки?

В комнате стало тихо. Наконец, Сэм проговорил:

— Тебя привезли на «скорой». Одна пожилая женщина сообщила, что ты, э-э-э, там лежишь.

— И никто не видел, кто меня ударил?

— Когда она подошла, вокруг никого не было. Только ты. Лежала на тротуаре.

— Значит, это врачи сняли с меня штаны? — спросила я, сильно зажмурившись, и, казалось, тишина отозвалась эхом вокруг меня. — Что же все-таки произошло?

— Понимаешь, кто бы ни ограбил тебя, он унес и твои туфли.

— И твои очки от солнца, — сказал Малкольм.

— И твои носки.

Слева от меня кто-то расхохотался:

— Ты выглядела так прикольно — в широкой майке и с маленькими бледными лапками, торчащими из джинсов.

Я услышала шум — кто-то возражал и не хотел уходить, потом дверь закрылась. Малкольм.

— Это что, был твой друг? — спросил Сэм.

— Экс-друг. Теперь очень-очень экс, — проворчала я.

— Зара и Джози в пути. Визитка Малкольма была у тебя в бумажнике. Девушек я застал у Джози в кафе.

— Значит, тебе кто-то позвонил? — вздрогнула я, представив, что я могла наговорить в бессознательном состоянии или во сне.

Ко мне в одно мгновение вернулись все долгие и довольно подробные грезы о Сэме, и я затаила дыхание.

— Та пожилая дама — она позвонила в полицию, после того как вызвала «скорую помощь». Я сидел в участке, просматривал бумаги, услышал и узнал тебя по описанию.

— Босая и ограбленная девушка — это что, похоже на меня?

— Угу.

— И ты рылся в моем бумажнике? Рада, что ты не позвонил хотя бы ветеринару Джока, — прошипела я. Как болит челюсть!

— Вообще-то, я позвонил. Но, как оказалось, не такой уж он тебе близкий друг.

В комнате воцарилась тишина. Я покосилась на Сэма тем глазом, который меньше заплыл. Он сидел в пластиковом кресле слева от меня, подперев голову рукой. Вид у него был усталый.

— Привет, одноглазый пират, — тихонько проговорил он.

— Злишься на меня?

— Угу.

Я снова скосила глаз в его сторону.

— Я делала то, что считала правильным, — прокаркала я. Лицо болело ужасно.

— Но это оказалось неправильным. Если бы ты подождала хоть одну секунду, я бы пошел с тобой. Мы бы вместе поговорили с Дэниелом и Сьюзен. С ними вполне можно было бы обойтись без полиции.

— Элен не хотела, чтобы Дэниел узнал, что она наняла частного сыщика.

— Кто же этого хочет? Но мы вполне могли бы это уладить. А теперь, чтобы арестовать Сьюзен, нам придется подловить ее на чем-нибудь таком, в чем ты не замешана.

Я пошире открыла глаз, силясь рассмотреть выражение его лица.

— Правда? Неужели ты мне в этом поможешь?

— Не понимаю, откуда у тебя эта идея фикс — арестовать ее. Ну да, я помогу.

— Я вообще подозрительная.

— И кого ты подозреваешь — ее или меня?

— Выбери кого-нибудь одного.

— Ты и должна быть подозрительной. Сегодня выпускают Нила, и я нанимаю тебя следить за ним. В оба глаза.

— Ни за что! — Я привстала, но все окружающие предметы так резко шатнулись влево, что я тут же снова упала на кровать. — Я же ранена. Как я могу смотреть за кем-то в оба глаза, если я не могу даже одним глазом взглянуть.

От охватившего меня негодования я закипела, как чайник, хотя моя челюсть при этом испытывала невероятные мучения.

— Это глупо!

— Поэтому он и поживет у тебя некоторое время. Разумеется, пока я не подыщу ему что-нибудь.

Я взорвалась:

— А почему бы ему не пожить у родителей? Или у тебя? Отстаньте от меня. Он в считанные часы продаст мой музыкальный центр.

— Понимаешь, он уже заложил большую часть моих вещей. И маминых. Мы не можем принять его — любовь должна быть строгой. А если он поживет с тобой, то уж точно узнает, что такое строгая любовь. Быстро придет в себя. Но я найду кого-нибудь проследить за твоей квартирой, ради безопасности вас обоих. Убью, как говорится, двух зайцев.

В его голосе было нечто, заставившее меня дважды подумать, прежде чем отказать. И тут до меня дошла ужасная правда.

— Ты думаешь, что-то угрожает мне? — спросила я тихо, и мое лицо пронзила пульсирующая боль.

— А ты думаешь, кто-то напал на тебя, чтобы взять твою поддельную сумочку от Гуччи?

— Может быть.

— Сомневаюсь. Но хорошо, что хотя бы твой бумажник остался у тебя в брючном кармане.

— А где же он тогда?

— На подносе, под кроватью. Врачи сказали, что ты должна на шесть часов остаться в больнице — они осмотрят тебя, а потом ты можешь уйти. Позвони кому-нибудь, чтобы забрали тебя. Твою машину я отослал домой.

Медсестра вошла в палату и предупредила, что собирается сделать мне несколько обезболивающих уколов. Но самую сильную боль я почувствовала, когда она втыкала мне в руку иглу. Ненавижу иглы.

— Через минуту все пройдет, дорогая, — сказала она. — Ох, нет, не улыбайся. У тебя на челюсти рана величиной с Нулларборскую равнину. Если будешь двигаться, кровь сразу пропитает повязку, и нам опять придется ее менять.

Я услышала, как она поцокала языком. Как я ее ненавидела!

— Я позвоню тебе вечером насчет Нила, — сказал Сэм, шаркнув креслом.

— Ну что ты привязался! Я не хочу, чтобы он жил у меня! — процедила я сквозь зубы, как упрямый ребенок. — Не хочу, не хочу! Джок выклюет ему все глаза.

— А ну цыц, и делай то, что говорит твой бойфренд, — сказала медсестра. — А не то придется сделать тебе пластическую операцию.

И она расхохоталась — довольно дьявольски, на мой взгляд.

— Он не мой бойфренд, — прошипела я громко, когда медсестра удалилась. — Он мой кошмар.

Я подождала несколько секунд. Долго держать глаза открытыми я не могла и страшилась взглянуть в зеркало.

— Так о бойфренде не говорят, — сказал он, улыбаясь.

— Она ушла? — прошептала я.

— Да. Может, попросить их, пусть зашьют тебе рот? — весело предложил Сэм.

— Я не могу жить в одной квартире с мужчиной! — прошипела я сквозь по-прежнему стиснутые зубы. — Тем более с Нилом. Нет! Ни за что.

— Ты что, хочешь, чтобы я заявил на тебя в полицию?

Наверное, я оцарапала себе бедро, и теперь оно тоже болело, хоть и не так сильно, как лицо. К черту этого Сэма! Я чувствовала себя загнанной в угол.

• Предыдущая
• 41/59
• Следующая