Грязный бизнес - Бруно Энтони - Страница 29

• Предыдущая
• 29/58
• Следующая

– Да плевать мне, даже если он станет королевой английской.

– Ну кто тебя тянет за язык? У тебя все, что на уме, то и на языке.

– Просто у меня нехорошее предчувствие относительно этого типа. Что-то в нем не то.

– Мне не нравится твой вид, Тоцци. Я тебя знаю. Ты собираешься сделать какую-то глупость. Вот что означает этот твой взгляд.

Тут Тоцци посмотрел в окно и увидел Лоррейн, спускающуюся по ступенькам в одном платье, без пальто. Она несла стакан с дымящимся кофе Джимми Мак-Клири, который в благодарном поклоне склонился перед ней у подножия лестницы. Лоррейн стояла на холоде, поеживаясь и смеясь от души чему-то, что говорил ей Мак-Клири. Тоцци перевел взгляд на Гиббонса. Тот замер у окна и, не отрываясь, смотрел на них.

– Видел бы ты свой взгляд. Гиб.

– Заткнись.

"...si, si, nostro patron.[4]Наш замечательный святой покровитель. Святой заступник d'awocati...[5]"

Гиббонс остановил пленку, снял наушники, потер глаза тыльной стороной ладони. Одному Богу известно, сколько подобных записей он прослушал в свое время, наверное, сотни – разговоры между преступниками на одном им понятном жаргоне, но никого из них не было так трудно понимать, как Саламандру. Его невероятный акцент, постоянные неожиданные переходы с английского на итальянский и обратно делали его речь лишенной всякого смысла. У Гиббонса раскалывалась голова ото всего этого.

Он молча уставился в книгу с расшифровками записей, открытую перед ним, толстую, как Бруклинский телефонный справочник. Он хотел проверить перевод того, что только что услышал: «...да-да, наш покровитель. Наш замечательный святой покровитель. Святой заступник адвокатов...»

О ком это, черт подери, он говорит? В его тоне явно звучал сарказм.

Значит, кто бы это ни был, Саламандра им недоволен.

Гиббонс проверил дату и место записи. Она была сделана прошлой весной в каком-то косметическом салоне в Татове, Нью-Джерси, сразу после первых обвинений по делу Фигаро. Саламандра разговаривал с каким-то загадочным Коротышкой, чьего имени они не знали. На другой пленке кто-то из банды упомянул однажды о Малыше Немо. Возможно, это он и есть. Кто знает?

Гиббонс порылся в куче черно-белых снимков, валявшихся перед ним на столе, и отыскал один, на котором был изображен этот загадочный Коротышка. Он и Саламандра стоят около телефонной будки, на земле виден снег. На Саламандре – длинное шерстяное пальто, на Коротышке – кожаная куртка. Видна только его спина, лысина на макушке и очень небольшая часть лица. Он носил сплошные солнцезащитные очки. Человек этот не был ни карликом, ни лилипутом, но гипертрофированная мускулатура, особенно на руках и грудной клетке, делала из него урода. Он напомнил Гиббонсу одного актера, игравшего в фильме о таксистах, который шел одно время по телевидению.

Хорошо, что этот Коротышка говорит в основном по-английски. Кем бы он, к черту, ни был, его хоть можно понять.

Гиббонс швырнул фото обратно в кучу и надел наушники. Держа палец на кнопке включения, он нашел нужное место в расшифровке и сосредоточился на заинтересовавших его словах Саламандры: «покровитель адвокатов». Из того немногого, что Гиббонс знал по-итальянски, он понял, что Саламандра не имел в виду своего адвоката. В слове «nostro» окончание мужского рода, а его адвокат – женщина. Может, он говорил о Марти Блюме? Гиббонс нахмурился. Он не хотел в это верить. Нет, только не Марти. Он не был адвокатом мафии, не был у них на содержании.

Тогда о ком же говорит Саламандра? Кто его так рассердил? Прежде чем включить магнитофон, Гиббонс расправил спину и потянулся. Он пришел на работу еще до семи утра и вот уже четыре часа без перерыва слушает магнитофонные записи. Гора пленок на полу, к которым он еще не притрагивался, исторгла из него стон. Интуиция подсказывала ему, что надо прослушать все пленки, в которых имелись упоминания о юристах, адвокатах, законе или суде, – не отыщется ли в них что-нибудь, что может помочь Тоцци. Он исходил из предположения, что главной целью этого преступления был не Джордано, а Марти Блюм. Гиббонс понимал, что его старания снять Тоцци с крючка напоминают попытку утопающего схватиться за соломинку, и все же он должен это сделать. Тоцци, без сомнения, невиновен, но он уязвим. В конце концов, чтобы спасти весь процесс над Фигаро, всю вину могут свалить на него. Похоже, что Том Огастин именно к этому и клонит.

Он нажал на кнопку, и магнитофон заработал.

Говорил Коротышка.

– Все будет о'кей, не беспокойтесь. Для того мы и держим там этого парня, верно? Поэтому и платим ему. Так что пусть он обо всем позаботится.

Гиббонс остановил пленку и нахмурился. Позаботится о чем?

– А, вот куда ты запрятался, Катберт! Я всюду тебя разыскиваю.

Гиббонс оторвал взгляд от записей на столе и поднял голову. Он слышал голос этого, ублюдка, даже не снимая наушников. В дверях его кабинета, держа руки в карманах твидового пальто, стоял не кто иной, как Его Королевское Ирландство, Специальный Следователь Мак-Клири. Интересно, почему Мак-Клири не приобрел для себя в какой-нибудь дешевой лавчонке кокарду с соответствующей надписью.

– Можешь снять наушники. Я задержусь здесь на некоторое время. – Мак-Клири расстегнул пальто и пододвинул стул.

Гиббонс снял наушники и повесил их себе на шею.

– Что тебе надо? Я занят.

– Ты хочешь сказать, что я не занят?

– Поближе к делу, Мак-Клири. Мне дорого время.

– Конечно, дорого. Я бы даже сказал, время бесценно и... ограниченно.

– Это одна из твоих «остроумных» ирландских шуточек?

Мак-Клири сделал трагическое лицо.

– Мое сердце разрывается на части, как подумаю о твоей несчастной жене, коротающей свои дни в одиночестве, пока ее муж отбывает пожизненное заключение где-нибудь на другом конце страны.

Гиббонс заскрипел зубами от злости.

– Двигай отсюда, Мак-Клири. Ты мне сегодня не нужен.

– Должен ли я понимать это так, что ты находишься в заблуждении, будто бы не являешься таким же объектом специального расследования, как и твой напарник Тоцци?

– Что?

– Ты плохой актер, мой мальчик. Не пытайся притворяться передо мной. Сколько лет вы с Тоцци работаете вместе? Десять, по меньшей мере. Насколько мне известно, вы очень близки. Один, говорят, идет в туалет, другой вытирает руки. К тому же теперь вы еще и родственники. Совершенно естественно, что, если один из партнеров готовил хладнокровную расправу, второй должен, по крайней мере, догадываться об этом. Партнер не обязательно должен быть активным участником преступления, возможно, он оказывал пассивную поддержку. Скажем так: знал о том, что его напарник собирается совершить преступление, но ничего не сделал, чтобы остановить его.

Гиббонс в изумлении уставился на него.

– Мак-Клири, будь у тебя мозги, ты был бы просто опасен.

Ирландец прищелкнул языком.

– Катберт, я понимаю, что ты сейчас испытываешь. Но советую тебе и твоему напарнику насладиться последними днями свободного общения. Вы должны знать, что они сочтены.

Мак-Клири улыбался в ожидании реакции Гиббонса, но тот не собирался доставлять ему такое удовольствие. Он надеялся, что если этого придурка просто проигнорировать, то он уйдет.

– Хотя, если подумать, все может обернуться для тебя очень даже неплохо. Ты сможешь оставить службу, не затрудняя себя рапортом об отставке. Думаю, ты близок к тому возрасту, когда об этом уже подумывают. Могу понять, почему человек забывает несколько своих дней рождения. Тебе нечего стыдиться, Катберт. Все это совершенно понятно.

Гиббонс стиснул зубы. Больше всего на свете он ненавидел, когда его называли по имени и высказывались о его возрасте. Для всех знакомых он просто Гиббонс. И, хотя ему всего пятьдесят восемь, его возраст никого не касается. Он справляется со своими обязанностями не хуже любого другого агента и уж, конечно, гораздо лучше Мак-Клири, когда тот был сотрудником ФБР.

• Предыдущая
• 29/58
• Следующая