Грязный бизнес - Бруно Энтони - Страница 41
- Предыдущая
- 41/58
- Следующая
Внезапная острая боль под глазом заставила его вздрогнуть. Он зажмурился и сжал кулаки.
Не обращай внимания, просто не обращай внимания.
Немо подвинулся к штативу с грузом, ослабил установочный винт и нагрузил на штангу еще несколько металлических дисков. Получив желаемый вес, он сел на край подставки и начал осматриваться, ища что-то. Оказалось, ему нужен висевший на «наутилусе» мятый носовой платок. Он схватил его, высморкался и только после этого принял нужную позицию – улегся на спину с вытянутыми ногами. Потерев ладони, крепко ухватился за рукоятки, подтолкнул штангу со штатива и опустил ее почти до уровня груди. Огастин взглянул на предупреждение, висевшее на стене: «Не нагружать снаряд в отсутствие тренера».
Прекрасно.
Огастин быстро, без единого звука открыл дверь, проскользнул в зал с тренажерами, на цыпочках обогнул «наутилус», пройдя сзади Немо, лежавшего на снаряде. Помогли притупленные чувства Немо. Тот был настолько поглощен самим собой, что навряд ли замечал даже того, второго культуриста, когда тот занимался в зале вместе с ним. Огастин встал над потным лицом Немо, держа руки в карманах своего темно-серого кашемирового пальто. Немо не заметил его. Сопя и потея, он продолжал упорно поднимать и опускать эту нелепую штангу. На лице у него было написано невыносимое страдание.
Когда Немо в очередной раз опустил штангу, Огастин придвинулся ближе. Когда штанга снова поднялась, Огастин так подставил свое колено, чтобы Немо не мог вернуть груз обратно на штатив, и слегка шлепнул по штанге. Немо вытаращил глаза и принялся пыхтеть, выдувая горячий воздух, его губы шевелились, он силился что-то сказать, но не мог.
– Не хочу тебе мешать, – произнес Огастин, – продолжай.
Он еще немного надавил на штангу, и Немо едва успел перехватить ее – она чуть не сломала ему шею. Огастин прикинул, что вес штанги, которую удерживал Немо, был примерно двести пятьдесят – триста фунтов.
Немо зажмурился и напрягся, чтобы приподнять груз и вернуть на штатив, но колено Огастина мешало этому. Тогда он прижал локти один к другому, чтобы держать штангу как можно выше, и пробормотал:
– Эй, ты что?
Лицо Огастина перекосилось.
– Заткнись и слушай. У тебя большие неприятности, Немо, и я тебе нужен, чтобы выпутаться. Понял?
Пот струился по щекам Немо и стекал на красную виниловую подушку тренажера под его головой.
– Убери колено.
– Теперь ты будешь работать на меня.
– Отвали, я работаю на Саламандру. Ты же знаешь.
Дрель снова впилась в череп Огастина и медленно, безжалостно принялась за работу. Он сильнее надавил на штангу.
Локти Немо вот-вот могли согнуться.
– Хватит!
– Саламандра очень тобой, недоволен. Он хочет знать, куда ты пропал. И где ковер.
– Бог мой, я пытался его вернуть, но там оказался этот Тоцци. Его не должно было там быть. – Немо хныкал, как ребенок.
– Саламандра знает, что ты наркоман?
– Ты что... Ты что несешь?
Огастин подналег на груз.
– Не-е-е-т!
– Члены организации не должны баловаться наркотиками, не так ли. Немо? У Саламандры есть еще две причины сердиться на тебя. – Он покачал головой. – Тебе грозят большие неприятности.
Впрочем, как и мне, но будем надеяться, что ненадолго.
Немо изо всех сил старался удержать на весу штангу и потому в ответ только хрюкнул.
– Ты больше не нужен Саламандре. Ему надоело нянчиться с тобой. Он прикончит тебя, если увидит в таком состоянии. Хотя, возможно, он все равно тебя убьет. Он считает, что ковер у тебя. И это не лишено смысла. Какой наркоман откажется от запаса героина, которого ему хватит на всю жизнь. Я прав?
Глаза Немо были крепко закрыты, лицо стало неестественного пурпурно-красного цвета.
– У тебя есть возможность избежать всего этого. Но для этого тебе нужен я. Я могу уладить твои дела с Саламандрой. Тебе придется сделать всего две вещи. – Дрель продолжала свою мучительную работу.
– Чего тебе надо? Чего ты от меня хочешь?
– Убей Тоцци и достань ковер. Он у него, Заставь его рассказать, где он, и затем прикончи его.
– Как?
– Ты малый сообразительный. Сам и решай. А где его найти, я подскажу.
– Зачем его нужно убивать? Почему просто не взять ковер?
– Есть две причины. Первая – он слишком много знает, вторая – я не дам тебе ни одной дозы, если ты этого не сделаешь.
– Ты врешь. У тебя нет наркотиков.
– Ну, думаю, Саламандра не станет возражать, если из ковра исчезнет пакетик-другой.
Пускай удержит это из моего гонорара.
Эти слова вызвали у Немо новый прилив энергии. Он открыл глаза и посмотрел на Огастина.
– А что, если я этого не сделаю? Что тогда?
Огастин вздрогнул. Боль, словно нож, вонзилась ему под глаз.
Ах ты, маленький самодовольный болван.
Огастин встал коленями на штангу и проскрипел сквозь зубы:
– Ты помнишь, что случилось с твоим приятелем Джордано? А? Могу устроить повторное представление. Малыш.
Из горла Немо вырвался не то стон, не то вопль.
– Что ты несешь? Не понимаю.
– А тебе и нечего понимать. Это не твоя печаль. Просто делай свое дело, и все хорошо кончится.
Немо отчаянно сопротивлялся, пыхтел, сопел, пытаясь вернуть штангу обратно на штатив, но колено Огастина мешало ему. Немо, однако, продолжал борьбу. Очевидно, ему требовались более убедительные доказательства.
– Как ты думаешь. Немо, сколько порошка в одном таком пакетике? Я думаю, около трехсот граммов. Почти треть килограмма. Если я позволю тебе оставить, скажем, три пакетика, на сколько тебе этого хватит? Килограмм необработанного героина? Примерно десять килограммов той дряни, которой торгуют на улице?
Огастин подвинулся немного вперед, подталкивая штангу ближе к животу Немо, где ему было труднее удерживать ее на весу. Он пристально смотрел на багровое, искаженное лицо Немо, а сам в это время морщился от головной боли.
– Стоп, засранец, прекрати!
Огастин помедлил.
– Ну так что?
– Ты точно все уладишь с Саламандрой? Он не узнает, что это я возьму те пакетики? Ты ему не проболтаешься?
– Если выполнишь мою просьбу...
Немо тяжело дышал. Он слишком долго думал. Огастин продолжал давить на штангу.
Ну, решайся же, черт тебя побери.
– Ладно-ладно! Согласен!
– Вот и хорошо.
Огастин выпрямился и позволил штанге вернуться на место. Затем убрал колено.
– Положи груз на штатив, Немо, расслабься.
Боль в голове стала понемногу отступать.
У Немо вырвался какой-то невообразимый звук, когда он бросил штангу на штатив, о который она ударилась с металлическим грохотом. Руки у Немо обвисли, язык вывалился, он не мог перевести дыхание и лежал, как Марат в ванне.[6]Огастин и сам здорово вспотел в своем пальто.
Огастин взирал на него, словно на червя на тротуаре. Он был жалок. Настолько жалок, что умудрился выудить у него почти килограмм чистого героина. Но это, кстати, и неплохо. Ведь сегодняшнее доверенное лицо, завтра может тебя заложить. Немо как раз из таких. Не исключено, что через какое-то время он приползет к Саламандре, моля его о пощаде. Эти сентиментальные средиземноморские типы все таковы. Ну да ладно. Если его не удержат наркотики, можно будет придумать что-нибудь еще. Когда придет время.
Краем глаза он заметил на другой стороне комнаты тренажер, имитирующий гребную лодку – жалкое подобие настоящих весел. Неожиданно он вспомнил, каково это – вывести восьмерку одному, одному грести по реке, когда бодрящий ветер дует в спину и ощущение подчиняющейся тебе энергии дарит чистую светлую радость. Господи, он не занимался этим со времен Йеля. Воспоминания заставили его улыбнуться. Огастин сделал глубокий вдох и понял, что боль отступила.
Да, подумал он, сливки всегда всплывают на поверхность.
Глава 18
– Ай-е-кэй! – выкрикнул инструктор, стоявший в углу мата. Это был Нил-сенсей, их наставник. Тоцци наблюдал, как он переходил к переднему краю мата. Его свободное черное хакама шелестело при ходьбе. Партнер Тоцци Сэм, так же, как и он, обладатель синего пояса, прекратил давить, и они поклонились друг другу. Последние пять минут они провели, сидя друг против друга на коленях в позе сейза, выполняя кокья-доса. Так всегда завершались занятия в классе айкидо. Это не было отработкой техники или бросков, это было гораздо больше, чем просто упражнение – проверка своего ки, своей внутренней энергии или что-то в этом роде. Для понятия ки у каждого есть собственное определение.
6
Имеется в виду картина известного французского художника Жака Луи Давида (1748 – 1825) «Смерть Марата».
- Предыдущая
- 41/58
- Следующая