Выбери любимый жанр

Старичок с Большой Пушкарской - Житинский Александр Николаевич - Страница 17

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Санька поникла: Крошина мама была абсолютно права.

Ну а дальше все было, как обычно бывает в таких случаях: слезы, упреки, объяснения и наконец долгожданное прощение… Дело кончилось тем, что через полчаса вся троица – Санька, Кроша и Захар – уже стояла у двери Санькиной квартиры.

Мама открыла дверь и заключила Саньку в объятия, плача от счастья и обиды одновременно.

– Как ты могла, как ты могла… – повторяла она, рыдая.

Вдруг мама отодвинулась от Саньки и округлившимися глазами взглянула на что-то, находившееся за Санькиной спиной, на лестничной площадке, потому что дверь еще не успели закрыть.

Кроша, Захар, а за ними и Санька тоже обернулись, повинуясь маминому взгляду, и увидели привидение Софью Романовну, которое стояло перед дверью, сложив руки у живота, как это делают оперные певицы. Привидение, конечно же, было в своем излюбленном подвенечном платье.

– Я зашло попрощаться, – сказало привидение.

– Мамочка, не бойся! – воскликнула Санька. – Это же Софья Романовна… Проходите, пожалуйста!

Привидение вошло в квартиру и последовало на кухню – оттуда с радостным мяуканьем выскочила Аграфена. Привидение подхватило кошку на руки и пошло дальше. В кухне оно уселось на диванчик, не выпуская кошку, и сказало вошедшим следом Санькиной маме и остальным:

– Я бы выпило чаю с печеньем…

– Сейчас, конечно, – поспешно кивнула мама.

– Видишь, я же тебе говорила! Это и есть привидение, – шепнула Санька Захару.

Все расселись за столом в чинном молчании.

Мама разлила по чашкам чай, и привидение Софья Романовна начало говорить:

– Очень скоро Господь возьмет меня к себе. Это состоится… – оно взглянуло на маленькие золотые часики, – …буквально через полчаса. Истекли сорок дней с момента моей телесной смерти. Сейчас решится моя судьба. В назначенный час мне должны прислать гонца. Если явится ангел, значит, меня зовут в рай, если же прибежит чертик, то, увы… – старуха развела руками в белых лайковых перчатках. – Впрочем, мне не о чем беспокоиться. Я жила праведной жизнью…

– Неужто ни разу не согрешили, Софья Романовна? – вдруг спросила мама.

– Почему? Бывало… Но я каялась.

Никто не дотронулся до чашек. Всех будто парализовало. Мысль о том, что сейчас на их глазах душа этой старухи отправится, куда ей предназначено, вызывала мурашки. А старуха мешала чай, задумавшись и унесясь мыслями далеко-далеко…

– Альшоля найди и скажи ему спасибо, – вдруг сказала она, обращаясь к Саньке. – Если бы не он, меня бы никто не увидел. А так я покрасовалась перед уходом… Он славный мальчик. Береги его.

Мама бросила на Саньку странный взгляд – и страх в нем был, и жалость, и внезапное предчувствие чего-то рокового, неизбежного…

И тут раздался звонок в дверь.

– Кто откроет? – спросила старуха, обведя всех взглядом.

– Я! – встала с места Санька.

Она пошла к дверям. За нею гурьбой двинулись остальные: старуха в подвенечном платье и следом, как свита, – мама, Кроша и Захар.

Санька открыла дверь. На пороге стоял маленький мохнатый чертик с кривыми черными рожками и изгибающимся вверху хвостом. Над ним, трепыхая крылышками, плавал в воздухе белоснежный ангелок с золотистыми кудряшками и пухлыми щечками, чем-то похожий на Крошу.

Привидение Софья Романовна прижало руки к груди и бесшумно повалилось в обморок.

Глава 12

Каждое утро из ворот тюрьмы выезжал закрытый фургон с зарешеченными окошками. Он делал разворот на Литейном проспекте и не спеша двигался к новостройкам. В фургоне на низких скамьях сидели, понурившись, двенадцать наголо остриженных мужчин и два милиционера. Это была спецбригада «суточников» – лиц, осужденных за мелкое хулиганство, бродяжничество, порчу государственного имущества, злостное пьянство… Их везли на стройку, чтобы там они смогли искупить свою вину честным трудом. В этой разношерстной компании ехал и Альшоль.

За несколько дней он осунулся и чрезвычайно ослаб. Даже видавшие виды хулиганы, глядя на Альшоля, испытывали жалость и уговаривали начальство оставить старика в покое: не возить на работу. Но милицейский майор был непреклонен.

– Старик симулирует, – говорил он. – Когда от задержания бегал, прыткий был!

На стройке бригада убирала строительный мусор. Альшоль впрягался в носилки: впереди подросток Гоша, любитель телефонных аппаратов, позади – Альшоль. Алкоголик Вася Бушуев, вооружившись совковой лопатой, нагружал носилки.

Работавшие на стройке девушки – штукатуры и плиточницы – жалели осужденных, каждый день приносили им пива в канистре.

Альшоль в первый день тоже попробовал пива и вспомнил его горьковатый вкус. Давным-давно, целую вечность назад, отец поднес ему глиняную кружку с пивом. Это было на хуторе Флюгумири на той самой свадьбе, что так плачевно закончилась. Горечь и запах пива неожиданно воскресили картины свадьбы, пожара, гибели отца и матери.

Альшоль выплюнул пиво, отошел в сторонку.

– Что, не понравилось, дед? – захохотали мужики.

– В Исландии пиво лучше, – сказал Альшоль.

Его товарищи по несчастью уже привыкли к постоянным упоминаниям Исландии, относились к этому добродушно. Ну тронулся старик на Исландии, бывает. Долгими тюремными вечерами, лежа на тесных двухъярусных нарах, они даже просили рассказывать об Исландии. И Альшоль охотно говорил о трётлях, привидениях, скрытных жителях, карликах и карлицах, вызывая смех и шуточки мужиков.

Пока однажды привидение не заявилось в камеру.

Это была девочка лет десяти в ситцевом платье в цветочек, с длинными волнистыми волосами. Она возникла внезапно – только что не было, и вдруг сидит в дальнем углу на нарах и расчесывает гребнем волосы.

Альшоль в это время как раз рассказывал о привидениях, которые приходят к своим губителям. Если загубил чью-то душу – жди привидения, оно явится к тебе немым укором и лишит и сна и покоя…

В камере никто не спал – все слушали Альшоля. Когда появилось привидение, все уставились на него в мертвой тишине, и вдруг один из мужиков, сидевших здесь за то, что разбил витрину магазина, испустил страшный крик и закрыл лицо руками.

– Не надо, не надо! Уйди! Уйди, говорю!.. – закричал он, извиваясь на нарах, будто его поразило электрическим током.

А девочка продолжала молча и плавно расчесывать волосы.

– Это все ты! – Мужик прыгнул на Альшоля с кулаками. – Это ты привел ее сюда! Не хочу! Не могу смотреть!..

Его едва оттащили от Альшоля. А когда оглянулись – привидения уже не было.

После этого случая сокамерники стали относиться к Альшолю с опаской. Больше не расспрашивали про Исландию. А тот, что разбил витрину, проходя мимо, тихо, с угрозой сказал:

– Удавлю!

Днем Альшоль таскал носилки и размышлял: что ж это за планета такая? И стоило ли сюда возвращаться?! Похоже, что за семьсот пятьдесят лет люди стали еще хуже и злее. Умирать, скорее умирать!.. Единственная отрада – Санька. Если бы он остался бессмертным на благословенной Фассии, никогда не довелось бы ему испытать любовь. И Альшоль только крепче сжимал рукоятки носилок, едва поспевая за напарником.

Через неделю Альшоля вызвали в канцелярию тюрьмы.

– Ознакомьтесь и распишитесь, – сказал майор, показывая Альшолю какую-то бумагу.

Альшоль прочитал бумагу. Это было постановление исполкома о направлении гражданина Альшоля в дом для престарелых, в Воронеж.

– Почему Воронеж? Я же просил Исландию… Впрочем, мне все равно, – еле слышным голосом сказал Альшоль и расписался.

Он вернулся в камеру и лег на нары. Если не суждено увидеть Саньку – пускай будет Воронеж. Безразлично, где умирать…

Он почувствовал жар и впал в забытье. Альшолю мерещились цветущие луга Фассии, по которым он гулял вместе со страусом Уэлби и Санькой: Санька ехала верхом на страусе, а Альшоль шагал рядом, показывая ей долины и горы чудесной планеты. А потом из облака мягко упал на них теплый дождь Билинда, и они вместе запели песню…