Самоучитель по философии и психологии - - Страница 24

Мы вроде бы и отошли уже от «монизма» и «дуализма» (подобные понятия в современной философской литературе - редкость), однако же в действительности они никуда не делись, ведь о каждом из нас можно сказать: «Этот верит в "вещи", а этот - в "вещи в себе"». То есть мы до сих пор остаемся все в той же дурацкой ситуации, в которой и были прежде, принимая «по умолчанию» ту или иную из двух виртуальных позиций - или «идеалистическую», или «материалистическую». Другое дело, что эта ситуация, бывшая до сих пор просто дурацкой, теперь стала еще и пикантной, поскольку с недавних пор «идеалистом» быть как-то неловко, а «материалистом» - постно.

Не знаю, достаточные ли это аргументы в пользу того, чтобы отказаться от языковых игр… Впрочем, необходимость отказа от них столь очевидна, заложена в самом термине - «языковые игры», что приводить какие бы то ни было аргументы просто бессмысленно. Наши альтернативы прозрачны: мы или играем, будучи играемыми, или обращаемся к тому, что действительно есть, к тому, что лежит за игрой и до игры, к тому, правда, чего нам никогда не понять в свете «истины» (последняя тоже - языковая игра). Это кажется парадоксальным: обратиться к тому, чего мы никогда не сможем понять, но ведь это незнание отнюдь не лишает нас возможности жить этим, быть этим.

Что же лежит за игрой (условно-пространственно) и до игры (условно-временно)? Раньше я говорил, что это возможность игры, и с логической точки зрения этот тезис представляется мне безукоризненным. Теперь же я говорю иначе - это то, чему мы принадлежим, сами того не осознавая. Мы мыслим себя в содержании, но содержание - это только «стечение обстоятельств», были бы в ходу другие «обстоятельства», то и содержание было бы другим. Содержательному противостоит несодержательное, но это не привычная оппозиция «лево-право» или «да-нет», это система: одно (несодержательное) здесь выражается через другое (содержательное).

Мы же привыкли думать, что есть только то, что выразилось (или хуже того - выражено), но совершенно не приучены думать, что в действительности есть только то, что выражается - сообщает себя посредствам того, что может быть воспринято. Таким образом, мы думаем, что средство - это и есть деятель, что воспринимаемое - это и есть то, что есть. При таком раскладе трудно не стать дуалистом, а став дуалистом, нельзя не играть, а играя уже ничего нельзя - игра все сделает за тебя. Однако же, и мы сами - это «снаружи», то, что воспринимается, а «по факту» то, что мы есть, и это вовсе не одно и то же. Заболтать самого себя в игре слов, дуализмом превратить себя в фантом - это самая незавидная участь из возможных, которой, впрочем, вполне можно избежать.

Наше познание движется «инсайтами» - этими прорывами от озадаченности к ясности. Впрочем, с «инсайтами» возникла невообразимая путаница, которая лучше всего демонстрирует нашу собственную тотальную дуалистичность.

Впервые в научном мире об «инсайте» заговорил В. Келер: он описал способность человекообразной обезьяны «догадываться». Решая пресловутую задачу «с ящиками и бананом», она не просто методом «проб и ошибок» перемещает эти злосчастные предметы друг относительно друга, полагаясь на «счастливый случай», а внезапно «соображает», что нужно сделать, как употребить эти ящики, чтобы достать вожделенное лакомство. Положа руку на сердце, «пробы и ошибки» обезьяна делает и в этом случае, однако здесь она делает их «внутри головы», комбинируя в ней «образы ящиков», добиваясь желаемой цели. Это «инсайт» первого типа.

«Инсайт» второго типа описан З. Фрейдом, но здесь речь идет уже не о практической задаче, но о задаче виртуальной. «Психологические комплексы», не копирующие реальность, а составляющие самого человека, двигаются «внутри» его головы хаотично, как льдины во время ледохода. Основатель психоанализа рассматривал в качестве «инсайта» ситуацию, когда эти виртуальные конструкции складываются, благодаря магии его искусства, обратно - в прежде единую ледяную поверхность. Внезапное осознание пациентом какой-то закономерности, феномена, обстоятельства - это и есть «инсайт» второго типа.

«Инсайт» третьего типа - это дзэн-буддийское «сатори», о чем вряд ли стоит говорить подробно, поскольку это и по определению невозможно, и по факту затруднительно. Здесь человеку открывается, что майя - это майя, а по-настоящему важное - это то, чего он доселе не видел.

Первый тип «инсайта» есть своего рода решение задачи, при которой действия осуществляются с психическими репрезентациями «внешнего мира», но без своего «внешнего компонента»; можно сказать, что они являются собственно психологическими. «Инсайт» второго типа - это решение «умственной задачи», где в сознании происходит завершение ситуации, созданной самим же этим сознанием. «Инсайт» третьего типа - это состояние, при котором уничтожается внеположенность реальности ее психическому дубликату. И в этом вся сущность нашего с вами дуализма: с одной стороны, действительность, которая дана нам в психологическом опыте, с другой стороны, наша деятельность - разумеется, всегда психическая с этим психическим опытом. А по ту сторону этого мракобесия - жизнь, которая проходит мимо нас именно потому, что мы пытаемся ее в самом широком смысле этого слова - представить (дать) себе.

Да, нам никуда не уйти от содержательного ограничения, которое довлеет над всеми нашими философскими вывертами и состоит в следующем: все, что мы имеем, это один только «психологический опыт», а «идеальное» и «материальное» - это не более чем произвольные обозначения явлений на этой карте. «Объективно» то, что в мозгу нет разницы между «идеальным» и «материальным» - там все едино: электрические импульсы и химические реакции. А тот факт, что мы придаем одним - один статус, а другим - другой, есть то единственное, что действительно отличает нас от обезьяны. Но, право, здесь совершенно нечем гордиться, ведь обезьяна отличает это лучше, не имея нужды задаваться подобными вопросами.

Достоверно отличить «инсайт» первого типа от «инсайта» второго типа мы уже не можем, поскольку слишком усложнили, а по правде говоря, засорили систему. Теперь в ней столько «шумов», что различить сообщение не представляется возможным; задумаемся: обезьяна из классического эксперимента не видит «ящиков», ведь «ящик» - это слово, а мы видим… Но как можно видеть слово?! Обезьяна видит элемент реальности, мы видим элемент сознания, она может взаимодействовать с реальностью, мы можем пребывать лишь в интеракциях собственного сознания.

Мы, таким образом, гордимся собственной неспособностью жить; наша жизнь бесповоротно поделилась надвое: с одной стороны, подсознание, с другой - сознание. Они воюют, а мы в этой войне, которая есть буря в стакане воды, невинные жертвы. Здесь, в этой бойне, нет и не может быть ни победителей, ни побежденных, поскольку территория, за которую идет бой, существует лишь благодаря самой этой войне. Не будь этого «локального конфликта», не будет и повода для раздоров.

Мы полагаем, что, когда мы взаимодействуем с некой действительностью, мы взаимодействуем с этой действительностью, но на самом деле мы взаимодействуем с собственным «психологическим опытом», через который нам и дана эта действительность. При этом собственно этой действительности, может быть, и нет в действительности, а то, с чем мы взаимодействуем, может статься, только фантом, сотканный из элементов нашего «психологического опыта», снятого с другой действительности. Где тут что никогда нельзя сказать наверняка, а осуществлять здесь какое-то «познание» - это вообще чистой воды профанация. Только такой методологический подход, в основе которого лежит использование несодержательных принципов, способных оптимальным образом структурировать содержательность, снимает эту проблему, освобождая нас к жизни.

Таков мой «инсайт»…