Две женщины - Карр Джон Диксон - Страница 5
- Предыдущая
- 5/5
– Как будто тут все в порядке. Подписи совершенно тождественны в обоих случаях.
– Правильно. А чернила?
– В них легкий оттенок синего цвета. Да, это, конечно, обычные черно-синие чернила индиго. И что из этого?
– Весь текст в обоих документах написан черными чернилами, за исключением имени жениха и его подписи. Вам не кажется это странным?
– Может быть, это и верно, но здесь нет ничего необъяснимого. Возможно, Глэдсдэйл имел обыкновение носить свои собственные чернила в портативной чернильнице.
Холмс кинулся к письменному столу, стоявшему у окна, и через мгновение вернулся с пером и чернильницей.
– Скажите, это тот же самый цвет? – спросил он, погрузив перо и сделав штрих на кончике документа.
– Совершенно тот же, – подтвердил я.
– Прекрасно. А чернила в этой чернильнице черно-голубые индиго.
Мадам фон Ламмерайн, которая стояла в стороне, вдруг устремилась к шнуру звонка, но, прежде чем она дотронулась до него, прозвучал голос Холмса:
– Даю вам слово, что если вы только коснетесь шнура, вы себя погубите, – сказал он сурово.
Она застыла, протянув руку к шнурку.
– Это что еще за глупости? – спросила она насмешливо. – Вы хотите сказать, что Генри Глэдсдэйл подписал документы о своем браке вот за этим письменным столом? Глупец, любой может пользоваться чернилами такого цвета.
– Совершенно верно. Но эти документы датированы двадцатым июня тысяча восемьсот сорок восьмого года.
– Ну и что же?
– Боюсь, вы допустили небольшую ошибку, мадам фон Ламмераин. Черные чернила с примесью индиго были изобретены только в 1856 году.
Что-то страшное мелькнуло в прекрасном лице, глядевшем на нас при свете свечей.
– Вы лжете! – прошипела она.
Холмс пожал плечами.
– Любой химик подтвердит это, – сказал он, бережно укладывая бумаги в карман своего плаща. – Бесспорно, это подлинные документы о браке Франсуазы Пеллетан, – продолжал он. – Но настоящее имя жениха подчищено и в брачном свидетельстве, и на странице регистрационной церковной книги в Балансе, после чего было вписано имя Генри Корвина Глэдсдэйла. Не сомневаюсь, если окажется необходимым, микроскопическое исследование обнаружит следы подчистки. Но сами чернила являются решающим доказательством и служат примером того, как из-за небольшой ошибки могут рухнуть самые хитроумные планы. Так могучий корабль может разбиться о небольшую роковую скалу. Что касается вас, мадам, то, когда я припоминаю все, что вы проделали для осуществления своих планов против беззащитной женщины, мне трудно подобрать для сравнения какой-нибудь другой пример столь хладнокровной жестокости.
– Вы смеете оскорблять женщину!
– Вы строили планы погубить человека. Этим вы лишились права на привилегию женщины, – сказал он жестко.
Она глядела на нас со злой улыбкой на восковом лице.
– Во всяком случае, вы поплатитесь за это, – сказала она уверенно. – Вы нарушили закон.
– Верно. А теперь звонок, – сказал Шерлок Холмс. – Моим оправданием будут: подделка вами документов, попытка шантажа и – заметьте – шпионаж. Так вот, в знак признания ваших «дарований» я даю вам неделю сроку, чтобы покинуть эту страну. После этого срока о вас будет сообщено властям.
Наступило напряженное молчание, после чего, не произнеся ни слова, Эдит фон Ламмерайн подняла белую изящную руку и молча указала нам на дверь.
На следующее утро в двенадцатом часу, когда посуда еще не была убрана со стола, Шерлок Холмс, вернувшийся с визита, сменил сюртук на старую куртку и сидел в кресле.
– Вы видели герцогиню? – спросил я.
– Да, и рассказал ей обо всем. Исключительно из предосторожности она передала на хранение своему юристу документы с поддельными подписями ее мужа, а также мои письменные показания по этому делу. Но ей теперь нечего бояться Эдит фон Ламмерайн.
– Этим она обязана вам, мой дорогой! – воскликнул я от всего сердца.
– Ну, ну, Уотсон. Дело было достаточно простое. Сама работа явилась для меня наградой.
Я пристально посмотрел на него.
– Вы выглядите немного утомленным, Холмс, – заметил я. – Вам нужно было бы съездить на несколько дней в деревню.
– Может быть. Но это потом. Я не могу уехать из города, пока мадам не покинет наши берега: ведь она особа весьма ловкая.
– Что за прекрасная жемчужина в вашем галстуке? Не помню, чтобы я ее видел прежде.
Мой друг взял два письма с каминной доски и перебросил их мне.
– Их принесли, когда вы ходили к своим пациентам, – сказал он.
Одно из них со штампом Каррингфорд-хауз гласило:
«Вашему рыцарскому заступничеству. Вашему мужеству я обязана всем. Такой долг невозможно оплатить. Разрешите, чтобы эта жемчужина, древний символ верности, была подарком м память о жизни, которую Вы мне возвратили. Что касается меня, то я никогда этого не забуду».
В другом письме без штампа и подписи было написано:
«Мы скоро встретимся снова, мистер Шерлок Холмс.
Я не забуду о вас».
– Все дело в точке зрения, – усмехнулся Холмс. – И мне еще, возможно, придется встретиться с обеими женщинами, которые говорят одно и то же.
Затем, опустившись в кресло, он лениво потянулся за своей трубкой.
- Предыдущая
- 5/5