Дракон Его Величества - Новик Наоми - Страница 37
- Предыдущая
- 37/60
- Следующая
Даже гравюра в книге не до конца его успокоила. Однажды Лоуренс подсмотрел, как он разглядывает свое отражение в озере, вертя головой туда-сюда и закатывая глаза.
— Полно, не то тебя обвинят в тщеславии. — Лоуренс погладил его новые усики. — Они очень красивы, но не надо все время думать о них.
Отчаянный издал непонятный звук и подался вперед, к руке капитана.
— Какое странное ощущение!
— Я делаю тебе больно? — Лоуренс сразу же перестал. Отчаянному он об этом не говорил, но книга легенд оставила у него впечатление, что китайские драконы — по крайней мере империалы и селестиалы — к боевым породам вообще-то не относились. Они сражались, лишь когда стране грозила по-настоящему большая опасность, и славились больше своей красотой и мудростью. Если китайцы намеренно развивали в них эти качества, то усики Отчаянного, по-видимому очень чувствительные, могут сделать его уязвимым в бою.
— Нет-нет, нисколько. — Отчаянный ласково ткнул его носом. — Еще, пожалуйста. — Когда Лоуренс снова стал гладить щупальца, он замурлыкал, потом весь передернулся и прикрыл веками затуманенные глаза. — Это очень, очень приятно.
— О Господи! — Лоуренс убрал руку и в сильном смущении посмотрел вокруг. К его радости, других драконов и авиаторов поблизости не было. — Надо срочно поговорить с Селеритасом. По-моему, у тебя начинается гон. Я мог бы сразу догадаться, когда они отросли. Это значит, что ты стал совсем взрослым.
— Да? — моргнул Отчаянный. — Хорошо. А ты не можешь еще там погладить?
— Прекрасная новость, — сказал Селеритас, выслушав Лоуренса. — Повязать его мы пока не можем, время не позволяет, однако я очень рад. Не люблю посылать в бой детенышей. Я уведомлю заводчиков — пусть подумают, с кем его лучше скрестить. Добавка китайской крови значительно улучшит наши породы.
— А нельзя ли как-то облегчить… — Лоуренс замялся, не зная, как облечь свой вопрос в пристойные выражения.
— Подумаем и об этом, но я бы на вашем месте не беспокоился, — сухо ответил Селеритас. — Мы не лошади, не собаки и способны владеть собой, во всяком случае, не хуже людей.
Это успокоило Лоуренса. Он боялся, что Отчаянному теперь будет трудно выносить соседство Лили, Мессории и других самок — хотя Дульция, похоже, для него была мелковата, — но страхи его действительно оказались напрасными. Поведение Отчаянного нисколько не изменилось, а осторожных намеков Лоуренса он как будто вовсе не понимал.
И все-таки он постепенно менялся. Лоуренсу все реже приходилось будить его утром — он просыпался сам. Ел он теперь реже, хотя и помногу, и двое суток мог обходиться совсем без еды.
Лоуренс опасался, не нарочно ли он голодает — из-за того, например, что ему не уступают первого места или косо смотрят на его изменившуюся наружность. Через некоторое время эти опасения весьма эффектно развеялись. Отчаянный дожидался на утесе кормежки, а Лоуренс стоял в стороне. К Лили и Максимусу, которых всегда вызывали первыми, на этот раз присоединили еще одного дракона, новичка неизвестной Лоуренсу породы, с почти прозрачными крыльями в мраморных оранжево-желтых прожилках. Он был очень большой, хотя и не больше Отчаянного.
Другие драконы отнеслись к этому без возражений, но Отчаянный вдруг рокотнул (этот звук очень напоминал кваканье, если вообразить себе лягушку в двадцать тонн весом) и ринулся вслед за ними.
Пастухи далеко внизу заметались вокруг загонов. Ясно было, что Отчаянного они прогонять не рискнут — и правильно, поскольку он уже вовсю поедал свою первую корову. Лили и Максимус не возражали, новый дракон, вероятно, подумал, что так и надо. Миг спустя пастухи выгнали в долину еще немного скота, чтобы все четверо драконов наелись досыта.
— Превосходные стати. Это ваш, не так ли? — обратился к Лоуренсу незнакомец в плотных шерстяных панталонах и простом штатском сюртуке, то и другое с выделкой в виде драконьей чешуи. Этот человек — бесспорно, офицер авиации — держался как джентльмен, но Лоуренса озадачил его сильный французский акцент.
Саттон, сопровождавший неизвестного, представил его как Шуазеля.
— Я только ночью прибыл из Австрии с Прекурсорисом. — Шуазель показал на мраморного дракона, который деликатно кушал вторую овечку, сторонясь крови, брызжущей из третьей жертвы Максимуса.
— Он привез нам хорошие новости, хотя сам не находит их таковыми, — сказал Саттон. — Австрия мобилизуется и снова вступает в войну с Бонапартом. Как бы ему не пришлось покинуть Пролив ради Рейна.
— Мне было бы больно разрушить ваши надежды, — произнес Шуазель, — но не думаю, что такой оборот возможен. Я не хочу показаться неблагодарным: австрияки приютили нас с Прекурсорисом во время революции, и я перед ними в глубоком долгу. Но их эрцгерцоги дураки и не слушают тех немногих толковых генералов, которые у них есть. Эрцгерцог Фердинанд, противостоящий гению Маренго и Египта — просто абсурд!
— Не нахожу, чтобы при Маренго он действовал так уж блестяще, — возразил Саттон. — Если бы австрияки вовремя подтянули свою вторую воздушную дивизию из Вероны, еще неизвестно, как бы все обернулось. Он удачлив, в этом все дело.
Лоуренс не чувствовал себя настолько сведущим в сухопутной войне, чтобы предлагать свои комментарии, но ему казалось, что замечание Саттона граничит с бравадой. К удаче он питал здоровое уважение, а к Бонапарту удача была благосклонней, чем к другим полководцам.
Шуазель тоже не стал противоречить и лишь едва заметно улыбнулся.
— Быть может, мои страхи беспочвенны, но именно они привели нас сюда: в побежденной Австрии наше положение стало бы аховым. Многие из бывших сослуживцев точат на меня зуб за похищение дракона огромной ценности, — пояснил он, видя вопросительный взгляд Лоуренса. — Друзья предупредили меня, что Бонапарт в случае переговоров намерен требовать нашей выдачи, а затем обвинить нас в государственной измене. Итак, нам снова пришлось бежать, надеясь на ваше великодушие.
Он говорил в легкой, приятной манере, но глубокие складки на лице выдавали печаль и горечь. Лоуренс сочувствовал этому человеку. Он знавал таких же, как Шуазель, французов, морских офицеров, бежавших от революции и влачивших теперь скорбное существование на берегах Англии. Им жилось еще хуже, чем штатским эмигрантам дворянского звания. Их угнетала необходимость сидеть праздно, пока их страна воюет, и каждая победа англичан была для них как нож в сердце.
— О да, приобретение шансон-де-гера[4] помогло нашему великодушию проявиться во всей широте, — с добродушным сарказмом произнес Саттон. — У нас ведь столько тяжеловесов, что еще одного просто девать некуда, особенно ветерана, красивого и хорошо обученного.
Шуазель слегка поклонился и с нежностью посмотрел на своего дракона.
— Охотно принимаю ваш комплимент за Прекурсориса, но и у вас здесь много великолепных зверей. Вон тот медный регал просто уникум, хотя по рожкам видно, что он еще не достиг полного роста. А ваш дракон, капитан Лоуренс, относится, несомненно, к какой-то новой породе? Таких я еще не видывал.
— И вряд ли увидите — для этого вам пришлось бы объехать полсвета, — подтвердил Саттон.
— Это китайская порода, империал, — сказал Лоуренс, разрываясь между нелюбовью к хвастовству и неудержимым желанием похвалиться.
Изумление Шуазеля, хотя и хорошо скрытое, удовлетворило его в высшей степени, но когда дело коснулось истории Отчаянного, он почувствовал себя довольно неловко, рассказывая французу о захвате французского корабля с французским драконьим яйцом на борту.
Шуазель, видимо, уже привык к таким ситуациям и слушал любезно — во всяком случае, внешне. Но Саттону вздумалось еще раз остановиться на постигшей французов неудаче, и Лоуренс поспешил спросить, чем Шуазель будет заниматься в запаснике.
— Здесь, как я понял, проходит подготовку воздушный отряд, в маневрах которого будем участвовать и мы с Прекурсорисом. Возможно также, что мы войдем в это звено как резерв. Селеритас надеется, что Прекурсорис поучит самых тяжелых ваших драконов летать в строю, ведь у нас почти четырнадцатилетний опыт таких полетов.
4
песнь войны (фр.)
- Предыдущая
- 37/60
- Следующая