Замок тайн - Вилар Симона - Страница 60
- Предыдущая
- 60/116
- Следующая
Элизабет заворочалась так, что кровать страдальчески заскрипела под ее грузным телом. Потом до нее донесся топот копыт. Наверняка Гаррисрн. Быстро же он! Может, ей стоит сойти и рассказать ему кое-что? Обойдется. Хотя и забавно будет поглядеть на него, когда он узнает все о своей раскрасавице невесте. Хотя бы о ее связи с Джеком. О том, что Джек пытался шантажировать ее, грозился все раскрыть, а она его за это убрала. Теперь Элизабет не сомневалась, что это так. И Томас Легг в тот вечер был пьян. Несомненно, Ева и поднесла ему выпивку — у нее-то есть ключи от погреба, а Томас никогда не откажется от спиртного. Да еще о милостивой госпоже будет помалкивать и о том, что потерял бдительность, когда Джек Мэррот оказался среди руин.
Из-за окна долетал лай собак, который порой переходил в протяжный вой. Потом все стихало. Гаррисон, похоже, не собирался поднимать переполох. Но ему она все равно ничего не скажет, только Энтони. Завтра.
Элизабет уже стала подремывать, когда легкий стук в окно разбудил ее. Летучая мышь билась о стекло, привлеченная светом. Элизабет тихо выругалась и задула свечу ночника. Темнота стала кромешной, да и глаза уже совсем слипались.
Но спала она плохо, изжога мучила и во сне. Она порой просыпалась, ворочалась, и именно в одно из таких пробуждений что-то учуяла. Какой-то шорох. Совсем близко, во мраке. Она замерла, прислушиваясь. Хотя Элизабет и не зашторила занавеси полога на ночь, в комнате царил полнейший мрак. Даже луны видно не было, и проем окна высвечивался в темноте блеклым пятном.
Тут она опять ощутила шорох — под чьими-то тихими шагами зашуршала плетеная циновка. Чья-то тень скользнула мимо окна.
Элизабет почувствовала, как в груди все словно застыло от страха. И зачем только она погасила ночник?
Элизабет резко села, кровать скрипнула.
— Кто здесь? Отвечайте или я криком разбужу весь замок!
Ответа не последовало, а у Элизабет вдруг мелькнула ужасная догадка. Оно. Если это оно… Говорят, оно хитрое и опасное. И любит убегать.
От страха у нее сперло дыхание. Лишь с неимоверным усилием ей удалось втянуть воздух, чтобы закричать, но она не успела этого сделать.
— Тсс!
Это «тсс» оглушило ее и не дало подать голос. Затем было уже поздно: что-то налетело на нее, опрокинуло, схватило за горло. В следующий миг подушка была вырвана у нее из-под головы, ее набросили на лицо Элизабет и надавили.
В первый миг она даже не сопротивлялась, но ее тело стало действовать раньше, чем опомнился разум, — оно билось, вырывалось, изгибалось. Элизабет, несмотря на возраст, все же была очень сильной женщиной, и тому, кто сидел на ней, придавливая подушкой, приходилось туго. Паника увеличила ее силы, и она так рвалась, что кровать едва ли не развалилась под ними, ходила ходуном.
Оставшиеся свободными, ее руки вцепились в убийцу, толкали, откидывали, пока не начали ослабевать. Может, именно в этот момент, хватаясь за того, кто сверху, она в полумраке сознания заподозрила, кто это. Это словно удесятерило ее силы, вызвало полубредовые остатки сопротивления, возмущения и негодования. Она была очень сильна; тот, кто сверху, не мог совладать с ней. В какой-то миг она почти скинула с себя убийцу. По крайней мере, подушки больше не было на лице, и она с диким хрипом втянула спасительный воздух.
И тут же, после резкого металлического звука, Элизабет ощутила обжигающий холод на горле и со страшным удивлением поняла, что оно перерезано; хрип перешел в тихое похлюпывание рвущейся наружу крови. Сквозь весь свой ужас она осознала, что еще жива и даже понимает, что прилипшее к ее губам и высунутому языку — это пух из распоротой вместе с шеей подушки, которая и не позволила убийце прикончить ее сразу.
А потом она поняла, что он делает с ней, — сквозь мякоть сального покрова на животе добирается туда, где покоилось содержимое ее ужина. На мгновение ее пронзила боль от желудка и выше, а затем ощущение, как металл натыкается на ребра. От ужаса и боли она все же захрипела каким-то нечеловеческим хрипом. А руки, хватаясь за живот, увязли в собственной липкой плоти.
Больше она не могла даже вздохнуть, проваливаясь во мрак, и последней ее мыслью было: «Я тону».
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Джулиан Грэнтэм любил начинать день беседой с собственной душой. Поэтому, несмотря на то что его голова после вчерашнего макового отвара была тяжелой, он все же, едва одевшись, поспешил преклонить колени и вознес обычную утреннюю молитву, не забыв помолиться и за короля, моля Бога охранить от всех бед и опасностей Его неспокойное Величество.
Что Карла уже нет в соседней комнате, он и не сомневался. Карл всегда вставал очень рано, и даже успокоительное зелье, что принесла им служанка на сон грядущий, не смогло заставить его остаться в опочивальне дольше обычного часа. Порой Джулиану казалось, что молодой король наделен какой-то сверхчеловеческой энергией, не свойственной обычным смертным; он был уверен, что Карл уже покинул замок ради своей привычной утренней прогулки. К тому же Джулиан припомнил обрывки вчерашнего разговора короля с Евой, когда они уже шли в свои покои: любовники договаривались, что Карл утром, как обычно, пойдет прогуляться пешком, а Ева попозже присоединится к нему верхом, чтобы не вызвать ни у кого подозрений.
При мысли о Еве Джулиану стало не по себе. Эта женщина, безусловно, расставила силки для Его Величества, в которые молодой король кинулся сломя голову. Если после шока вчерашних событий они и отменили ночное свидание, то навряд ли это продлится долго, что бы ни таилось за всеми этими жуткими смертями в Сент-Прайори.
Джулиан старался не думать о вчерашней находке, но мысли сами собой лезли в голову. И ему становилось стыдно от того, что он позволил себе вчера так впасть в панику. Но этот обглоданный труп… Вчера он даже едва не забыл о своем долге — охранять Карла Стюарта! А ведь он, Джулиан, почуял неладное еще там, среди развалин. Теперь он не мог понять, как это у него вышло. И это его смущало. Какое-то потаенное, почти животное чувство подсказало ему опасность. Это казалось странным, словно кто-то другой, кто таился в нем где-то за пределами объяснимого, мутил его разум, приказывал, повелевал. Он не смог совладать с собой, струсил, а Карл, этот циничный, насмешливый Карл, все видел. Но разве и король не поддался панике, когда они, двое бывалых, не раз видевших смерть мужчин, были напуганы, словно школьники, и вели себя вовсе не подобающе? Или это воздух Сент-Прайори помутил их разум? В этом замке что-то не так. Нездоровое, таинственное место, им следовало бы покинуть его как можно раньше. Но там, где он был вчера утром, среди других людей, с их заботами о спасении от властей Его Величества, он об этом не думал. Как не думал и о той опасности, какой теперь стала для них Ева Робсарт. А сегодня выходило, что не только она.
Сейчас он вспомнил, как эта дама Элизабет стремилась о чем-то рассказать своему брату. Джулиан понял, что она не так проста, как прикидывается, и не на шутку испугался.
Да, странный вчера был вечер. Страхи, подозрения, беспокойство. Громада Сент-Прайори словно давила их своими загадками. Ужасное место. И им ведь еще придется жить здесь, пока не явится посланец от лорда Уилмота.
Однако сейчас, утром, все казалось не таким уж и мрачным. Солнце светило в окна, утро вставало ясное, солнечное, великолепное. Нет ничего лучше солнечного света, чтобы смыть все страхи, которые приходят во мраке. На свете они становятся словно слабыми тенями. Только… Он знал, что загадки Сент-Прайори не оставят их в покое.
Джулиан вышел из покоев с мрачным лицом. В проходе старых стен еще таился полумрак. Но слуги уже проснулись, со стороны кухни доносился звон посуды и обрывки речи, а когда он миновал холл, то даже различил запах бекона. Джулиан решил пройти в замковую часовню, чтобы хоть там немного успокоиться. Она занимала угловое положение в замке, он уже заходил сюда перед отъездом в Солсбери. Как католик, он относился с особым почтением к подобным помещениям. К тому же старинная часовня, хоть и лишенная, по новым традициям, всяких украшений, все же таила в себе какое-то особое очарование, оставшееся со времен, когда Сент-Прайори был аббатством, — строгая и воздушная, с изящными веерообразными сводами, окнами-витражами и семейными надгробиями вдоль стен.
- Предыдущая
- 60/116
- Следующая
