Стихи - Маяковский Владимир Владимирович - Страница 10

ГИМН ЗДОРОВЬЮ Среди тонконогих, жидких кровью, трудом поворачивая шею бычью, на сытый праздник тучному здоровью людей из мяса я зычно кличу!

Чтоб бешеной пляской землю овить, скучную, как банка консервов, давайте весенних бабочек ловить сетью ненужных нервов!

И по камням острым, как глаза ораторов, красавцы-отцы здоровенных томов, потащим мордами умных психиаторов и бросим за решетки сумасшедших домов!

А сами сквозь город, иссохший как Онания, с толпой фонарей желтолицых, как скопцы, голодным самкам накормим желания, поросшие шерстью красавцы-самцы! 1915 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.

ВАМ! Вам, проживающим за оргией оргию, имеющим ванную и теплый клозет! Как вам не стыдно о представленных к Георгию вычитывать из столбцов газет?

Знаете ли вы, бездарные, многие, думающие нажраться лучше как,может быть, сейчас бомбой ноги выдрало у Петрова поручика?..

Если он приведенный на убой, вдруг увидел, израненный, как вы измазанной в котлете губой похотливо напеваете Северянина!

Вам ли, любящим баб 1000 да блюда, жизнь отдавать в угоду?! Я лучше в баре блядям буду подавать ананасную воду! 1915 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

НАДОЕЛО Не высидел дома. Анненский, Тютчев, Фет.* Опять, тоскою к людям ведомый, иду в кинематографы, в трактиры, в кафе.

За столиком. Сияние. Надежда сияет сердцу глупому. А если за неделю так изменился россиянин, что щеки сожгу огнями губ ему.

Осторожно поднимаю глаза, роюсь в пиджачной куче. "Назад, наз-зад, н а з а д!" Страх орет из сердца, Мечется по лицу, безнадежен и скучен.

Не слушаюсь. Вижу, вправо немножко, неведомое ни на суше, ни в пучинах вод, старательно работает над телячьей ножкой загадочнейшее существо.

Глядишь и не знаешь: ест или не ест он. Глядишь и не знаешь: дышит или не дышит он. Два аршина безлицего розоватого теста: хоть бы метка была в уголочке вышита.

Только колышутся спадающие на плечи мягкие складки лоснящихся щек. Сердце в исступлении, рвет и мечет. "Назад же! Чего еще?"

Влево смотрю. Рот разинул. Обернулся к первому, и стало иначе: для увидевшего вторую образину первый воскресший Леонардо да-Винчи.

Нет людей. Понимаете крик тысячедневных мук? Душа не хочет немая идти, а сказать кому?

Брошусь на землю, камня корою в кровь лицо изотру, слезами асфальт омывая. Истомившимися по ласке губами тысячью поцелуев покрою умную морду трамвая.

В дом уйду. Прилипну к обоям. Где роза есть нежнее и чайнее? Хочешь тебе рябое прочту "Простое как мычание"?

Для истории

Когда все расселятся в раю и в аду, земля итогами подведена будет помните: в 1916 году из Петрограда исчезли красивые люди.

* См. Анненский, Тютчев, Фет. 1916 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

Я И НАПОЛЕОН Я живу на Большой Пресне, 36, 24. Место спокойненькое. Тихонькое. Ну? Кажется - какое мне дело, что где-то в буре-мире взяли и выдумали войну?

Ночь пришла. Хорошая. Вкрадчивая. И чего это барышни некоторые дрожат, пугливо поворачивая глаза громадные, как прожекторы? Уличные толпы к небесной влаге припали горящими устами, а город, вытрепав ручонки-флаги, молится и молится красными крестами. Простоволосая церковка бульварному изголовью припала,- набитый слезами куль,а У бульвара цветники истекают кровью, как сердце, изодранное пальцами пуль. Тревога жиреет и жиреет, жрет зачерствевший разум.

Уже у Ноева оранжереи покрылись смертельно-бледным газом! Скажите Москве пускай удержится! Не надо! Пусть не трясется! Через секунду встречу я неб самодержца,возьму и убью солнце! Видите! Флаги по небу полощет. Вот он! Жирен и рыж. Красным копытом грохнув о площадь, въезжает по трупам крыш!

Тебе, орущему: "Разрушу, разрушу!", вырезавшему ночь из окровавленных карнизов, я, сохранивший бесстрашную душу, бросаю вызов!

Идите, изъеденные бессонницей, сложите в костер лица! Все равно! Это нам последнее солнце солнце Аустерлица!

Идите, сумасшедшие, из России, Польши. Сегодня я - Наполеон! Я полководец и больше. Сравните: я и - он! Он раз чуме приблизился троном, смелостью смерть поправ,я каждый день иду к зачумленным по тысячам русских Яфф! Он раз, не дрогнув, стал под пули и славится столетий сто,а я прошел в одном лишь июле тысячу Аркольских мостов! Мой крик в граните времени выбит, и будет греметь и гремит, оттого, что в сердце, выжженном, как Египет, есть тысяча тысяч пирамид! За мной, изъеденные бессонницей! Выше! В костер лица! Здравствуй, мое предсмертное солнце, солнце Аустерлица!

Люди! Будет! На солнце! Прямо! Солнце съежится аж! Громче из сжатого горла храма хрипи, похоронный марш! Люди! Когда канонизируете имена погибших, меня известней,помните: еще одного убила война поэта с Большой Пресни! 1000

1915 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.

ЭЙ! Мокрая, будто ее облизали, толпа. Прокисший воздух плесенью веет. Эй! Россия, нельзя ли чего поновее?

Блажен, кто хоть раз смог, хотя бы закрыв глаза, забыть вас, ненужных, как насморк, и трезвых, как нарзан.

Вы все такие скучные, точно во всей вселенной нету Капри. А Капри есть. От сияний цветочных весь остров, как женщина в розовом капоре.

Помчим поезда к берегам, а берег забудем, качая тела в пароходах. Наоткрываем десятки Америк. В неведомых полюсах вынежим отдых.

Смотри, какой ты ловкий, а я вон у меня рука груба как. Быть может, в турнирах, быть может, в боях я был бы самый искусный рубака.

Как весело, сделав удачный удар, смотреть, растопырил ноги как. И вот врага, где предки, туда отправила шпаги логика.

А после в огне раззолоченных зал, забыв привычку спанья, всю ночь напролет провести, глаза уткнув в желтоглазый коньяк.

И, наконец, ощетинясь, как еж, с похмелья придя поутру, неверной любимой грозить, что убьешь и в море выбросишь труп.

Сорвем ерунду пиджаков и манжет, крахмальные груди раскрасим под панцирь, загнем рукоять на столовом ноже, и будем все хоть на день, да испанцы.

Чтоб все, забыв свой северный ум, любились, дрались, волновались. Эй! Человек, землю саму зови на вальс!

Возьми и небо заново вышей, новые звезды придумай и выставь, чтоб, исступленно царапая крыши, в небо карабкались души артистов. 1916 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.